Павел Стретович - Вернуться в осень
Она молила его про себя: «Скажи нет, ну скажи, ну пожалуйста…» – разумом, но сердце просто вопило услышать: «Да, да, да…»
– Эния, – умоляюще сказал Сергей. – Ну доверься мне, просто – доверься. И ни о чем не спрашивай, ладно?
Это было все равно что яркое и красноречивое «да». Она почувствовала, что понемногу теряет под собой опору, в горле пересохло, но она боялась протянуть руку и взять бокал – рука дрожала как сумасшедшая в такт гудящему, как пожарный набат, сердцу. Потому что только одно существовало на свете такое, что он не мог ей сказать, только одно – и именно из-за нее, из-за нее самой. Потому что если не окажется правдой, то такое нельзя переживать дважды…
– Эния… – сказал Сергей. – Ты потом поймешь меня.
Все. Больше она не могла. У нее просто не было сил не знать. Потому что иначе можно просто тихо сойти с ума.
– Сережа… Сережка, миленький мой, скажи. – Это был просто слабенький просительный всхлип. – Ты расспрашивал Авалю… Появилась какая-то надежда насчет Рады, да? Она, может, еще жива, а?
– Эния. – Он положил локти на стол и с силой взлохматил волосы. – Эния, ласточка ты моя… – Не получилось, ну никак не получилось. Да и разве можно обмануть Мать? – Эния, я не хочу, чтобы у тебя появилась надежда, понимаешь? Ведь совсем ничего не известно, я просто хочу кое-что проверить…
– Сережечка… – По ее щекам покатились крупные прозрачные слезы. – Сережечка… Ну хоть чуточку, хоть самую малюсенькую чуточку – есть, а?
– Нет, Эния, нет. – Он сокрушенно вздохнул. – Не бери ничего в сердце, не надо, а то потом… Потом жить будет просто невмоготу.
– Я буду стараться, Сереженька, буду как могу. – Она всхлипывала и глотала слезы. – Буду изо всех сил. И буду ждать тебя… Каждый день, каждый вечер, каждый час…
– Жди, Эния, жди. – Он оглянулся на заходящее солнце. – Потому что это помогает, всегда помогает тому, кто в пути. Ночью Рох мертв, и там не сделать ни шагу. Поэтому если я вернусь – а я обязательно вернусь, – то вернусь вечером. Только, пожалуйста, не надейся зря…
– Я буду ждать, Сережка, каждый вечер. – Она оглянулась, потом достала платок и начала вытирать слезы. – Отсюда дорога к замку как на ладони. Я каждый вечер буду здесь прежде, чем зайдет солнце. Как сегодня. И буду молить Бога, и смотреть на дорогу…
– И чтобы, как и сегодня, – улыбнувшись, сказал Сергей, – на столе стояла бутылка ангорского рома. И твои лучистые синие глаза… Тогда сюда будет просто невозможно не вернуться…
Глава 6
Шульга осторожно выглянула из кустов – цепочка трех сторожевых тарантулов скрылась среди высоких деревьев Голубого леса. Она вздохнула и огляделась. Ее ищут, ее давно уже ищут. Но пока еще не здесь – иначе бы перед ней прошли не сторожевые тарантулы и вряд ли бы остался хоть пятачок необшаренной земли… Никто не думает, что она у Черты.
Шульга медленно двинулась дальше – вдоль клубящейся в себе самой Голубой стены. За которой начиналось то неизвестное и страшное, которое доносилось сюда всполохами непонятных страхов и ужасов, заставлявшее от чего-то сжиматься и тревожно колотиться сердце и застывать в волне холодного беспокойства разуму. Там начинался туман Роха. Неизвестный и пустой и наверняка опасный, но… За ним была земля, где жили люди. Жили, ходили, разговаривали, спорили и… любили. Какой бы он ни был, это был единственный путь к жизни, той жизни, которая иногда вспоминается теперь лишь во снах…
Она второй день шла вдоль этой стены и пока не обнаружила ничего. Ничего, что дало бы хоть какой-то повод на надежду, на то, что хоть немножко заставило усомниться в с малолетства вдалбливаемой истине – Голубую Черту так просто пройти невозможно…
Шульга вздохнула и посмотрела наверх – солнце начинало клониться к закату. Бог мой, как у нее мало остается времени. Ибо осталось всего два дня до того, как опять ударят багровые зарницы и всполохи, опять откроется портал неведомого Маг-рома, и у Эоллы появится возможность напрямую обратиться к Хозяевам и заглянуть в Эфир. Тогда ничто не сможет им помешать найти ее…
«Ах, туманы, туманы, вы скажите, где мама…» – почему-то пришли на ум слова грустной незатейливой песенки. «Скажет он, как же. Только и ждет какой-нибудь ошибки…»
Сергей с опаской огляделся. Все было как и тогда – вереница домов с пустыми окнами и обвалившейся штукатуркой и заросшими колючим кустарником дворами. И даже перевернутая телега валялась на прежнем месте, и рассыпавшиеся вещи там же постепенно превращались в труху…
Сергей подобрался – спереди вырисовался знакомый двухэтажный силуэт здания Управы, здесь прошлый раз ползала довольно противная пакость… Так, вроде бы тихо.
Спиральная лестница так же изгибалась вниз, в темноту – да и куда она еще могла изгибаться? Рох не меняется – тут все всегда на прежних местах, только постепенно превращается в пыль…
Он вытащил и зажег приготовленный факел – тьма нехотя отступила, задрожав в нишах и углах еще более сгустившейся чернотой. Через пару десятков шагов внизу показался темный провал входа, Сергей остановился на пороге и поводил коптящим пламенем из стороны в сторону. Невысокое ограждение каменного колодца в центре высветилось неровной кладкой подогнанных друг к другу камней. Интересно, кто их выкладывал здесь, какие такие мастера и когда? И почему в таких вроде бы очень удобных для тварей местах не бывает этих самых тварей? Порождения Роха сторонятся такого же порождения Роха…
Сергей вставил факел в крепление на стене и, немного постояв, опустился на пол, согнув колени и прислонившись спиной к стене. «Сколько здесь неизвестного, елки-палки, сколько я еще не знаю и даже не имею ни малейшего представления – здесь, на этой земле, в этом мире… Сколько вопросов. И никаких ответов…
Да и что я хочу – ведь это мир, целый мир, целый громадный мир – с множеством своих законов, установлений, правил и просто традиций. С множеством государств, городов, людей – у которых какие-то профессии, какие-то ремесла, свои проблемы и свои заботы. Что я видел? Пару городов одного восточного королевства, одну горную крепость на юге да пару городов на западе – да и то мельком. Что за это время можно узнать, что можно понять?»
Но елки-палки, зеленые моталки – все равно! Сколько же за это время произошло событий. Разных событий – и чудесных, и не очень, но одинаковых в одном – это все очень неординарные события. Все его знакомства, все люди, с которыми ему довелось столкнуться, причем со многими – даже очень близко, – это неординарные люди… Почему он, кто он такой? На Земле – миллиарды людей, умных людей, интеллектуальных людей, способных решать трудные задачи и умные загадки, сколько историков, сколько археологов, даже теологов или, может, это даже и лучше, сказочников и поэтов…
«Лена, где ты, моя Лена? Почему я так давно не слышу тебя, не чувствую – в своих мыслях, в своей душе? Мне так не хватает твоей доброты, твоего ласкового сердца, твоей… когда ты все-все-все прощаешь – сразу, без раздумий и размышлений. Мне не хватает общения с тобой, Лена, не хватает ощущения тебя – рядом… Ты рядом, Лена? Ты ведь говорила, что всегда будешь рядом…»
Сергей вздохнул. «Ленка ты моя, Ленка… Сашутик и Машутик. Я не забыл про вас, я не могу забыть про вас, просто не могу, даже если вдруг и захочу… Потому что частичка моего сердца навсегда ваша, какие бы со мной ни случались метаморфозы и изменения. Ваша. И как бы я хотел, чтобы и частичка ваших сердец тоже была моей. И чтобы они „тикали“ и бились – всегда недалеко друг от дружки, всегда рядом. Чтобы можно было закрыть глаза и сразу увидеть – такие родные и любимые лица, такие родные и любимые носики и озорные глазки…
Ленка. Эния. Две женщины в моей жизни. Какие вы разные – внешне. Разные по манерам, воспитанию и поведению… И елки же палки, зеленые моталки – насколько одинаковые внутри. И сколько совпадений, удивительных совпадений, которые заставляют задуматься – не повторяется ли моя жизнь заново, только в новом исполнении? Саше было четыре годика, когда я появился, и через шесть лет она… ушла. Раде – четыре, когда она пропала, и если вдруг даст Бог еще жива, то через шесть лет появится… Дай Бог. Останься жива, девочка моя, останься жива – только останься, и уж я постараюсь найти тебя. И подружиться, и заменить отца. И я знаю, я точно знаю – по аналогии всех случайностей, – ты окажешься точной копией Саши. Внутри. Девочка моя милая… Дочка моя родненькая. И может быть, когда-нибудь – конечно, если я не сильно наглею в своих мечтах – на свет появится и точная копия Маши. Конечно – тоже внутри. И веселыми синими глазами…»
И что-то отдалось в душе Сергея, в сердце – что-то теплое и очень хорошее, что заставило улыбнуться и трепетно вздохнуть: «Ленка… Ты здесь. Ты рядом. Ты всегда рядом… Значит, я все-таки что-то делаю правильно…»
Сердце согласно трепыхнуло: «Да, родненький, да, хороший мой, ты все делаешь правильно – не сворачивай с пути, Сережа. Прислушивайся к хорошему в себе, и отвергай плохое…»
