Олег Кулагин - Московский лабиринт
Алан и остальные не сразу поняли, какого зверя выпустили на свободу…
А когда поняли – решили создать противоядие.
Подобное подобным. Новый, более совершенный «имплант», который никогда не станет частью враждебной системы.
Однажды в ночном Курске Виктор Карпенко, бывший офицер Российской армии, нашёл избитую до беспамятства тощую девчонку с простреленными ногами. Аккуратно положил её на сиденье «уазика» и привёз в Тулу.
Целых два месяца выхаживал.
Потому что чувствовал – своя. Из тех, немногих, которые способны пройти имплантацию и остаться в живых. Импланты всегда распознают своих. Им не надо уничтожать двадцать пять, чтобы выбрать одну.
Того, что спрятано глубже, Михалыч так и не смог разглядеть. Алан и его помощники хорошо постарались. Их оружие ждало своего часа.
И сверхспособности тоже дремали. Мои раны затягивались долго. В горячке, в бреду я балансировала между жизнью и смертью. Наверное, я могла погибнуть. Но риск не был напрасным. Болезнь тоже работала на «легенду».
Урочное время наступило пять дней назад. Когда Алан узнал о встрече в «Глубине». Я сама ему рассказала. Вышла на связь, набрав номер, о котором не догадывалась всего за минуту до этого. И который начисто исчез из памяти, едва закончился разговор.
Да и весь разговор исчез. Словно его не было, Таня Гольцова могла и дальше оставаться чистой наивной девочкой. Удар «охранки» стал для неё шоком…
Очень скоро Михалыч выбрался на свободу. Но главное поверил, что встреча в «Глубине» не пустышка. Главное – заглотил наживку…
У Подполья была своя игра. А у Алана – своя…
Как опытный шахматист, американец пожертвовал фигурами. Кинул их в огонь, на верную гибель. Не пощадил личного двойника. Зато и Подполье, и импланты перестали учитывать Алана в комбинациях. Оставаясь «трупом», мог беспрепятственно манипулировать врагами.
И одна неприметная фигурка, выведенная на ключевую «диагональ», с лихвой компенсировала потери.
Даже человеческие слабости работали на успех. Надежда, сострадание, вера… Как профессионал Алан был свободен от них. Зато он хорошо умел их использовать.
Мои друзья… Они сделали столько ошибок…
Артём вернулся, чтобы меня освободить. Чингиз в последний миг отодвинул автоматный ствол от моего виска. И Грэй, несмотря на анализы, поверил в моё выздоровление…
Только Иван сомневался. Но потом и он поверил. Как можно не верить?… Не сочувствовать бедной девочке? Которая через такое прошла… Милая, добрая…
Сука!…
Алан точно рассчитал. Я оказалась хорошим орудием. Камнем, запустившим лавину…
Я спровоцировала имплантов, и их руками Алан уничтожил лабораторию нуль-генераторов. Только из-за меня Подполье решилось на безрассудную, самоубийственную атаку «Матрикса». Благодаря мне имплапты узнали о Чингизе и его тайном убежище.
Всего за три дня московское Подполье фактически перестало существовать. А его руководитель оказался за пределами города. Вдали от явок, схронов и конспиративных квартир. Беспомощный, но уверенный, что сумел уйти от погони.
Он достанется Алану целый и невредимый. Но главное, американцам достанутся все материалы по «Стилету» и опытный образец нуль-генератора… А ещё физик, мирно посапывающий на заднем сиденье «хаммера». Наверное, он даже не успеет толком проснуться…
Хочется кричать от своего бессилия.
Всё это время предчувствие меня не обманывало. Но предатель оказался намного ближе, чем я могла вообразить…
Что теперь сделают с Таней Гольцовой? Сотрут за ненадобностью? Или ославят дожидаться где-то в глухом «запаснике» мозга? Чтобы извлечь в случае необходимости слегка подправить память и снова использовать…
Тьма вокруг… Хочется раствориться в ней. Хочется не помнить…
Да, они не обманули – легче не знать… Оставаться счастливой хотя бы в иллюзорном мире…
Но теперь уже не получится. И главное, я не хочу этого! Я знаю правду! Правда – моя сила. Кроме неё – ничего нет. Даже тело отняли.
Но я не сдамся!
Что я могу сделать? Я заперта где-то в подсознании, как в тюрьме. У этой тюрьмы нет решёток, которые можно было бы подпилить. Нет стен… Только густая тьма, в которую я продолжаю падать.
Сколько прошло времени? Этого нельзя узнать…
Я – бесплотный дух… Безъязыкое, бесформенное ничто…
Но разве не я здесь хозяйка?! Даже эта тьма – часть меня…
И я говорю: да будет свет!
Кажется, вышло… Чернота начала светлеть, превращаться в белёсый туман. А потом я упала. Шмякнулась с высоты в большую, серебристо сверкавшую лужу…
У меня опять было тело. Пускай такое же иллюзорное, как и туман вокруг. Главное, я сама этого добилась. Я учусь преобразовывать собственную тюрьму.
Монте-Кристо такое и не спилось. Теперь остаётся вообразить какой-нибудь выход наружу, в реальность…
Рассеивайся, туман! Я хочу вернуться! Очень хочу, честное слово!… Только я могу спасти друзей! Я ещё могу всё изменить!…
Увидеть небо. Настоящее небо. Растолкать, разбудить Чингиза, Грэя и умчаться на «хаммере» – далеко, далеко… Навстречу красноватой полосе восхода. Туда, где нас не отыщут.
Уходи, туман… Пожалуйста, уходи…
Не получается. Белёсая дымка клубится вокруг. И ей нет дела до моих заклинаний.
Биочипы в моём мозгу сильнее.
В Реальность не прорваться. Этого следовало ожидать. Даже невидимые стены так легко не поддаются. Требуется время. А его-то как раз и нет…
Думай, Таня… Если нельзя выйти… может, позвать на помощь?
Но кто услышит немой, безъязыкий крик?
Хотя… Если очень постараться – кое-кто услышит…
Только будет ли от этого легче? Или, наоборот, страшнее?
Та чингизовская притча о двух тиграх. Может, именно сейчас?… Если бы удалось… Если бы они вцепились друг другу в глотки!
Что такое?
По ногам поднимается холод… Непонимающе смотрю вниз. Ртутно-блестящая лужа как будто становится глубже. Дно уходит из-под меня. Я вздрагиваю, осознавая…
А плёнка металла наползает вверх. Серебристые язычки уже лижут мои колени. И я перестаю их чувствовать. Я становлюсь единым целым с ртутной гладью. Превращаюсь в холодный, неживой металл…
Нет!
Дёргаю немеющими ногами. Только что это даст? Вокруг нет твёрдого берега, на который можно выбраться. Ничего, кроме мутной дымки и жадной серебристой трясины.
Проваливаюсь по бёдра…
– Михалыч!!! – отчаянный крик. Но слышу его только я.
Надо вспомнить то ощущение… Попробовать представить мерцающую в тёмном небе паутину. И дотянуться до неё…
– Михалыч!!!
Трясина уже по пояс… Всё бесполезно. Но вдруг неясным отголоском шелестят из тумана слова:
– Это ты, девочка?…
– Я! Я здесь! Помоги мне, Михалыч!!!
– Я ведь предупреждал тебя, Таня…
Едва удаётся разобрать. Будто ветер шевелит листья на дальнем берегу.
– Спаси меня, Михалыч! Пожалуйста, спаси!
– Не чувствую тебя… Ты где?
– К востоку от Москвы. Около Гусь-Хрустального. Километров пятнадцать не доезжая… Алан – скоро будет здесь!
– Значит, он жив…
– Да! В «Матриксе» был двойник.
– Тебя использовали. А ты не хотела верить…
– У меня почти не осталось сил, Михалыч. Скоро я не смогу говорить с тобой.
– Продержись хотя бы минут пять. Наши уже вылетают. Они тебя почувствуют…
– Со мной друзья. Дай обещание, что не тронете их.
Конечно, я не настолько наивна. Но я обязана это сказать.
– Ты всё-таки называешь их друзьями? – насмешливый шелест в ответ.
– Дай обещание!
– Хорошо. Обещаю…
Тишина. Я снова одна. А ртутная поверхность уже мне по грудь.
Нет!
Не поддаваться! Всё это только внутри моего сознания!
Я обязана продержаться! Два чудища должны сцепиться! Только тогда у моих друзей будет шанс!
Я могу это перебороть! Могу!…
Серебристые язычки вздрагивают, будто живые, и останавливаются.
Туман отступает. Я знаю это место. Июль 2012-го. Редкий лесок. За ним – граница. Питер. Сытая и счастливая жизнь, о которой мы мечтали… Позади – голодная Москва под американскими бомбами…
Женька Зимин смотрит на меня. Зачем ты здесь, Женька?
Прошлого не изменить…
Ты молчишь.
Под курткой оттопыривается нелепый «макаров», заклинивший после второго выстрела. Впрочем, там и было всего четыре патрона… С этим оружием ты считал себя почти неуязвимым. Когда в дерево, рядом с моим виском, ударила очередь, ты вскинул ПМ. И не промахнулся.
Мы бежали, насмерть испуганные. Ещё не привычные к свисту пуль. А ты чуть замешкался и второй раз нажал спуск.
Взвизгнула овчарка. Сшибла ветки автоматная очередь. «Женька!» – закричала я, поворачиваясь. Ты стоял, тяжело привалившись к сосне. И судорожно дёргал затвор «макарова».
