Андрей Стерхов - Последний рубеж
– И поэтому решили обратиться за помощью к федеральному правительству Схомии, – сказал Харднетт.
Лицо ученого скривилось в гримасе:
– Арраги – идиоты идиотские! Так ничего и не поняли.
– И тогда вы к нам? – напомнил Грин.
Боррлом Зоке развел руками:
– К вам. Но поздно. Я – поздно. Вы – поздно. Все поздно. Ашменд.
Ученый закатил глаза к потолку и, раскачиваясь в кресле, стал монотонно, словно мантру, повторять одно и то же слово – «ашменд».
– Не скулите, профессор, – поморщился Харднетт. – Безвыходных положений не бывает. И потом, вы плохо нас знаете. Нас, землян, просто так не зачавкаешь. Застревать в горле костью – это у нас в крови.
– Может, я вас и плохо знаю, – согласился Боррлом Зоке. – Зато я хорошо знаю, на что способны Звери. Слишком хорошо!
Тут Грин, до сих пор сидевший в торце стола, вскочил и стал нервно ходить по кабинету. Потом подошел к ученому, встал у него за спиной и спросил:
– Я никак не пойму, почему все-таки аррагейцы этим всем не озаботились?
– Косные люди, – ответил Боррлом Зоке, не оборачиваясь. – Для них это всегда было чужими проблемами. Раньше-то Звери появлялись только на территории муллватов. – Он вдруг засуетился, расшнуровал принесенную папку и вытащил свернутый в несколько раз лист. Развернул и разложил на столе: – Вот смотрите, по окончании прошлой Охоты я пометил на карте места, где находил трупы убитых Зверем животных.
Пока Грин охал и ахал, удивляясь тому, что граница ареала, где буйствуют Звери, один в один совпадает с границами Долины Молчания, Харднетт размышлял над тем, о чем должен еще узнать у Боррлома Зоке. Ему показалось, что он не узнал чего-то главного. Чего-то самого важного. И стал пробовать методом тыка:
– Профессор, вы сказали, что Охотники никого к Сердцу Мира не подпускают. Так?
– Да, – подтвердил тот. – В приоткрытые ворота Храма разрешают заглянуть, только чего там увидишь? Я заглядывал. Колодец посреди огромного пустого зала, из колодца столб металлический выходит и ничего больше.
– А сами Охотники в колодец когда-нибудь спускались?
– Зачем?
– Ну, Бог его знает. Ну, например, чтобы механизм обслужить.
– Какой механизм?
– Как какой? Сердце Мира.
– А зачем его обслуживать? Стучит себе и стучит уже тысячи лет без всякого обслуживания.
Харднетт, сложив ладони в замок, щелкнул костяшками пальцев и задумчиво сказал:
– Это хорошо, что стучит.
– Только почему-то Мир при этом добрее не стал, – заметил Грин не без грусти.
– Значит, время еще не пришло, – сказал Боррлом Зоке. Харднетта метафизика интересовала мало, его в данную минуту интересовало совсем-совсем другое.
– Я правильно понял, что из ныне живущих никто и никогда Сердца не видел? – спросил он.
– Никто и никогда, – подтвердил Боррлом Зоке.
– И как оно устроено – никто не знает?
– Не знает.
– И в колодец никогда не спускался?
– Не спускался. И по лабиринту не бродил.
– По лабиринту?! – вскрикнули одновременно Харднетт и Грин. Только майор с удивлением, а полковник – с осуждением: дескать, что ж ты, старый пень, молчал.
Боррлом Зоке, видя такой интерес, тут же перешел к подробностям:
– Если верить древнему муллватскому манускрипту, известному специалистам под названием «Извлечения из меньших параллелей», под Храмом Сердца выстроен лабиринт. Всякому, кто спустится в колодец с целью добраться до Сердца Мира, суждено сгинуть навеки в путаных коридорах этого непроходимого сооружения.
– Непроходимых лабиринтов не бывает, – возразил Харднетт.
– А этот – непроходим, – упорствовал ученый. Но ради справедливости все-таки добавил: – Непроходим без плана. С планом-то пройти, конечно, можно.
– А план, надо думать, не существует? – осторожно, чтобы не спугнуть удачу, поинтересовался Грин.
Зоке потеребил тесемки папки и сказал:
– Считается, что не существует. Хотя что касается лично меня, то…
Ученый вдруг замолчал и впал в раздумье. Харднетт не стал дожидаться, когда он вновь заговорит:
– Эй, профессор! Чего мнетесь? Сами понимаете, в этом деле любая мелочь может оказаться ключевой.
Боррлом Зоке еще какое-то время молчал, уставившись в стол, а потом кивнул, будто дал сам себе разрешение, прокашлялся в волосатый кулак и рассказал:
– Существует артефакт, который называют диском Дорргендоша. Вещица на первый взгляд ничего особенного, но, если поскрести, кое-что можно наскрести. История следующая. Лет четыреста тому назад случилась между аррагами и муллватами очередная война. Как всегда была она кровопролитной и как всегда закончилась ничем. Возглавляющий армию аррагов генерал Дорргендош получил в последней битве смертельное ранение и вскоре преставился. Захоронен был с воинскими почестями неподалеку от Айверройока. Тогда так было принято – где помер, там и закопали. Ну а уже в наше время впавшие в новомодное христианство потомки генерала решили перевезти его останки в Киарройок, чтобы отпеть согласно ритуалу и поместить в фамильный склеп. Решили так и взялись за дело. Когда проводили эксгумацию, обнаружили в могиле много всякой всячины: оружие, личные вещи, всякие боевые трофеи. Что-то около сотни предметов. Жадничать не стали и передали все, что нашли, в Академию наук. В том числе и глиняную пластинку, явно относящуюся к эпохе Истинных Сыновей Агана. Впоследствии ее стали называть диском Дорргендоша. Хотя это вовсе не диск, а лишь фрагмент диска. Половина вот такого диска. – Боррлом Зоке показал руками размеры артефакта. – На оборотной стороне этого фрагмента имеется надпись на древнем муллватском. И там так: «От жизни, проводимой с Благим помыслом, ради Мира, ради Владыки Колеса Времени». Что это значит, не знаю.
Ученый собрался в очередной раз впасть в раздумья, но Харднетт не позволил.
– И что, на диск нанесен план лабиринта? – спросил он.
– Я вам так скажу: четко видна некая схема, – ответил Боррлом Зоке. – Лично я, по причинам, о которых за неимением времени сейчас умолчу, склонен полагать, что эта камея – план того самого лабиринта, что находится под Храмом Сердца. Естественно, ни один из членов исторической секции Академии наук мою точку зрения не разделяет. Общепринятое мнение: диск Дорргендоша – пинтадера.
Харднетт уставился на ученого с немым вопросом, и тот пояснил:
– Пинтадера – это рельефный глиняный штемпель.
– Это таких-то размеров штемпель? – удивился Грин.
Ученый растолковал, попутно выплеснув на предположение своих научных оппонентов целую бочку скепсиса:
– Умники из Академии считают, что он такой большой, поскольку в древние времена им, дескать, опечатывали водные колодцы, принадлежащие правителю графства Амве. Такая вот чушь.
– А как они наличие схемы объясняют? – спросил Харднетт.
– По их мнению, это и не схема вовсе, а изображение Древа Мира, с которым… – Профессор саркастически хохотнул. – Ну там целая история. Не хочу воспроизводить весь этот бред. Я-то знаю точно, что это план лабиринта. И пусть они идут всей своей исторической секцией в…
Харднетт не дал ученому договорить, в какое именно место Пространства, по его мнению, должна проследовать историческая секция Академии наук Схомии, и задал очередной вопрос:
– Где хранится диск? В загашниках Академии?
– Нет, сейчас уже в Музее истории и культуры, – ответил Боррлом Зоке. – Есть у нас такой. Не лыком шиты, все как у людей. Вот там, в экспозиции истории муллватского рода, и находится диск. Вернее, часть диска.
– Неужели аррагейцы заботятся о сохранении истории муллватов? – удивился полковник. – Не верю.
– Забота об историческом и культурном наследии национальных меньшинств – стандартное требование ко всем Кандидатам в Федерацию, – сообщил Грин официальную позицию Министерства внешних сношений.
– Формально – блюдете, а по факту – перемалываете, – не преминул ворчливо заметить Боррлом Зоке.
Харднетт на корню пресек его недовольство:
– Сейчас мы не об этом, профессор. Потом будете в диссидентство впадать. Лучше скажите, доступ к диску свободный? Или за семью замками в запасниках?
– Нет, он в открытой экспозиции, – сказал ученый. – Можете в любое время ознакомиться. Но толку-то? Я вам так скажу: как не построить ракету, зная схему только двух первых ступеней, так и лабиринт не пройти, имея на руках только часть его плана. И вообще, я не пойму, зачем вы этим озаботились. Сейчас о том думать нужно, как Зверя одолеть.
– Страшно жить на белом свете, в нем отсутствует уют, ветер воет на рассвете, волки зайчика грызут, – продекламировал полковник и пообещал: – Не скулите, профессор, одолеем мы вашего Зверя. Справимся.
– Не бахвальтесь раньше времени, – посоветовал ученый. Не понравился ему игривый настрой Харднетта.
