Хироси Сакурадзака - Грань будущего
Чего они ждут?
Ёнабару не погиб во время первого залпа.
Копье, которое должно было убить его, устремилось ко мне. Я бы не успел даже сдвинуться с места. Никогда не забуду эту картину: вражеское копье летит прямо на меня.
5
Дешевая книжка, которую я читал, лежала возле подушки.
Это был детектив про американского сыщика, который считался кем-то вроде эксперта по Востоку. Я заложил указательным пальцем страницу со сценой, в которой все основные действующие лица встречаются за ужином в японском ресторане в Нью-Йорке.
Не поднимаясь, осторожно оглядел казарму. Ничего не изменилось. У девицы в купальнике с плаката по-прежнему была голова премьер-министра. Радио с давно отказавшими басами скрипело старую песню с верхней койки; давным-давно почивший с миром певец советовал не плакать об утраченной любви. Я подождал немного и, убедившись, что диджей начал зачитывать прогноз погоды чирикающим, чуть хрипловатым голосом, сел в койке.
Затем повернулся и спустил ноги на пол.
Я изо всех сил ущипнул себя за руку. Кожа начала багроветь. Больно было – просто жуть. На глазах выступили слезы.
– Кэйдзи, подпиши-ка. – Ёнабару перегнулся через бортик верхней койки.
– …
– Ты чего? Еще не проснулся?
– Да нет. Тебе моя подпись нужна? Давай поставлю…
Ёнабару снова скрылся из вида.
– Можно я задам тебе странный вопрос?
– Что еще? Мне просто нужно, чтобы ты поставил подпись там, где линия из точек. – Его голос звучал глуховато через раму койки. – Больше писать ничего не нужно, и не надо рисовать на обороте лейтенанта или еще чего…
– А зачем мне это делать?
– Не знаю. Но я в первый раз именно так и поступил.
– Не сравнивай… ладно, забудь об этом. Я вот что спросить хотел. Наступление будет завтра, да?
– Так точно. Такие планы обычно в последний момент не меняют.
– А ты никогда не слышал о том, чтобы человек переживал один и тот же день раз за разом?
Ёнабару ответил не сразу.
– Ты точно проснулся? День, который был до сегодняшнего, – вчера. День, который будет после него, – завтра. Если бы этот порядок в мире не соблюдался, у нас не было бы ни Рождества, ни Дня святого Валентина. И тогда – кранты. А может, и нет.
– Да. Точно.
– Слушай. Ничего серьезного в завтрашней операции не будет.
– Да, конечно.
– Если будешь слишком трястись, спечешься – лишишься остатков мозгов еще до того, как враг попробует их тебе вынести.
Я тупо уставился на алюминиевые трубки, из которых была сделана рама койки.
Когда я был маленьким, война с мимиками уже началась. Вместо ковбоев и индейцев или копов и грабителей мы сражались с пришельцами, вооруженные игрушечными пистолетиками, стрелявшими пластиковыми пульками с помощью пружинки. Когда в тебя попадали, кожу немного жгло, и только. Даже при выстреле в упор серьезной боли не было. Я всегда играл роль героя, который погибал ради других. Я храбро выскакивал вперед на линию огня, закрывая своим телом товарищей от града пуль. После каждого попадания легонько подскакивал, старательно изображая страдания. У меня здорово получалось. Вдохновленные смертью героя, его товарищи храбро бросались в контратаку. Он благородно жертвовал собой ради спасения человечества. Естественно, объявлялась победа, и все те, кто играл за пришельцев, возвращались на сторону людей и присоединялись к празднованиям. Игру интереснее этой мы и представить себе не могли.
Притворяться, что ты герой, павший в бою, – это одно. Геройски погибнуть на настоящей войне – совсем другое. Став старше, я наконец понял разницу и знал, что не хочу умереть. Даже во сне.
От некоторых кошмаров невозможно избавиться, как и сколько раз ни пытайся. Я затерялся в кошмаре, и как ни старался выбраться, все равно оставался в ловушке. До меня дошло, что я угодил в петлю, из которой не смогу вырваться, и это было хуже всего. Я отчаянно пытался подавить панику.
Неужели это действительно происходит со мной?
Тот день, который я пережил уже дважды, начинался снова. Или, может, это и в самом деле обычный кошмар? В этом случае он и будет развиваться по тому сценарию, который я запомнил. Ведь все происходит только у меня в голове. Почему нет?
Нелепость какая! Я ударил кулаком по матрасу.
Приснился ли мне острый черный наконечник, летящий прямо в меня? Было ли копье, раздробившее нагрудную пластину и пробившее грудь, лишь плодом моего воображения? Действительно ли я просто выдумал море крови и то, как выкашливал куски собственных легких?
* * *Давайте я расскажу о том, что происходит, когда у тебя больше нет легких. Ты тонешь. Не в воде, а в воздухе. Хватай его ртом сколько хочешь. Разорванные легкие не могут подавать кислород, необходимый твоему телу, в кровеносную систему. Вокруг тебя друзья машинально, не задумываясь, вдыхают и выдыхают, а ты один тонешь в море воздуха. Я не знал этого, пока не испытал сам. Даже не слышал о чем-то подобном. Значит, не мог этого придумать. Все произошло на самом деле.
Не имело значения, расскажу я о произошедшем кому-то или нет, поверит ли мне кто-нибудь, правда останется правдой. Ощущения, навсегда врезавшиеся мне в память, служили тому доказательством. Боль, молнией проносящаяся по телу, ноги, которые тяжелеют так, словно их набили песком, ужас, такой сильный, что не выдерживает сердце, – это нельзя придумать, это нельзя увидеть во сне. Не знаю, как такое возможно, но я был убит. Дважды. В этом сомневаться не приходится.
Я был не против выслушать историю Ёнабару, которую уже слышал раньше. Да я сделаю это десять, сто раз, чем больше, тем лучше. Наш обычный распорядок дня был забит одной и той же ерундой, повторяющейся день ото дня. Но снова пойти в бой? Нет, спасибо.
Если я останусь на базе, меня убьют. Умру я до или после Ёнабару, особого значения не имеет. Я не смогу пережить этот бой. Нужно убираться отсюда. Куда угодно, лишь бы не оставаться здесь.
Даже у святых терпение не безгранично, а я вовсе не святой. Я никогда не был одним из тех, кто слепо верит в Бога, Будду и тому подобную чушь, но если кто-то там, наверху, вдруг решил дать мне третий шанс, лучше им не разбрасываться. Если я так и буду сидеть здесь, тупо пялясь на верхнюю койку, то закончу свой путь в черном мешке. Если не хочу умереть, надо пошевеливаться и убираться отсюда. Сделай, а думать будешь потом. Как учили на тренировках.
Если сегодня повторится то же, что было вчера, то с минуты на минуту заявится Феррел. Когда он пришел в первый раз, я сидел на толчке, во второй – болтал с Ёнабару. Затем мы отправимся на эту дурацкую физподготовку и вернемся вымотанными до предела. Я стал усиленно размышлять. Парни из семнадцатой роты будут на тренировке. Мало того, все остальные солдаты на базе, у кого есть свободное время, заявятся на плац, чтобы поглазеть и позлорадствовать. О лучшей возможности выбраться с базы нельзя и мечтать. Учитывая, каким усталым я вернусь с тренировки, другого шанса мне может не представиться.
Если я получу травму, возможно, все получится. Никто ведь не отправит раненого солдата на физподготовку. Повреждение должно быть достаточно серьезным, чтобы помочь мне избежать тренировки, но не настолько серьезным, чтобы уложить меня в постель. Из порезов на голове, даже неглубоких, кровь хлещет, как из недорезанной свиньи. Это первое, чему нас научили на курсах оказания первой помощи. Я подумал тогда: какой толк будет от первой помощи? Да какую вообще помощь можно оказать человеку, которому копье мимиков снесло голову? Но, похоже, придется признать: мы не ведаем, когда пригодятся полученные знания. Только действовать нужно было быстро.
Ах ты ж черт! Мне предстояло заново прожить целый день и при этом времени не хватало катастрофически. Наш тупоголовый сержант уже идет сюда. Шевелись! Шевелись!
– Чего ты там расшумелся? – небрежно поинтересовался Ёнабару.
– Выйду на минутку.
– Выйдешь? Эй! Мне же нужна твоя подпись!
Я соскочил с койки, даже не удосужившись завязать шнурки. Шлепая ботинками по бетону, я так спешил, что чуть не врезался в стену, на которой висел постер с красоткой в купальнике. А потом пронесся мимо парня, который валялся на своей койке с порножурналом.
У меня не было четкой цели. Первостепенная задача – ни в коем случае не наткнуться на Феррела. Нужно было убраться подальше, пораниться вдали от посторонних глаз и заявиться в казарму в крови примерно в тот момент, когда Ёнабару и сержант будут заканчивать разговор. Для плана, состряпанного на бегу, мой замысел был не так уж плох.
Вот дерьмо… надо было прихватить боевой нож, который лежал у меня под подушкой. В схватке с мимиком от него было бы мало толку, но вот открыть консервную банку, разрезать дерево или ткань – запросто; ни один уважающий себя солдат не обойдется без такого оружия. Я резался этим ножом на тренировках тысячу раз. Поранить им голову было бы легче легкого.