Василий Сахаров - Мечник
Электрический удар, самка сжимается в комок и жалобно скулит, а мучитель, наносит удар по щенку. Боль! Резкая и мгновенная боль! На миг, разум покидает тело, и снова возвращается в него.
— Остановитесь! — худой выхватывает палку из рук мучителя, и ставит ее обратно в угол. — С этими так нельзя, это не боевые образцы, и не экспериментальные. Их надо беречь.
— Ничего, — Майлс усмехается. — Этот метод подчинения опробован многократно, так что и здесь он себя оправдает.
— Дайте мне еще месяц, — попросил худой.
Толстяк прошелся из угла в угол, и сказал:
— Хорошо, Сенчин, но этот месяц будет только один, а потом, эти особи будут переданы в общую группу и начнут воспитываться как полноценные боевые животные. Там за ними и продолжится наблюдение. Если они стандарт, то будут участвовать в вылазках на поверхность, а если поведут себя странно, то будут уничтожены или использованы как производители. Впрочем, наши болевые ошейники полностью исключают неповиновение.
— Нельзя быть таким жестоким, господин Майлс. Это живые существа и память у них хорошая. Не дай бог, одна собака вырвется из клетки, и все, это убитые люди и потеря ценных сотрудников.
— Извечный спор, кто прав, кто виноват. Однако сейчас разговор не об этом. Чем данный выводок должен отличаться от остальных собак?
— Эти щенки и их мать имеют разум. Они все понимают, в том числе и нашу речь. Они хорошие интуиты и очень сообразительны. Большой срок жизни, почти как у человека. Повышенная регенерация организма, а кроме того, если мои расчеты верны, они могут общаться телепатически, и отдавать приказы другим особям своего вида. Это — будущие вожаки той стаи боевых животных, которые выращены у нас за минувшие десять лет. Это — короли и правители нового народа.
— В какой раз уже задам вам один и тот же вопрос. Чем вы можете доказать свои слова?
— Пока ничем, но через месяц, когда…
— Ладно, — прервал его толстяк, — поговорим через тридцать дней, и это все, что я могу для вас сделать. Кормить этих тварей становится все сложней, продукты на исходе, оборудование барахлит, топливо почти закончилось, и вскоре, нам придется подниматься наверх.
— Я понимаю.
— Мне плевать, понимаете вы или нет. Мне нужен результат, да и с объекта «Закат» давно интересуются, почему вы не выполняете их рекомендаций. — Майлс развернулся к выходу, и снова взмахнул рукой: — Пойдемте отсюда, профессор, а иначе эта вонь меня доконает.
Двуногие ушли, но человек со стеклами на глазах, вскоре вернулся. Он устанавливал возле клетки какие-то приборы, что-то бурчал себе под нос, проклинал тупоголовых солдафонов, чуму, и то, что когда-то он подписался на эту работу. Что человек делал, щенок не понимал, а я, по обрывкам видений, смог сообразить, что профессор вел наблюдение за собачьим семейством и пытался вступить в контакт с матерью выводка, которая не хотела довериться ему. Самка постоянно посылала своему потомству картинки о том, как именно этот Двуногий колол ее длинными иглами, прижигал кислотами и пичкал противными на вкус смесями.
Шло время, и однажды, выстрелом из пистолета, сонной иглой, профессор усыпил самку. После чего он приоткрыл клетку и в миску положил мясо. Что это, подросший щенок понял сразу, он-я кинулся к истекающему кровью куску крысятины и с жадностью набросился на него. Остальные щенки, не успели за ним, и все, что было в миске, досталось одному.
Двуногий, снимающий все это на видеокамеру, был удовлетворен, и после этого, все свое внимание сосредоточил только на одном щенке. Он-я не понимал, почему его выделяют среди всего помета, и по-прежнему встречал появление профессора настороженно. Однако труды Двуногого начинали сказываться, и он-я стал чувствовать расположение к человеку. Мать поняла это, и устроила ему серьезную трепку. Это было ее ошибкой, так как на следующий день суку снова усыпили сонными иглами, а щенка забрали от нее и переселили в соседнее помещение. Здесь он был один, но связи с родней не терял и посредством телепатических посылов, как это называл Двуногий, он-я как и прежде, мог общаться с близкими.
Месяц, отведенный профессору на работу, почти истек, и он трудился не жалея себя. Так пролетали часы, дни и недели. Сенчин был готов окончить свой труд по описанию нового разумного вида, часто улыбался, приносил псу вкусную еду, разговаривал с ним, и так продолжалось до тех пор, пока однажды, где-то под потолком не завыла сирена.
В комнату вбежал растрепанный человек в обгоревшей одежде и прокричал:
— Пожар! Срочная эвакуация на поверхность!
— Но как же… — профессор был растерян, и посмотрел на пса.
— Спасайтесь, Сенчин! Не время думать за животных. Торопитесь! — человек в обгоревшей одежде торопливо покинул комнату.
Двуногий заметался, стал скидывать в сумку вещи, бумаги, диски, а потом, как-то резко сел у стены, обхватил голову руками, и произнес:
— Пропади все пропадом.
В таком положении, он просидел несколько минут. Сквозь приоткрытую щель, в помещение стал проникать едкий черный дым, и от него, профессор очнулся. Задыхаясь, он встал, с трудом подошел к клетке, взглянул на щенка, который в последнее время сильно подрос и нарастил мышечную массу, посмотрел ему прямо в глаза, и ударил по привинченной к стене синей кнопке, которая открывала клетку. Он-я осторожно вышел, обнюхал руку человека, запомнил его запах, облизал ладонь, и выбежал в коридор. Рядом была комната с близкими, но она была закрыта стальной дверью, кнопок не было, и для него, открыть ее было невозможно.
— Нас не спасти! Беги! Наверх! На волю! — донеслось до него послание матери и, повинуясь ей, он рванулся по коридору.
Кругом были Двуногие. Они бегали в дыму, ломали лабораторное оборудование, суетились, тыкались в стены, дрались за резиновые маски, падали, а он бежал к выходу на поверхность. Он-я чуял, где свобода. Для этого ему не нужны были глаза и нюх, и в этот момент, он-я их попросту отключил. Миновав три уровня, молодой пес выскочил на последний. Здесь, будущий вожак услышал вой других собак, которые не были такими как он-я, но были близки ему по виду, и являлись побочным продуктом экспериментов профессора Сенчина.
Пес прислушался и не уловил от них телепатических сигналов, хотел продолжить свой бег, но ноги сами понесли его к клеткам, где находились другие собаки. Их было много, около сотни. Собаки сидели в стандартных клетках, и в каждой было не менее пяти особей. Он-я пробежался вдоль стены, останавливался подле каждой клетки, вставал на задние лапы, и правой ударял по синей кнопке. Дверцы клеток открывались, псы вылетали в коридор, и набрасывались на Двуногих. Люди падали на пол, их рвали на куски, убивали без всякой жалости, и когда он-я открыл последнюю клетку, то на том уровне, где находились собаки, кроме них, в живых не оставалось никого.
