Николай Буянов - Медиум
Игорь Иванович подошел к Георгию и посмотрел ему в глаза. И ужаснулся, увидев в них черную пустоту – ни страха, ни злости, ни сожаления. Зомби…
– А чего ты ждал? – прошептал Гоги. – Ты всю жизнь был первым.
– Это я-то?
– Ты, ты. Да, у меня был успех. Международные экспедиции, которые я возглавлял, симпозиумы, конференции, ученые звания… Херня это все, дорогой друг. Херня и мишура, детский хоровод вокруг елки. А чего-то настоящего, искры Божьей… Я ведь тебе, дураку, завидовал всю жизнь. Почему тебе – все, а мне – ничего? Почему тебе удалось расшифровать манускрипт, а для меня он так и остался китайской грамотой? Почему ТЫ доказал невиновность этого монаха? Почему он пришел к тебе, а не ко мне? Тебе Шар открыл дорогу во времени… Ты видел своими глазами короля Лангдарму, а я вульгарно занимался любовью с твоей женой, которую терпеть не могу…
– Я думал, ты любишь Аллу, – слегка растерянно проговорил Колесников.
– Когда-то мне казалось, что любил… После института. На меня все показывали пальцем и шептались за спиной. Ты хоть представляешь, что это значит для человека моей национальности? Отвергнутый влюбленный! Персонаж водевиля! Мужчина, которому предпочли… Кого? Жирного очкастого недоноска, мать твою! – Гоги улыбнулся, словно не человек – матерый волк показывал желтые клыки. – Мне хотелось тебя убить. Но когда я случайно узнал, чем занимается мой отец, я понял: вот он, шанс. Я стану Жрецом вместо него. Ему хватит.
Ты все потерял (я – тоже, но сейчас это неважно). И твоя дочь в этот момент убивает твоего друга Туровского… Подумай, насколько это символично! Два самых дорогих тебе человека… Плюс Алла – она не простоит тебе дочь. А Аленку теперь никто не остановит – даже команда «Альфа». Потому что ты прав – она больше не человек.
Дикий, звериный вопль, от которого волосы встали дыбом.
Алла стояла на пороге, и на неё было страшно смотреть, до того ярость и боль исказили её черты.
– Ты мне обещал…
Игорь Иванович бросился наперерез, пытаясь остановить. Она смела его с пути и отчаянно вцепилась красными ногтями в лицо Георгию.
– Ты обещал, что не тронешь Аленку! ОБЕЩАЛ ЖЕ, МРАЗЬ!!!
Глава 28
ОТЕЛЬ (продолжение)
Он находился в странном пугающем месте. Громадное – насколько хватало глаз – поле из идеально ровного темного стекла расстилалось вокруг. Он видел звезды у себя под ногами и над головой, стараясь различить знакомые созвездия, что было делом совершенно безнадежным – в десятом классе на астрономии с соседом по парте они только и делали, что резались в «морской бой» – устаревшая игра, зато самая простая и демократичная: всего-то и надо, что два листка бумаги в клеточку и шариковую ручку…
Впрочем, уж Большую Медведицу он в состоянии был обнаружить. Но не обнаруживал, сколько ни старался, – то ли Медведица находилась в другом полушарии, то ли он сам перенесся в какое-то иное измерение.
Но больше всего пугало то обстоятельство, что он был совершенно один. Эта мысль прочно сидела в сознании – он знал: сколько ни шагай в любом направлении (а как здесь различишь направления? Ни единого ориентира!), все равно перед глазами будет та же картина: ровное поле, звезды вокруг, сплетающиеся в незнакомые созвездия. Учить астрономию, дураку, надо было, а не топить неприятельские дредноуты. Пустота. Одиночество… А вдруг все это – вполне реально?
И он умрет тут от голода и жажды… И от безнадежности.
– Валерка…
От неожиданности он чуть не подпрыгнул: Голос был очень знакомым… Да если б и незнакомым, все равно счастье: он не один! Валерка припустился вскачь. Бежать было легко – сила тяжести тут явно уступала земной. Стекло под ногами не скользило и чуть пружинило, тишина звенела в ушах, будто тонкий комариный писк.
– Валерка!
– Аленка! – заорал он, чуть не испугавшись собственного голоса. – Муха, черт тебя подери!!! Ты где?
И – наткнулся с разбегу на Шар.
Большой, не меньше двух метров в поперечнике, смутно-прозрачный, он лежал (или стоял?) на ровной стеклянной поверхности, а внутри, среди сгустков странного светящегося тумана, было видно Аленкино лицо.
– Ни хрена себе, – пробормотал Валера, обходя Шар кругом. – Ты как сюда забралась? Тут ни дверцы, ни… – Он почувствовал вдруг слезы у себя на щеке. Глаза отчаянно щипало. – Слушай, давай отсюда выбираться, а? Место уж больно жуткое.
Аленка молчала. Валерка попытался толкнуть Шар, чтобы вызвать хоть какое-то движение… Шар будто врос в опору. Нет, даже не врос… Впечатление было такое, словно он был сделан из чего-то еще, из антивещества, которое в принципе не может двигаться в нашем понимании слова. Валерка сжал зубы. «Я тебя столкну, – с яростью подумал он. – Плевать мне, из чего ты там сделан…»
– Не надо, – грустно сказала Аленка. Он еле услышал, стенки Шара поглотили звук. – Ничего не выйдет.
– Ха, – прохрипел Валерка, упираясь плечом в гладкую поверхность. – У меня сроду все выходит… И входит. Вот блин!
Подошвы ботинок куда-то поехали. Стекло вмиг стало скользким; как каток зимой. Он и на ногах стоять мог с трудом, не то что толкать…
– Ничего, – со злостью сказал он. – Я тебя, халабуду, все равно разнесу к сатанам…
– Ты не сумеешь… Один. Тебе не справиться.
– А что же делать? Ты можешь помочь?
– Я пыталась. Но на меня что-то давит… Что-то очень большое и страшное. А папка не с тобой?
– Игорь Иванович?
– Да, да!
– Нет, – растерялся Валерка. – Я понятия не имею, как сам-то сюда попал. Мы с тобой сидели в «стекляшке», а потом вдруг…
– Найди моего отца.
– Он… Он знает, что делать?
– По-моему, знает. Или чувствует. Вы должны быть вместе, обязательно!
Аленка прижалась к стеклянной поверхности – нос чуть-чуть приплюснулся, глаза увеличились в размерах, и Валерка прочитал в них мольбу.
– Ты ему передай… Он должен это остановить. А на меня в случае чего пусть не обращает внимания.
– То есть как? Ты что говоришь?
– Пожалуйста, передай.
– Ну нет, – решительно сказал он. – Я тебя никому не отдам. И не надейся…
– Этот, что ли?
Валерка с трудом открыл глаза и увидел молодого веснушчатого сержанта в лихо заломленной на затылок милицейской фуражке. Рядом топтался ещё один, высокий и жилистый, поигрывая резиновым «демократизатором».
– Молодняк, пить ни хрена не умеет. Забираем, что ли?
– Да не пил я, – с трудом ворочая языком, пробормотал Валерка. – Ребята, отпустите, а? Я уж сам как-нибудь. Я тут близко живу.
– Щас отпущу… Все вы близко живете. А ты, дура, зачем наливала? – набросился сержант на барменшу.
– Так он вроде нормальный был. А потом я гляжу – он лыка не вяжет…
– Ладно, пошли. – И милиционер взял Валерку под руку. Нехорошо так взял, крепко, чуть прихватив куртку сбоку
– Ребята, ну пожалуйста! Мне сейчас никак нельзя! У меня дело, срочное! Не шучу, ей-Богу! Эй! – Он отчаянно уперся ногами в пол и попытался раскинуть руки, чтобы застрять в дверях.
– Тебя огреть, что ли? – рявкнул сержант, недобро оскалившись. – На пятнадцать суток пойдешь у меня!
Валерка почувствовал холодную струйку пота, пробиравшуюся по спине вниз. «Нет, им не объяснишь… Но сейчас… Сейчас меня заберут, а Аленка останется там, внутри стеклянного Шара, и никогда не выберется наружу…»
– Я только кепку заберу, – умоляюще сказал он, глядя на сержанта. – Вон, у стойки валяется. Ну что вы, в самом деле? Куда я убегу? Разве от вас убежишь…
– Это точно, – ухмыльнулся второй, с дубинкой. – Ты бы у меня, салажонок, в армии побегал. Я б тебе устроил тараканьи бега. Не служил небось?
– Не, – ответил он, заискивающе глядя в льдистые глаза. – Отсрочка до будущего года. (Красивая барменша с деланно-безразличным видом протирала высокие стаканы. «Даже и не глядит на меня, дрянь! Ну, это и к лучшему».)
Он наклонился, бормоча: «Да куда же она запропастилась, падла такая?», и вдруг резко-отчаянно рванул барменшу за толстые лодыжки вверх и вбок..
Впечатление было такое, будто свалился шифоньер. Женщина пронзительно завизжала, стаканы полетели на пол (попутно Валерка смахнул ещё пару бутылок с красивыми заморскими этикетками), сержанты на мгновение застыли с растерянными лицами, как китайские болванчики… Ходу, ходу!!!
Он рванул дверь подсобки, может, она и была заперта, но он не заметил, отчаяние придало силы, и выскочил наружу, с садистским наслаждением слыша позади трехголосый мат. Менты пытались поднять барменшу на ноги или, по крайней мере, убрать её с дороги, но и то и другое было делом трудным и нескорым.
– Вот гадина, а? – ревела она, лежа на полу и размазывая по щекам черную тушь. – Вот гадина… Я с ним по-человечески!
Высокий наконец перепрыгнул через стоику и вылетел, как метеор, в заднюю дверь.
– Ушел, – сплюнул он. – Ну, поймаю…
Сержант с веснушками на лице наклонился над всхлипывавшей барменшей и вдруг с силой тряхнул её за плечи. Она взглянула ему в глаза и неожиданно ощутила, как мерзкий холодок пробирается по телу. Глаза были абсолютно холодные, словно два булыжника, что никак не вязалось с помятым деревенским лицом. Глаза профессионального убийцы…
