Дмитрий Силлов - Закон наемника
Шрам внимательно посмотрел мне в глаза.
«И как оно, не напрягает общаться с контролером?» — прозвучало у меня в голове.
— Если ты разденешься, обмотаешься бинтами и начнешь выть как пациент дурдома, то напряжет обязательно, — сказал я. — А сейчас меня напрягает, что я болтаюсь на этой хреновине. Кстати, спасибо, что прочистил мозги Выдре там, на базе «Монолита».
— Не за что, — пожал плечами Шрам, рассекая «Бритвой» скотч, которым была примотана к стальной балке моя рука. — Это было одним из условий моего договора с Лебедевым — в хорошей многоходовке все должно выглядеть естественно.
— Кстати, почему ты его отпустил? — поинтересовался я.
Наемник пожал плечами, продолжая орудовать ножом.
— Убивать профессора я не имел права. В том самом одиннадцатом году он спас мне жизнь, когда я после Выброса валялся без сознания на Болотах, и я пока не вернул ему Долг Жизни. Но при этом я не люблю, когда меня используют втемную, как он сделал это пару лет назад, а потом выбросил, словно отработанный материал для экспериментов. Потому твой контракт подвернулся вовремя, и сегодня я отплатил ему той же монетой.
В глазах Шрама мелькнуло что-то странное, чего я раньше за ним не замечал.
— Ну и… это было для него наилучшим выходом, — проговорил наемник. — Честно говоря, мне не хотелось, чтобы твой отмороженный Японец засунул ему в живот взрывпакет. Все-таки Лебедев большой ученый, и к тому же пожилой… Нехорошо так над стариками издеваться.
«Вот те раз, — подумал я. — Кто бы только мог подумать…»
— …что у контролера может быть что-то человеческое, — закончил мою мысль Шрам. — На самом деле не совсем я и контролер. Мысли читаю раз от раза, когда в резонанс попадаю… Ну еще кое-что могу. Короче, все-таки человек я… наверно. Отец мой на ЗГРЛС работал. Когда в восьмидесятом был ее пробный пуск, я с дружком на полигон пробрался, ну и хватанули мы с ним излучения… В общем, ладно, поговорили и будет, — закончил он, рассекая лезвием последний виток скотча, обмотанный вокруг моей ноги. — Пошли прикинем как народ будем освобождать, а то я, сам знаешь, не очень разбираюсь в этих саркофагах. У тебя оно как-то ловчее получается.
* * *Верхние этажи лаборатории представляли собой череду полностью заброшенных помещений. В темноте Выдра споткнулся о высохший труп снорка и забористо выматерился.
— Тише ты, — шикнул на него Шрам. — Здесь, мать твою, между прочим, дамы.
Однако галантность наемника была не совсем кстати. Та, чьи глаза снились мне каждую ночь, так и не пришла в себя — Лебедев добросовестно накачал ее какой-то гадостью. Сейчас я нес ее на руках, а Шрам, Выдра и Петренко прикрывали меня с трех сторон. Кстати, полковник повел себя как настоящий «долговец». Как только мы с наемником вытащили его из стеклянного саркофага, он самостоятельно перебинтовал израненные руки, нашел и заменил батарею на поясе, фиксирующем приводы ног, а после ударом окованной сталью ноги вышиб неприметную дверь в оружейную. Оказывается, он единственный из пленников все это время был в сознании и, несмотря на боль, примечал, что где плохо лежит. По ходу из него получился бы неплохой конкурент Сидоровичу — если, конечно, он и до этого не приторговывал хабаром.
Понятное дело, что я не расстался со своим АК, который подобрал возле убитого Шрамом «монолитовца». Да еще и СВД «нулевую» себе на складе Лебедева присмотрел, заранее кем-то обмотанную серой маскировочной лентой — под цвет большинства зданий Припяти. Правда, сейчас мою новую винтовку нес Шрам — этакий снайпер в квадрате, «дегтяревка» на плече плюс «Винторез» в руках.
У Петренко с руками было совсем плохо — прямой пациент Болотного Доктора, однако виду он не показывал. Даже «Вал» себе подобрал было — но поморщился и, с сожалением отложив автомат, ограничился парой разработанных для американского рынка немецких пистолетов Heckler & Koch USP уменьшенной модификации «Compact».
— Хоть что-то полезное в Зоне от пиндосов имеется — стволы, — проворчал он, осторожно, чтоб лишний раз не потревожить раны, заряжая относительно легкую «карманную артиллерию». И сейчас, глядя на мужество этого человека, я невольно забыл о том, что когда-то он приговорил меня к расстрелу. Ходить на протезах и при этом с открытыми ранами на руках хладнокровно готовиться к бою сможет далеко не каждый. Впрочем, если полковник снова решит нашпиговать меня свинцом, моё уважение не помешает ответить ему тем же.
Выдра, по-моему, еще не до конца пришел в себя. После того как Шрам ментальным ударом снес программу, заложенную «монолитовцами» в мозг сталкера, те быстренько скрутили его и отправили в лабораторию к Лебедеву. Надо полагать, на «переплавку». Но у профессора были иные планы. Какие — нам уже не узнать, однако гадости всякой вколол он Выдре предостаточно.
— Хрен его знает, что это, — прошептал сталкер, когда мы выдернули иглы из его вен. — Лучше пристрелите… а то опять что-нибудь наворочу.
— Это всегда успеется, — сказал Шрам, вглядываясь в его зрачки. — Мозги вроде чистые, а дерьмо из организма само выйдет, если пациента чистым спиртом поить и вовремя закусывать. Так что готовься к диете, больной. Сталкерский паек — это тебе не «монолитовские» концентраты. Отвык небось?
Выдра слабо улыбнулся.
— Не помню, — сказал он.
— Вспомнишь, — пообещал Шрам…
Сейчас Выдра пёр на себе тяжелый «Корд» — универсальный консервный нож для всех типов экзоскелетов. Бронебойная пуля калибра 12,7 миллиметра прошивала что сталкерский комбез, что многослойную кевларовую броню суперсовременного «WEAR 4Z» с одинаковой легкостью. Я попытался его отговорить, но сталкер уперся:
— Из Припяти нам, понятное дело, не выйти, как-никак логово «Монолита». А так хоть какой-то шанс появится.
В его словах была горькая правда. Припять кишела фанатиками, превратившими город в свою крепость. Правда, оставалась надежда, что нам как-то удастся проскользнуть до его границ незамеченными. Шрам сказал, что примерно знает как выбраться из Припяти, в которой родился и вырос, но слова его прозвучали как-то неубедительно… Попробуй выбраться из набитого змеями гадючника, не наступив ни на одну из них.
Но нам ничего другого не оставалось — возвращение по пути, которым мы пришли в лабораторию, без артефактов Сахарова было равносильно стопроцентному самоубийству.
— Загружаемся, — ткнул пальцем Шрам в открытые створки лифта.
— Ты уверен? — усомнился я.
— Другого выхода отсюда нет. Уж поверь, я здесь не в первый раз.
Сохранившийся со времен Первого Взрыва древний лифт с виду не походил на рабочий — поцарапанные пластиковые панели и обколотые по краям кнопки не в лучшую сторону контрастировали с вылизанным нулевым уровнем лаборатории. Но когда мы поднялись наверх, я понял в чем дело.
