"Фантастика 2025-29". Компиляция. Книги 1-21 (СИ) - Белл Том

Зеваю и получаю прямо в лоб. Голова, как грузило удочки, отшвыривает тело, словно леску за собой. Падаю, довыпендривался.

Ахает толпа. Посмеиваются некоторые. Фёдор подскакивает, нависая сверху. И начинает считать.

Поднимаюсь живенько, разминаю шею. Постреливает, собака. Только Фёдор отходит, Степан летит на меня уже уверенней, вероятно, решив добить! Обрушивает шквал ударов по защите. Подлавливаю теперь я и пробиваю в ухо. Отшатывается верзила и получает ещё, ибо наращиваю успех. Чуть открылся оппонент, попадаю в челюсть и валю–таки быка!

Гусары аплодируют. Многие из эскадрона просто не ожидали, что я умею так боксировать.

Но Степан встаёт со злым рыком практически сразу и, уже не соблюдая осторожность, рвётся на меня. Без зазрения совести бьёт мне прямо по рукам, видимо, решив, что так быстрее одолеет. Болезненные удары в кость, вызывают дикую боль. Но я терплю и отвечаю. Получив прямой в глаз, противник даже не реагирует, продолжая выбрасывать свои ручища. Ещё два удара пробиваю, и у Степана над бровью появляется сечка.

Кровь заливает его лицо. От этого он ещё больше звереет! Сближается, выхватывает по переносице, но сцепляется в борьбе, и валит меня на землю, где решает добить. Фёдор пробует разнять, но отлетает от грубого толчка моего оппонента. Пользуясь моментом, вцепляюсь зубами в руку и высвобождаюсь из–под визжащей туши.

Казаки возмущаются, гусары ржут, как лошади. А я выискиваю глазами Фёдора, переживая, всё ли с ним в порядке. Гнев заполняет меня. Теперь наша джентльменская схватка переросла в деревенскую драку.

— Правильно Андрей! — Поддерживают меня братцы. — Лежачего не бьют!

Встаём в стойки. У Степана уже всё лицо в крови, и выглядит он страшнее всякой твари. Идёт на меня. И вот они размашистые удары на уничтожение! Подныриваю под первый, уклоняюсь от второго, третьего! Подгадываю под темп и целю. Бью!

Чуть дальше в скулу и шею попадает. Кисть простреливает боль. А этот держится! Левую выбрасываю, снова не попадаю куда надо. Но звук от смачных ударов будоражит всех.

Степан теряется, и я выстреливаю ещё три удара. А ему хоть бы что, не валится и всё тут! Отмахивается ещё кое–как вслепую. Но я ловко ухожу из–под ударов и выбрасываю свои, уже не чувствуя рук от локтей. Вскоре его лицо превращается в кровавое месиво. Из носа течёт, глаза заплывают. А Степан всё стоит и стоит. И у меня сил нет. Кисти онемели.

Кое–как собрал волю в кулак. И пошёл на него со всей злостью! Степан попятился. А я обманный манёвр делаю, выбрасывая левую. И с подшагом правым крюком бью уже с плеча! Кулак точно в челюсть попадает. Обрушивается здоровяк на землю, как подкошенный.

И уже не встаёт.

Секунд семь–десять соображает публика. А затем гусары бросаются на меня. Хватают и начинают подбрасывать, радостно крича мне похвалы!

Но на этом карьера кулачного бойца не закончилась. На следующий же день приехал ещё один мощный казак–боксёр. Который оказался ещё и профессионалом. Три раза я падал и вставал. В итоге сумел подловить и вырубил.

Казалось бы всё, но не тут–то было. В поместье повадились ездить и казаки, и гусары, желающие помериться со мной силой в кулачном бою. Слава моя в войсках на полуострове только растёт с каждой схваткой.

А мне драться даже понравилось. Держу удар, если падаю — встаю. Было и тяжело, и на грани, так даже победа слаще. И счастье в этом какое–то прокрадывается, ведь уважение сыскал среди братцев не титулом. Пусть и хожу теперь с опухшей рожей.

С ней и встречаю худощавого Грибоедова со штаба, который там на целых четыре дня задержался.

— Сабуров⁈ — Восклицает с седла командир эскадрона, впервые увидев меня таким.

— Здравия желаю, товарищ ротмистр! — Чеканю довольный.

— И как я вас, товарищ вероятный корнет, командиру батальона представлю теперь⁈ А я и думаю, врут не врут слухи о том, что князь тут кулачные бои устроил, да всех подряд кладёт. Она вам нужна, эта служба, барин?

— Виноват, товарищ ротмистр, — отвечаю уже смиренно. — Конечно, нужна.

16 километров от Владивостока. Окрестности Бухты Емар.

19 июня 1905 года по старому календарю. Понедельник.

Первая половина дня. И моя первая патрульная служба в составе Хабаровского гусарского батальона.

Пропесочил меня комбат, но в эскадрон корнетом зачислил, сетуя на доброе имя дедушки! Теперь я в мундире и на казённом коне патрулирую местность вдоль побережья Уссурийского залива, южнее своего поместья.

Счастья полные рейтузы. На себя в серебристо–сером доломане с золотыми канатами налюбоваться не могу. И чёрт с ней, с побитой рожей. Главное кивер на голове с золотым гербом издалека видно.

Саблю выдали, а вот винтовку пока ещё не доверили. Поэтому я так, в поле не воин. Чуть что бежать да докладывать.

За очередной лесополосой проскакал, меж деревьев низкий, пляжный берег показался. И я бы мимо проехал по своему маршруту, если бы двух мехаров внизу не заметил, стоящих в покое с раскрытыми кабинами. Один мехар — того самого Константина, который с Агнессой возился у полицейского управления. А второй мне незнаком.

Как раз широченного подполковника и вижу, а с ним и бывших юнкеров в бежевом спортивном трико, уже порядком испачканном. На песке вперемешку с галькой ребята отжимаются под его чутким руководством. Константин продолжает считать громко и жёстко, но у некоторых уже лапки дрожат, не могут поднять свои тела с земли.

Ну что за жалкое зрелище. Прежней зависти и близко не испытываю, пусть и вижу на их пальцах лиловый блеск.

Мехаров им, похоже, только показали. Может, в кабине посидеть позволили. А теперь физическим спортом заставляют заниматься. Гоняют, как сопляков, коими они и являются.

Вот уморы. Максим думал, что полетит сразу в небеса на мехе, а он своими ножками ходит, а сейчас вообще мордахой в песок уткнулся, сил подняться нет.

Мимо на коне скачу неторопливо, делая вид, что по своим делам. Посадка с тропкой как раз в их сторону клонится. И вскоре я уже слышу бранные речи подполковника.

— … в гвардии каждый мех на счету. Сорок шесть! Ниже опускаемся! И что я вижу, господа офицеры? Сорок семь! Зад не выпячивать! Жалких доходяг, которые и пяти минут в кабине не протянут, завалят машину, не дойдя до врага. Сорок восемь! Не разлёживаемся! Вы думали что? Доспех усилит вас и защитит? Э, нет, товарищи. Жизненная сила и сила тела — это мехару хлеб. И это не говоря уже о балансе. Сорок девять! Сорок девять, сказал!! Господи, Анастасия Николаевна, за что мне это⁈ Всё, встаём, отряхиваемся и на пять километров ускоренный марш до лагеря!

Завыли в голос. Стали подниматься, извиваясь. Потому что ещё осталась пара юных корнетов, которые пробуют отжаться пятьдесят.

Я сделаю сотню. Но никому это не интересно.

— Новобранцы из Иркутского училища уделают вас, как щенков, господа! Но Анастасия Николаевна думает иначе, — добавляет подполковник им в след. — Может быть, этот факт прибавит вам стремлений⁈

— Так точно, товарищ пол! — Раздаётся от Максима Чернышова.

— С удовольствием на это посмотрю, товарищи корнеты!

Подгоняю коня, понимая, что их маршрут пролегает через мой путь, и скоро они будут здесь.

Проскакав ещё пару километров, я пошёл на разворот, ибо мой участок патрулирования заканчивался. Но дальше, как назло, увидел ещё кое–что интересное.

Аэродром с дирижаблями. Пять горбатых серых тел, перетянутых верёвками, из–за крон выглядывают. Как–то ездил стороной, чисто поле у них под посадочную площадку огромное. Там же и вышки караульные, и казармы, и шпиль с флагом. Пара артиллерийских расчётов в сторону моря взирают. К аэродрому и будущие пилоты мехов побежали. Похоже, лагерь у них там находится.

Засомневавшись, отъехал за густой кустарник в рощу. Привязал коня, снял доломан свой чистенький с головным убором, упал на землю нетерпеливо и начал отжиматься. После вчерашней схватки на кулаках на тридцать пятом повторении руки подзабились. Но я обозлился только больше и сделал шестьдесят девять без передышки. Дальше додавил уже до восьмидесяти пяти. Вспомнив, что сотню обещал себе сделать, кое–как выжал сто три раза. Поднялся, рук не чувствую, зато какое удовлетворение!