Вадим Денисов - Возвращение
Стоять вот так на краю обрыва, дышать свежим ветром и смотреть на мир, простирающийся под ногами, — это всегда завораживает!
Прокачиваем.
Есть ряд особых примет, условий, определенных особенностями местности. Есть профессиональное чутье, в конце концов, выработанное тяжким трудом и долго накапливаемым опытом. Называйте как хотите: интуиция, везение или Перст Указующий в виде серебряного амулета, врученного группе самими Смотрящими. Желаете большей конкретики? Не думаю, что такая информация в ближайшее время может вам пригодиться, вы же не сталкеры… Праздный интерес.
Если попадете сюда и станете таковыми, начнете с самых азов, пройдете специальное обучение, потом экзамены.
Нудятина вообще-то и никакой романтики.
— Четыре полянки перспективны. — И передал бинокль другу.
Гоблин изучал окрестности не меньше десяти минут, я даже сел на траву.
— Пять! — решил он, сразу потребовав: — Давай сверяться.
Мы тут же начали некультурно тыкать в пространство пальцами, помогая себе описаниями примет, провозились долго. Перепроверяя и постоянно сомневаясь. Наконец я согласился: действительно, пять полянок могут нас порадовать, из них две наиболее заманчивы. В обоих случаях невысокий сосновый лес обрывается резко, линия ломается — словно прямоугольный пропил в абрисе. Строй деревьев как бы «падает» на несколько метров, однако почти сразу же и поднимается. Если там есть локалка, то между соснами прячется узкий лиственничный перелесок, обычно так. Будто ножничками выстригли, и все мы знаем, кому принадлежит чудо-инструмент.
— Сомов, трахома, у дальней точно есть «отрезок»! — приглядевшись к одной из точек, я обрадовался.
— Не сглазить бы…
Предстоит пахота.
И что самое обидное, потраченный труд не гарантирует находки.
С этой точки наблюдения очень сложно определить ориентиры, которые помогут найти перспективные места с равнины, с дороги. Хорошо, если в таких случаях удается найти одинокое приметное дерево, на траверзе которого расположен потенциальный объект интереса. Подойдет свежий скальный обломок или старый замшелый валун, годится и хитрая загогулина дороги.
Ну, все, что могли, сделали, дальше работаем пехом, внимательно оглядывая округу.
И мы тронулись в путь.
Под горочку шлось бодренько. Удивительно, настроение было отличным!
Движение — это жизнь, банальность выражения не отменяет его гениальности. Для сталкера особенно. Я даже тихонечко запел одну из любимых, «Space Junk» — финальную песенку из первой части старенького сериала «Ходячие мертвецы», вполне подходит для поискового настроения. А то, что для пения таким «мастером», как я, музыка не очень-то приспособлена, — так плевать на то. Хочется! Гоблин какое-то время слушал, показалось, что даже с удовольствием, а потом жутким голосом затянул вместе со мной припев. В такт шагам. Почти строевая.
На трассе было по-прежнему безлюдно, обзор хороший, опасок нет, интересов тоже. Часто по сторонам смотрим? Именно так, сталкеры очень много внимания уделяют исследованию кругозора — что делать, такая работа…
В долине деревья были и размером поменьше, и стояли пожиже.
На радость, местность пока ровная — холмы начинаются чуть дальше по дороге, частые полянки рядом с трассой, где поуже, где пошире. Справа лиственные рощи узкими языками подбираются почти вплотную к грунтовке, у обочин стоят лишь низкие кустики да одинокие деревца посреди густой травы. Слева вдалеке виднеются горы, там лес стоит высокий, смешанный, в расцветке которого переливаются все оттенки зеленого. Ближе хвойные деревья попадаются не столь часто, светленький лесок, нарядный, не опасный. До него метров двадцать.
Через каждые пятьсот метров останавливались, замирали и слушали лесные звуки.
Беспокоило одно — почему нет никаких следов?
Первые две точки проверили быстро: помогло удобство доступа — одним радость, а у нас рожи сразу стали кислыми. Тем не менее работали по плану, честно и добросовестно. Лысые полянки… И опять никаких следов!
Третья точка спряталась глубоко в чаще. При сходе с трассы я позорно ошибся, как последний новичок, забурившись в самый бурелом. Поматерились и выбрались назад, совершенно по-дурацки потратив силы. Поляну нашли только с третьего захода, убедившись, что и в данном случае Смотрящие ничего для нас не приготовили.
Попили холодного чаю, погрызли невкусных медвежьих чипсов.
— Косулю, что ли, хлопнуть? — заполнил паузу Сомов, разваливаясь на траве.
— Ты особо на земле не лежи, холодная все-таки… Видел?
— Ага. Водятся. У меня и заряд подходящий.
Попробовав один раз, Гоблин больше не хочет грызть свинец, благоразумно нарезав мультитулом жеребья различной длины и веса.
— А я не видел. Долгая тема.
— Тогда зайца. Вон они бегают.
Зайцев тут очень много, совершенно непуганых.
— Масло на зайца тратить не разрешу, — отрезал я.
Мишка насупился. Дело в том, что зайчатина — не самое лучшее мясо в плане питательности. Слишком постное, в нем практически нет жира. Жить исключительно зайчатиной нельзя — дистрофиком станешь. С маслицем и травками ничего, но мне жалко расходовать дефицит на столь несерьезную добычу.
Немножко передохнув, мы поднялись и пошли дальше.
Только начали движение, как Сомов ни того ни с сего брякнул:
— Костян, а ты знаешь, китайцы считают, что злые духи умеют ходить только прямо. Если перед ними поставить стенку, то пройти не могут. Не умеют огибать углы.
— Господи, Мишка, где ты этого нахватался?
— В шанхайском кабаке слышал.
— А… Я испугался, что книжку какую-нибудь прочитал, — сказал я с облегчением.
— И еще. Все злые духи к китайцам приходят с севера. Как мы.
— Типун тебе на язык! Вот это уже хреново. Хотя… Китайцы, по самоощущению, — жители центра, и Россия для них типа восток, их карты с нашими не совпадают… Чудеса иероглифичносги мышления.
— Лишнее мудришь, — отрезал Сомов. — Китаец алеет на востоке, и точка.
Возле маркера четвертой точки — одинокого дерева, поврежденного молнией, — мы посоветовались и свернули в сторону реки. Через триста метров кустарника вперемешку с густым кедровым стлаником шедший впереди Гоблин остановился, сразу повернув голову в нужную сторону — как флюгер. Настоящий лес был с одной стороны, справа от нас. Слева под ласковым, но еще слабым весенним солнышком грелась огромная травяная поляна, плоская, как блин. Обманчиво красивая — если не всматриваться, сплошной Васнецов и Шишкин.
Раздвинул кусты молодого орешника…
— Гоб, машина!
Сомов стрельнул глазами, тоже зацепился.
— Твою мать…
Центр почти круглой поляны занимало ядовитого цвета болотце, обманчиво слившееся по краям с обычной зеленой травой.
На дальнем от нас краю из трясины не больше чем на метр торчал угол большого дома.
Бревенчатого!
Габариты строения определить невозможно — видно только кусочек локалки, весь зеленый от мха. Трахома, это нижние венцы, крышей вниз ухнула!
— Охренеть, ништяк утонул! — растерянно проблеял Мишка и умолк.
— Не, так не бывает…
Мне тоже нечего было сказать.
Но она реально утонула! Самая настоящая локалка. И не подберешься ведь!
— Кастет, это как так?
— Что — Кастет? — досадливо откликнулся я. — Сам ни черта не понимаю… Сползла? Так не с чего ей было сползать, кругом ровная поверхность.
Машина стояла на самом краю поляны.
Точнее, то, что от нее осталось. Никогда мы с Гоблином подобного чуда не видели.
Подходили медленно и не с опасениями нарваться на выстрел из зарослей или удар хищным клыком в бок — беспокоил необычайно мягкий грунт под ногами: не провалиться бы, не угодить бы в коварную трясину!
— Старая модель, тридцатые года прошлого века, — решил Сомов, потыкав первой попавшейся под руку веткой в крышу авто. — Американка?
— Я не эксперт в такой старине, может, и германская, какой-нибудь «опелек». Даже скорее всего. Немецкая модель.
— У деда «москвич» был древнющий, похож.
Говорили тихо, настороженно, как на заброшенном кладбище. А тут еще и облака начали собираться.
Задние колеса автомобиля ушли в рыхлую влажную почву наполовину, передние — на треть. Резина покрышек была полностью укутана густым пушистым мхом, как и почти весь капот. Кузов — неопределенно-ржавого цвета, с облупившимся слоем краски, не мятый, не битый, не разобранный. Стекла целые.
Словно леший в сказочном лесу. Техногенный.
— Да что же здесь произошло? — От таких непоняток Мишка возмутился.
Я пожал плечами. Странно, удивительное зрелище вызвало легкое чувство меланхолии. Жалко… Бездарно брошена и теперь навеки останется тут, доживет свой недолгий новый век на краю болота, где корпус постепенно съест ржавчина. Пройдет совсем немного времени, и природа поглотит так и не побегавшее по Платформе железо.
