Александр Лидин - Непрощенный
Удар лезвия по лезвию отозвался во всем теле. Нож вылетел из руки Артема, а в следующий миг в глазах потемнело от боли: лезвие рассекло суставы пальцев. Идиот… Знает же этот прием — выбивать нож обратным ударом, от мизинца, чтобы он вылетел через большой палец!
Обезоруженный охотник мгновенно превращается в дичь. Вот только дичь в данной ситуации кровно заинтересована в том, чтобы охотник не бросил ее преследовать.
Для решения проблемы у него не так-то много: одна рука, потому что вторая не годится даже для того, чтобы служить защитой.
Хотя почему только рука?..
Первый же пинок по голени оказался весьма результативным. Мехмед охнул, и при свете «огненных завес» Артем увидел, как его лицо исказилось.
Ну что, железный дровосек, сладко пришлось? Похоже, защита, спасающая от ножевых ранений, не была рассчитана на обычные удары и не смягчала их, а наоборот, усиливала. Второй раз Артему повезло меньше: длинная «юбка» маскировала движения ног террориста. Что поделать, два раза и снаряд в одну воронку не падает. Однако эффект получился весьма неожиданный.
Противник разозлился.
Артем даже не понял это — почувствовал, словно какая-то полуотделенная часть его собственного «я» впала в ярость. Противника надо чувствовать: только почувствовав его, начинаешь не предугадывать, а предчувствовать его маневры, и это единственный способ выиграть и выжить, потому что на угадайки времени у тебя нет.
— Кус умак![38]
Первый выпад был направлен в горло, и Артем почти купился на эту уловку. Только по крену корпуса он понял, что тот убрал правую ногу «пробуксовкой» — обозначил шаг и тут же убрал ее, чтобы избежать нового пинка. Лезвие ножа описало полумесяц и пошло вниз. Во внутреннюю поверхность бедра, чтобы пробить артерию, или в коленную чашечку, или вообще в голень, не защищенную высоким ботинком — это было уже неважно. Артем сделал движение, словно хотел снова пнуть противника, но в последний момент придержал удар и коротко хлестнул вверх.
Лезвие, скользнув по кости, ожгло раскаленным железом, и боль разлилась по телу, как огонь по луже бензина. Сгорая, задыхаясь, на самом излете бесконечного мгновения агонии, он почти не осознавал, что падает… пока не почувствовал прикосновение металлической ткани к своей коже. Прикосновение холодное, как машинный код.
Он не осознавал, что его противник потерял равновесие первым и упал на четвереньки. Не осознавал, что навалился грудью на спину Мехмеду и поймал его шею в захват, и оба они завалились на бок. Не чувствовал, как подбородок террориста упирается ему в изгиб локтя, и как тот бьется, пытаясь вырваться, не слышал, как вопли переходят в хрип, когда его запястье передавило маленькому арабу сонную артерию. Он понимал только одно: не отпускать. Не отпускать ни в коем случае.
Потом руки внезапно стали непослушными. Стройные огненные колонны разом накренились, и между ними затанцевали огненные шары.
И тогда в бархатной тьме, точно диафрагма фотоаппарата, раскрылось круглое белое окно, и из него вышел робот. Точь-в-точь такой, какой сопровождал его по туннелям.
Словно сквозь дрему, Артем смотрел, как робот подходит и бережно, точно спящего ребенка, поднимает Минера на руки… Артем попытался протестовать, но из горла вырвался лишь стон.
— Я забираю его, — произнес робот голосом капитана Кровлева. — Это ценный источник информации. Просьба не оказывать сопротивление.
«Оказать сопротивление» Артем не мог при всем желании. Он вдруг почувствовал, что безумно устал. Пол в зале был гладким и восхитительно прохладным.
Припав к нему, Артем провожал взглядом робота, который удалялся, неся на руках его врага. И только когда закрылось окно-диафрагма, он закрыл глаза и провалился в забытье.
Он очнулся от странного чувства легкости во всем теле. В помещении, где он находился, было светло, и ноздри щекотал запах мимозы и грейпфрута. Кто-то негромко переговаривался, стоя метрах в пяти от него; голос одного из собеседников, женщины, был Артему знаком.
Он еще немного полежал, наслаждаясь восхитительным ощущением, которое появляется обычно после того, как выспишься вволю после тяжелой работы. Глаза открывать не хотелось.
Господи, и приснится же такое… Звездолеты, пауки, ездовые курицы… Все, никакой фантастики. Никакого, блин, Гамильтона. Сказать Женьке: пусть тащит мой двухтомник Маклина — небось, до дыр зачитал, стервец…
Артем в последний раз зажмурился и широко открыл глаза.
В первый момент он не поверил тому, что увидел. Потому что лежал он не в больничной палате, а в просторном зале, залитом солнечным светом. Свет падал непонятно откуда, потому что ни одного окна Артем не заметил. Художник, создававший интерьер этого помещения, был либо нищим, либо миллиардером, благодаря своей не в меру богатой фантазии.
Да, насчет больничной койки. «Койка» была серебристо-голубой и самой удобной из всего, на чем Артему когда-либо доводилось спать.
— Ну как, напарник? Прослипался?
Артем едва не свалился с койки. Потому что женский голос, который произнес эти слова и который он слышал в момент пробуждения, принадлежал черному пауку размером с ньюфаундленда. Паук восседал на высокой одноногой «табуретке», похожей на инопланетный гриб, и чувствовал себя в этой позе весьма уютно.
Нет, не паук. Паучиха. И зовут ее Матильда.
Сознание неохотно смирялось с мыслью о том, что все приключения последних дней не были сном. Артем мутным взглядом обвел зал. Кое-кого из присутствующих он знал, но остальных видел впервые — в том числе и рослого «красавца», одетого в черное с золотом и лицом похожего на волка-оборотня из среднестатистического американского фильма.
Надо было срочно что-то сказать. Только вот что?
Он попытался сесть. Услужливая «койка» сложилась, помогая занять вертикальное положение. Надо же, до чего дошел прогресс!
— Здрасти, — буркнул он, спуская ноги на пол.
Волк-оборотень осклабился и воззрился на него с нескрываемым интересом.
— А твой Древний, похоже, не знаком с правилами этикета, Жон Го Тамм, — заметил он. Своеобразный прикус не мешал волколаку весьма чисто говорить по-русски.
Откровенно говоря, Артему было слегка неловко. Но что поделать, если их даже не представили!
Симбионт, возвышающийся над окружающими, неловко поклонился.
— Это мое упущение, повелитель, — он подошел к койке и серьезно проговорил: — Ар-тем, перед тобой Тоар Гемельсоирский, барон Пако, правитель системы Диска, Васон и Кохога, командующий Семьсот сорок шестой маневренной эскадрой Императорского флота.
По логике, теперь Артему следовало изобразить что-то вроде поклона. Несколько непривычно, но что поделать? Надо привыкать к новым условиям жизни.
Он спрыгнул с койки. При каждом уважающем себя дворе существовала тщательно проработанная система поклонов и реверансов, навороченность коей была прямо пропорциональна амбициям монарха. Но, будем надеяться, за неподобающую форму приветствия здесь под трибунал не отдают. Артем изобразил движение, каким солисты филармонии благодарят зрителей за аплодисменты, и протянул барону-волколаку руку.
— Артем Вишневский, капитан милиции.
На лице барона появилось что-то вроде недоуменного выражения.
— Мили… ции? Так называется твой корабль?
В первый момент Артем не понял, о чем идет речь, а потом сообразил. Ну да, конечно. Жон Го Тамм наверняка рассказал своему господину о его приключениях в недрах Диска. В свою очередь, Артем ничего не скрыл от великана. В том числе и то, что стал фактически капитаном бывшего дредноута «Расия». По иронии судьбы, в нынешнем звании он именовался так же, как и в том, в котором когда-то служил в «тридцатке».
— Ну… — он вздохнул, — можно сказать и так.
— Повелитель… — осторожно произнес симбионт.
Барон нервно вскинул голову.
— Только что поступило донесение: Гельм Орксилл, торговый представитель графа Сувари, схвачен и доставлен в Пыточную башню. Арни Роун начал допрос.
— И как успехи?
— Гельм пока держится. Из соображений вашей безопасности я не рекомендовал бы вам идти в пыточную.
— А истцы?
Жон Го Тамм сделал неопределенное движение руками.
— Сожалею, но их взять под контроль пока не удалось.
— Подождите, — проговорил Артем.
Он уже понял, что делать. Здесь, в зале, находилась одна из неповрежденных точек голосовой связи. Если ее удастся задействовать…
— Я попытаюсь связаться с кораблем, — сказал он. — Пожалуйста, подготовьте изображение этих ваших… истцов.
В последний момент он сообразил, что с трудом представляет, как передать изображение ИАКу. Но отступать было поздно.
Как, спрашиваете? А вот как.
Жон Го Тамм вопросительно посмотрел на барона. Тот криво оскалился — похоже, идея пришлась ему не слишком по душе, — но выбора не оставалось, и он кивнул.
