Сергей Палий - Санкция на жизнь
– Ну и ну, – хмыкнул Стас. – Я, бывало, напивался, но… чтоб сырую курицу жрать! Это сильно.
– Бесспорно. Только суть истории не совсем комическая.
– Не понимаю…
– Каждый из нас планирует что-то с вечера. Рассчитывает и надеется. К примеру, маринует курицу, чтобы назавтра приготовить праздничное блюдо к столу. А ночью кто-то вдруг – бац!.. и обгладывает сырые окорочка… Судьба всегда все делает по-своему, понимаешь? Наши ожидания гораздо чаще не сбываются, чем наоборот. Наши мечтания, как правило, сильно разнятся с будущей реальностью.
Возникла пауза. Снизу загромыхал Уиндел, видимо, наконец разобравшийся с устройством судового гальюна.
– Я понял, – кивнул Стас. – Ты боишься, что так и останешься для меня сырой курицей.
– Хм. – Вера снова улыбнулась. – Сравнение, конечно, грубовато, но… что-то в этом роде.
– Знаешь, – Нужный почесал в затылке, – я, конечно, не искушен в моногамных причудах. Но уж точно не позволю какому-нибудь Коле кусать тебя за ляжки.
Вера рассмеялась.
Просто и тепло.
Она встала и обняла его за шею, нечаянно столкнув локтем мятый китель на пол. Уткнулась носом в ухо и громко задышала, роняя горячие слезы прямо за воротник.
– Не позволяй кусать… – прерывисто всхлипнув, шепнула она. – Уж будь добр.
И ощущение выдираемого из сердца зуба моментально улетучилось.
– Тебе надо отдохнуть.
– Да, обязательно посплю. Только курс сейчас подправлю, а то уйдем в пустоту. А доверять автоматике не хочется.
В кокпит вернулся Жаквин, громко бухая по полу ботинками.
– Я справился с этой сволочной системой слива и утилизации, – доложил он. – Все-таки практика чудовищным образом отличается от теории. Жуть!
* * *Харон не терпел медлительности и рассеянности. Здесь нужно было действовать четко, без промедления и при этом просчитывать каждый шаг по мерзлому феррумитово-метановому грунту. В любой момент можно было сорваться в полукилометровую пропасть или угодить под невидимую картечь губительной харонской «метели».
Стас должен был добраться до космодрома, преодолев длинный путь по неширокому уступу между возносящимися ввысь скалами и опасной бездной. Он еще раз безнадежно постучал в железную створку шлюза. Тишина. Задраено наглухо. Обратной дороги нет.
Стас обернулся и посмотрел на извивающуюся по уступу узкоколейку. «Странно, – подумал он, – раньше казалось, что к космодрому нужно идти через ущелье, где по обе стороны утесы. А здесь почему-то с одной стороны – пропасть».
– Пасть-пасть… пасть… – откликнулось эхо.
Стас вздрогнул. Разве может быть эхо от мыслей? Тем более здесь нет атмосферы…
Он зашагал вперед, стараясь держаться подальше от края. Идти было легко – все же сила тяжести на Хароне много меньше земной. Над головой мириадами звезд вспучилось небо – стояла обманчиво тихая ночь. Вечная харонская ночь с яркой искоркой далекого Солнца, наличие которой лишь подчеркивало здешнюю тьму.
Через каждую сотню метров горели фонари, отбрасывая конусы мутного света на стылую землю и рельсы. Это вновь заставило Стаса насторожиться: каким образом может быть виден свет в безвоздушном пространстве? Мысль ударила в мозг и растворилась. Осталась чистая воля и стремление добраться до космодрома, чтобы успеть на последний рейс, отбывающий с опустевшего спутника Плутона.
Под ботинками скафандра противно, остро скрипел грунт, но это не удивляло Стаса – все-таки минус двести двадцать по Цельсию. Вот только как же он слышит сам звук скрипа? Не важно. Главное – успеть до начала «метели».
За поворотом в свете фонаря сидел на рельсе человек. Он не двигался, словно был мертв. Стас осторожно подошел поближе и потрогал его за наплечник скафа – человек медленно завалился на спину.
Стас отпрянул. За разбитым стеклом гермошлема виднелось его собственное лицо.
– Ты же должен быть сгореть при стокновении с астероидом, – сказал Стас. Тон получился виноватым.
– Дом-дом, дом… дом… – услужливо прокатилось эхо, исчезая во мгле пропасти.
Стас аккуратно взял тело под мышки, перетащил его ближе к скале и положил вдоль рельса.
И тут скафандр на его двойнике начал тлеть. Выглядело это пугающе, потому что огня не было: прорезиненная ткань, каркас, внутренние слои, комбез – все стремительно превращалось в прах… И вот уже труп, совсем голый, лежит на острых кусках породы, глядя опустевшими стеклышками глаз в звездную пыль.
Не оглядываясь, Стас побежал дальше. Казалось, что ритмичный рисунок огней космодрома отодвинулся от него, но так не могло быть: по прикидкам, он уже преодолел почти треть пути. А ведь последний рейс не станет ждать!
Стас побежал быстрее, но чем резче и пружинистей он двигался, тем сильнее его прижимало к поверхности Харона. Будто сила тяжести увеличивалась прямо пропорционально его скорости. Уже через пять минут он выдохся, и пришлось опять перейти на шаг. Притяжение сразу ослабло.
За поворотом, в неглубокой долине, вдруг показались припорошенные мельчайшими частичками породы строения взлетно-посадочного комплекса. Это было очень странно: несколько минут назад они казались такими далекими, и вот тебе на!
На овальной стартовой площадке в лучах мощных прожекторов стоял небольшой шаттл неизвестной Стасу модели, он напоминал тупоносый ботинок с кокпитом, выступающим над фюзеляжем, и небольшими треугольными стабилизаторами, под которыми висели гроздья орудий.
Боевой корабль? Откуда он здесь?…
Не важно. Главное – успеть попасть на борт, иначе он останется навсегда среди харонских пустошей.
Стас, превозмогая навалившуюся тяжесть, снова припустил рысью. Но через сотню метров уступ стал уже: на нем еле помещались рельсы и шпалы, и ему пришлось двигаться осторожнее, чтобы не сверзиться в темный провал бездны, терпеливо ждущий слева.
Наконец Стас добрался до стартового стола. Он долго карабкался по настенной лестнице, чтобы попасть наверх, к кораблю. Перекладины были скользкими от лютого мороза, и поэтому он изо всех сил сжимал каждую из них, чтоб не сорваться.
Шаттл ждал. Вблизи он выглядел просто огромным – метров двадцать в длину. Вокруг никого не было: ни техников, подготавливающих борт к старту, ни беженцев, спешащих попасть внутрь. С неприятным тянущим чувством под ложечкой Стас заметил, что обзорные иллюминаторы рубки не освещены. Внешние габаритные огни тоже не горели.
Создавалось ощущение, будто шаттл вовсе не собирался взлетать.
Проверив запас кислородно-азотной смеси в баллонах скафа, Стас неторопливо приблизился к громаде корабля. Он с удивлением обратил внимание на то, что шасси были припорошены породой. Это могло значить только одно: шаттл стоит здесь очень давно.
Трап оказался придвинут к борту. Стас, придерживаясь за стальной поручень, поднялся к открытому внешнему кессону. Здесь его взгляд случайно упал на обшивку…
«Ренегат» – было накорябано на окалине.
Сердце пропустило удар. Стас собрался с духом и вошел внутрь. Тут царила кромешная тьма, не работало даже аварийное освещение. Он включил фонари, встроенные в шлем, и двинулся вглубь, по коридору. Через минуту сообразил, как попасть в кокпит, и поднялся по вертикальной шахте на верхний уровень.
Кресло пилота пустовало. Стас осмотрел смутно знакомую приборную панель, темные экраны, необычной формы маневровый джойстик и штурвал. Все выглядело целым, нетронутым. А покрытый легким инеем ключ зажигания с прицепленной цепочкой торчал в замке.
Он уселся в кресло, которое оказалось не слишком подходящим по форме к его скафандру; к тому же очень мешали баллоны с дыхательной смесью. Кое-как пристегнулся.
Еще раз оглядел рабочие панели, выдохнул и повернул ключ…
Корабль оставался мертв. Не замкнулись никакие цепи, не пробежала нигде пусковая искра, не выдали ни вольта аккумуляторы.
Зато снаружи, за обзорным стеклом, что-то неуловимо изменилось.
Стас, не обратив на это внимания, вернул ключ в исходное положение и снова крутанул его в замке. Пальцы сквозь многослойную ткань перчаток почувствовали щелчок, но не более.
«Как же? Как же так?» – лихорадочно подумал Стас.
– Так, так… – гулко ответило далекое эхо.
Стас хотел было встать и попробовать разобраться в схемах и узлах шаттла, чтобы найти неисправность, но лицо внезапно вспыхнуло от боли. Кожу будто бы укололи глубокими иглами одновременно в тысяче мест. Он вскрикнул и машинально дернул ладони к щекам, но перчатки стукнулись о стекло шлема.
Он медленно убрал руки.
Большой обзорный иллюминатор пошел ветвистыми трещинами. Сначала разлетелось внешнее стекло, затем по двум внутренним что-то заколотило с нечеловеческим остервенением.
А спустя несколько мгновений Стас увидел в лучах фонарей целый фонтан прозрачных брызг и почувствовал жаркие прикосновения ворвавшегося внутрь вихря. Его скафандр и тело пронзила сотня камушков, разогнанных до умопомрачительных скоростей. Они разбили вдребезги стекло, раскурочили аппаратуру, баллоны, датчики, в клочья разорвали кожу, мышцы, нервы, сухожилия, раскрошили кости. Страшная картечь нещадно прошила каждый сантиметр обшивки, словно для нее вообще не существовало препятствий.
