Дмитрий Беразинский - По ту сторону черной дыры
Он встал, подошел к сейфу и достал из него бутылку ликера на основе лесных орехов, который так здорово готовили монахи. Мэй обожала этот напиток.
Подарки подарками, а поставленную задачу необходимо выполнить. Уняв свои эмоции он сел за стол и обхватил голову руками.
…Если орда не внемлет голову чужого разума, а воспользуется отсутствием своего и понесется «нах Вест»… Тогда мы им придумаем такую западню, что они сами забудут сюда дорогу и навсегда закажут ее другим!
Майор глянул на карту. В голове начало проясняться.
Глава 32.
— Вот здесь, перед спуском к Днепру, или как его тут прозывают, Великоречке, находится очень удобный для нас пятачок — луг, гектар под тысячу. Для вас более понятной будет цифра в десять квадратных километров.
Майор Серегин, перед этим выступавший лишь на политзанятиях с докладами о международном положении государства, сильно волновался. Увидев это, Норвегов вспомнил сцену из кинофильма «Красотка», налил в стакан воды и полил стоявший перед ним кактус. Кстати, на этот кактус постоянно крестился игумен, полагая что сие растение принадлежит неземной флоре, и отчасти был прав.
Докладчик налил себе водички, отхлебнул граммов сто и продолжал.
Серегин предлагал вниманию собравшихся свое детище: план обороны территорий, жители которых поклялись Норвегову в верности.
Когда орда переправится через Днепр, то им будет необходимо стать лагерем на сутки-двое, чтобы передохнуть перед решительным штурмом и дождаться отставших. По восточной опушке леса проходила граница, вдоль которой стояли столбы с видеокамерами. Полагалось, что численность орды будет такова, что заполнит весь луг. Тогда со стороны леса будет удобно захватить «языка», либо некоторое количество оных.
Пойманному «языку» вдалбливается наша версия «Откровений Иоанна Богослова», и сей первый ангел трубит в микрофон. Рядом стоит парень с шилом и, при попытке пленного отчебучить что-нибудь не по плану, колет его вышеупомянутым инструментом куда-нибудь, где очень больно.
Если орда остается безучастной к его призывам, то на сцене появляются новые персонажи.
Взглянув внимательно на карту можно заметить, что правый берег Днепра на протяжении почти сотни километров высокий и обрывистый. Единственный низменный участок — это наш луг. Через него и проходит единственная дорога от Смольни на Хорив. Слева и справа от дороги луг переходит в дремучий лес, а низменность сменяется кручами.
— Поэтому, предлагаю! — сделал майор акцент на «предлагаю», — левобережный участок подхода к переправе заминировать. Товарищ полковник, вопреки пожеланиям ЮНЕСКО, я предлагаю все-таки использовать радиоуправляемые противопехотные мины. Если что, то потом пустим тральщик. Метров за триста от луга, в лесу устанавливается десяток установок «Град», а на том месте, где в лес углубляется дорога, пятерку БПМ с «Газонокосилками».
При этом сообщении оживился майор Горошин.
— Пять мало, — сказал он. Лучше десятка два!
— На поляне, за пару километров до исходных рубежей будут стоять Ми-24 с разогретыми двигателями, — не замечая горошинской корректуры продолжал Серегин, — взлетают по команде. Теперь глянем общую предполагаемую картину.
Проанализировав тактику аваров, майор предложил один из вариантов развития событий. Форсировав Днепр и увидев прелестное место для бивака, Иссык-хан станет лагерем для обеда, ужина (смотря по времени суток), а также, вероятно, и для ночевки.
Кое— кто из них сунется в лес за дровами, а там уже наши люди. Хватают того, кто понимает по-русски и волокут его в спецмашину. Там он хватает микрофон и режет правдой-маткой в открытое пространство. Те, для кого предназначено это выступление крепко думают.
Если итогом этих размышлений станет продолжение маневра, то спецмашина убирается ко всем чертям. Ответственное за проведение операции лицо нажимает кнопку. Срабатывает первый радиус шумовых мин. В рядах кочевников зарождается паника: человеки и кони с дурными мордами несутся прочь от источников звука. Кое-кто, разумеется, ломанется на Запад. Там его встречают «Газонокосилки».
Основная масса несется к реке. Активируется второй радиус «шумовок». В рядах врага паника (если кто-нибудь сталкивался с шумовыми минами, то меня понимает). Последние ряды сталкивают в воду первых, которые стремятся на такой безопасный левый берег. Срабатывает последний радиус мин; этим самым отдается команда реактивным установкам залпового огня, которые тотчас выпускают по боекомплекту. Русская земля превращается в ад. Люди Иссык-хана проклинают тот час, когда прельстились посулами этого авантюриста и несутся домой, в свою родную Аварию.
Те, кто прорвется сквозь минные поля, драпает. В это время БТРы выходят из лесу и страхуют «Грады», которые перезаряжаются. Одновременно взлетают вертолеты и пинают в зад тех, кто не спешит удирать. Здесь, товарищи офицеры, очень важный психологический момент. Мы должны ответить со всей жестокостью, чтобы они и внукам своим заказали, чтобы их правнуки писались ночью, если Русь приснится.
Майор замолчал. Полковник глянул на него, затем на одобрительно гудящих подчиненных.
— Однако, — сказал он, — у кого есть вопросы? Лично мне интересно следующее: сколько, по приблизительным расчетам, будет уничтожено живой силы врага? Пардон, поскольку там все живое, сколько вообще?
Серегин почесал в затылке.
— Э-э! — протянул он, — мы с Волковым обработали все это дело на компьютере. Получилось — от одной трети до половины личного состава.
— Ты, Иваныч, не темни! — крякнул Малинин, — в цифре говори.
— Да! — согласно кивнул Горошин, — интересно знать, сколько супостата поляжет!
Норвегов в отчаянии глянул на Семиверстова. Тот все понял и что-то записал в «организатор».
— Ну, капитану Малинину некогда об этом думать, — сказал он, — а вот вы, товарищ майор, могли бы с дробями и поработать. Угол падения всегда равен углу отражения.
Горошин зарделся. Он всегда считал себя выше арифметики. «Высшая математика — типично еврейская выдумка!» — говаривал он, гоняя костяшки на счетах. Малинин же наоборот, понял, что придется усердно позаниматься денек-другой, чтобы быть в форме.
— Поясню для прочих, — хмыкнул Норвегов, — если их заявится тыщ пятьдесят, то хоронить нужно будет двадцать. К тому же, исходя из Великого Железнодорожного закона, каждым восьми человекам будет соответствовать одна лошадь. Сие означает, что зондеркоманде придется очень туго. Да! У кого есть еще вопросы?
Семиверстов крякнул.
— Чем вы, Александр Иванович руководствуетесь, делая ставку на столь массовое посещение нашей не самой крупной деревушки? А если вновь пришлют небольшой разведотряд. Я понимаю, что эти парни, как и китайцы, в разведку ходят по несколько тысяч… Есть ли резон так серьезно подготавливаться? Вертолетами да «Градами» мы их всегда отпугнуть успеем, в случае чего.
— Вопрос интересный, — улыбнулся Серегин, — извиняюсь за отклонение от темы, но мы в детстве часто дрались с суворовцами. Те нас постоянно поколачивали. Последний раз мы пришли чуть не всем районом.
— Убедительно! — поднял руки вверх подполковник, — ну и что, побили таки их?
— Да нет, — сконфузился майор, — они не пришли. А вот чего я не учел в своем плане, так это того, что делать с таким количеством трупов.
Норвегов снова хмыкнул.
— Вы в курсе, как Китай хотел с чукчами воевать за выход к Северному Ледовитому? Приходит китайский военный атташе в чукотское посольство и говорит чукче-послу: «Китай объявляет войну Чукотке!» — а чукча таранку жует. Прожевал. Потом спрашивает: «А много ли вас?». Атташе гордо говорит, что больше миллиарда. «Однако!» — качает головой чукча, — «где ж мы вас хоронить-то будем?»
Все вежливо засмеялись бородатому анекдоту. Рябинушкин долго пыжился и наконец выдал:
— А пусть их пленные хоронят.
— Какие пленные? — не понял Константин Константинович.
— Ну, те, которые сдадутся в плен со страху, — терпеливо втолковывал зампотылу.
— Ну, знаете ли, господа! — протянул полковник, — шкуру медведя мы уже поделили, теперь за мясо принялись! Давайте лучше по чарке за удачу, да и на боковую.
— Правильно! — подхватил Горошин, — а я за закуской!
Рябинушкин строго посмотрел на него.
— Закуска, — сказал он, — это моя прерогатива. Шура! Ты где?
Из угла кабинета выполз Лютиков со своим неизменным саквояжем. Косо взглянув на своего шефа он подошел к столу и, расстегнув саквояж, принялся суетливо доставать оттуда всякую снедь: банку икры, немалый кусок вяленого мяса, булку хлеба, сортом повыше, чем пекли в пекарне, головку свежесвареного сыра. Под конец он извлек несколько молоденьких огурчиков и баночку горчицы.
— Чем богаты… — трагически прошептал он с видом Лукулла, к которому забрели обжоры из Валгаллы. Семиверстов протер глаза и воскликнул: