Андрей Круз - Вне закона
– Нас смотрят? – спросил я ее, тут же ощутив лезвие внутри черепной коробки, которое попыталось поковыряться в мозгу.
– Нет, – по-простому ответила она. – Ты же в случайном номере оказался, тут не подсмотришь. И не подслушаешь.
– Почему ты здесь?
– Неважно. Я с утра приехала. А Хуан, – она кивнула на Эль Брухо, – живет здесь.
– Зачем ты приехала?
– Теперь уже не важно, – усмехнулась она, поднялась со стула и подошла к кровати. – Хуан тебе поможет. – Она села у меня в ногах. – Он здесь за доктора, нетрадиционного такого, – она снова усмехнулась, – но может еще кое-что. Он тебе поможет, – повторила она.
– С чем поможет?
– С этим. – Она наклонилась и, вытянув руку, слегка постучала мне пальцем по лбу. – А то неизвестно, чем все закончится. – Я пойду, мне надо кое-что сделать. Хуан останется с тобой, пока я не вернусь.
Она встала и быстро вышла из комнаты, словно для того, чтобы я ничего не успел спросить.
И что мне делать? Довериться Хуану? Или погнать его отсюда, потому что Сули – она ведь тоже часть игры. И это все может быть частью игры. Но вот дикая боль, возникающая в голове при одной лишь мысли, – это не игра. Пусть помогает, если может, потому что хуже уже точно не будет.
Эль Брухо между тем выкладывал какие-то мелкие предметы из кожаной сумки, висевшей у него на плече. Ни на какого целителя он внешне похож не был, скорее на бандита. И вооружен неплохо, ножом и револьвером. Но вот поди же ты.
– Сколько ты весишь? – спросил он меня по-английски, но с заметным испанским акцентом.
– Около ста.
Он кивнул, открыл какой-то флакончик и высыпал себе на ладонь маленькую горку серых шариков, а затем начал их быстро считать, откидывая в сторону лезвием маленького ножа. Лишнее ссыпал обратно во флакон.
– Попробуй просто рассосать, – сказал он мне, высыпая шарики прямо в мой открытый рот. – Они сладкие, на сахаре.
Да, сладкие, точно. Есть какой-то привкус, но совсем слабый. И растворяются довольно быстро.
Хуан между тем взял в руку деревянную табличку, на которой был выжжен китайский или какой там еще может быть иероглиф, точнее – два рядом расположенных иероглифа.
– Это что? – спросил я.
– Пожелание долголетия на японском, – усмехнулся Хуан. – Это неважно, нужен какой-то рисунок, который не повторится случайным образом. Никакой мистики. Как себя чувствуешь?
Я прислушался к ощущениям. Пока ничего вроде. Так и сказал.
– Минут через десять могут появиться ощущения легких судорог в лице, тогда пора начинать, – пояснил он. – Следи за своим состоянием, почувствуешь, что немного как бы дергает, – скажи. И пока просто смотри на табличку, разглядывай, рассматривай, все будет нормально, фирма гарантирует. Вопросы не задавай, тебе Сули все расскажет потом. Вопросы отвлекают.
Ну да, иероглифы. Почти черные на деревянном. А это что там за штамп такой лежит у него среди всего барахла? А это как бы тот же иероглиф, только в перевернутом виде. Из иголочек. Он мне что, партак будет делать? А неважно, надо – пусть делает, лишь бы не на лбу. А если поможет, то и на лбу пускай.
Мысли как-то плавно и мягко текут. Это я расслабился или вот эти сахарные шарики действуют?
– А что ты мне дал?
– Неважно, это не повредит, выжимка из растений, – без всякого желания ответил Эль Брухо. – Просто молчи и рассматривай рисунок, это важно.
Он начал слегка покачивать табличкой с иероглифами, плавно так, при этом не мешая рассматривать все прихотливые изгибы линий.
Не знаю, сколько прошло времени, но почувствовал, что вроде бы уголок глаза задергался. Сказал об этом, Хуан кивнул, затем объявил:
– Сейчас начнем.
Голос его при этом словно откуда-то из космоса донесся. И цвета вокруг изменились, стали ярче.
– У тебя в мозгу построили стену, – сказал он. – Но мы ее сейчас разберем. Ты видишь стену? Представь ее. Какая она?
– Кирпичная. Старая. Красный кирпич, местами в копоти.
– Вот за ней все твои воспоминания и укрыты. Смотри на иероглиф, запоминай его хорошо-хорошо, это очень важно.
Табличка продолжала покачиваться, а меня уже словно рекой куда-то несло. Жар в лице, вокруг предметов начали появляться радужные контуры.
– Сейчас ты просто отключишься и перестанешь меня слышать. – Хуан где-то внутри моей головы, кажется. – А твое сознание будет со мной говорить. Скажи: мы сейчас разберем стену и вернем все, что за ней спрятано.
Я сказал. А может, мне просто показалось, что я сказал.
В комнате темно, горит масляная лампа. Эль Брухо сидит на стуле с какой-то книгой, а Сули у меня на кровати, с краю. Увидела, что я проснулся, улыбнулась.
– За что ты здесь оказался? – спросила она.
– Обвинение в нелегальной продаже оружия через границу. Приговор восемь лет.
Ну да, я все помню. Вообще все. Нет никакой стены. И голова не болит. А оружие я не продавал, к слову. Вернусь – разберусь.
– Посмотри на свою левую руку, – подал голос Хуан.
Теперь голос нормальный, он у него низкий и хриплый.
Я посмотрел. На предплечье повязка. Рука слегка побаливает.
– Там иероглиф? – спросил я.
– Да, – кивнул он, откладывая книгу. – Если тебе снова заблокируют память, то тебе достаточно будет посмотреть на «чернила». Блок свалится. Я еще и известный кольщик в городе, а половина идиотов заказывает иероглифы, так что никто не удивится.
– Я понял, – кивнул я осторожно, опасаясь разбудить головную боль, но боли не было.
– С тебя три тысячи колов, – добавил он, зубасто улыбнувшись.
– В конверте. – Сули показала на лежащий на столе конверт. – Отдашь в Батлер-Крик, – добавила она уже для меня.
– Да, все сразу ты не вспомнишь, – добавил Эль Брухо. – Будет возвращаться понемногу. Но болеть ничего не будет, живи спокойно. И не болтай, понял? Вообще обо мне не болтай ни с кем. За тебя поручились.
– Я тебя понял.
– Если что – заходи, у меня студия на Третьей улице, в самом конце. Да, алкоголь тебе нельзя сегодня. И завтра тоже не надо бы.
И на этом вышел. Сули осталась.
– Голодный? – спросила она. – Можем заказать что-нибудь снизу.
Голодный? Вообще я больше похмелья жду, но его нет вроде. Или оно спряталось за другими ощущениями. А вообще мне сейчас просто хорошо, как бывает… вот зубом мучаешься с вечера. Ночь не спишь, таблетки не помогают, с утра чешешь к стоматологу, и там вдруг раз – и все, и ушла боль, и снова жить хочется. А тут у меня зуб был величиной с весь мозг и болел в сто раз сильней. И теперь все, не болит больше.
Я сел в кровати, и голова закружилась, но не сильно. Потер руками лицо, сгоняя онемение, подумал о запретном – нет, не болит ничего.
