"Фантастика 2025-29". Компиляция. Книги 1-21 (СИ) - Белл Том

Гордей обосновался в одном из подсобных помещений. По крайней мере, заглянув в мутное, засиженное мухами окошко, Роман сумел разглядеть самодельную лежанку, стол с остатками ужина, стул и старый фанерный шкаф, место которому в сарае, среди прочей антикварной рухляди. Дверь в подсобку была закрыта, но разве запертая дверь может служить хоть сколь-нибудь значимой преградой?

Она и не стала преградой. Замок Роман вскрыл в два счета, вошел в пахнущее мышами и пылью помещение, осмотрелся. На что рассчитывал, и сам не знал, рассеянно повертел в руках облезлую деревянную лошадку, поднес к глазам треснувший калейдоскоп. Картинки в калейдоскопе были тусклыми, словно запылившимися, как и вся эта комната. Здесь нет ни Гордея, ни того, за что можно зацепиться, пора уходить, но что-то все равно держит, не отпускает.

Кошка, та самая, трехцветная, выступила из темноты, приветственно мяукнула. Значит, вот где она живет. Роман погладил кошку, а потом шагнул к шкафу, распахнул створки. Ничего интересного – все то же старье и тряпье, которым самое место на помойке. Кроме, пожалуй, бейсболки, самый краешек козырька которой выглядывает с верхней полки. Бейсболка была знакомая, Роман уже видел такую совсем недавно, вспомнить бы еще где. За бейсболкой потянулась черная футболка и аккуратно сложенная ветровка, солнцезащитные очки…

Вот на очках он как раз и вспомнил. Тот мужик сидел на веранде в кафе Эммы особняком, в разговоры не вступал, пялился в экран телефона. Роман запомнил его скорее в силу привычки, чем по какой-то особенной необходимости. Запомнил, а потом забыл. И вот сейчас он держал в руках ту самую одежду…

Подумать над увиденным ему не дали, за спиной тихо скрипнула дверь. Горыныч стоял на пороге и не решался войти, словно это он явился незваным гостем, а не Роман, словно этот чужак имеет полное право не только рыться в его вещах, но и наставлять на него пушку.

– Ты… – только и сказал он. – Ты меня нашел.

– А еще я нашел вот это. – Роман аккуратно, не спуская глаз с Гордея, отложил в сторону бейсболку. – Это твои вещи?

Гордей вздохнул, переступил порог подсобки. Вот только внутрь вошел уже не он, а какой-то другой, незнакомый Роману человек. Или все-таки знакомый?..

– Со стволом поаккуратнее. – Он уселся на лежак, вытянул перед собой длинные ноги, посмотрел на Романа снизу вверх, совершенно здравым, с ироническим прищуром взглядом. В полумраке не было никакой возможности разглядеть цвет его глаз, но Роману думалось, что желтого прибавилось. – Еще, не ровен час, выстрелит. – И сам он изменился. Вроде бы остался прежним Гордеем, но вот осанка, взгляд, выверенность движений. Так не бывает. Или бывает? Или уже бывало раньше?

А кошка снова мяукнула, запрыгнула Гордею на колени, заурчала.

– Твое? – спросил Роман, кивком головы указывая на бейсболку.

– Ну уж точно не его. – Гордей усмехнулся. – Нужно было спрятать получше. Он-то, блаженный человек, ничего вокруг себя не замечает, а вот ты. Кстати, здравствуй! Не могу сказать, что рад тебя видеть, но если уж так вышло, что ты снова решил явиться. Если вы оба решили явиться…

Снова натужно заскрипела дверь. Вот только не та, что вела в подсобку, а та, что была у Романа в голове, та, что не позволяла прорваться в мозг воспоминаниям. Она скрипела и трещала под их напором, пока не сдалась…

…Ромка заболел. Случилось все как-то внезапно. Сначала загноились раны, потом появился озноб, следом пришел жар. Ева почувствовала неладное первой, прижала к Ромкиному пылающему лбу холодную ладошку, испуганно вздрогнула.

– Не убирай, – попросил он. – Так хорошо.

Ему сейчас было хорошо, только когда она была рядом. Или не хорошо, а просто терпимо, но в подземелье «терпимо» – это почти «прекрасно». И Еву больше не уводили, не топили в подземном озере и не пытали. Глаза ее теперь все время были с серебряными искрами, Ромке даже казалось, что они светятся в темноте, как кошкины.

Кошка тоже волновалась, терлась о Ромкину руку горячим боком, мяукала, небольно покусывала кожу. Ее бы погладить, да сил нет. Сил нет даже на то, чтобы расширить лаз. А там осталось-то совсем ничего. Наверное, Евка и сейчас может в него пролезть, но уходить без них с Гордеем она отказывается, повторяет как заклинание:

– Там совсем чуть-чуть осталось, Ромочка. Мы скоро отсюда сбежим.

Они бы и ушли. Наверное. Если бы не сумасшедший доктор. Впервые он явился один, без Балахона. Напасть бы, вцепиться зубами в горло, да только нет сил. Ни у кого из них троих больше не осталось сил. И крови из них выкачивали теперь куда больше, чем раньше. Особенно из Евы. Ева уже едва стояла на ногах, полупрозрачная стала, как призрак. А Гордею тоже плохо. По ночам он кричал, разговаривал сам с собой, спорил с кем-то невидимым, злился.

А когда Ева пыталась его успокоить, смотрел едва ли с ненавистью, цедил сквозь стиснутые зубы:

– Это из-за вас. Из-за вас он меня нашел…

А тот, кого он когда-то называл папой, больше даже не смотрел в его сторону. Он был возбужден и чем-то обрадован. Радость его была такой же дикой и сумасшедшей, как и он сам.

– Спасибо вам, детишки. Особенно тебе, Евдокия, моя маленькая принцесса! Я ведь говорил, что ты очень особенная девочка? Так вот, ты и в самом деле очень особенная! Благодаря тебе у меня все получилось. Благодаря вам всем.

Они по-прежнему боялись его и ненавидели, но сейчас как-то вяло, вполсилы. Ромка так и вовсе лежал, уткнувшись лбом в стену. Холодная стена не заменяла Евиной ладошки, но тоже хоть чуть-чуть помогала.

– Ромка заболел. Вы должны ему помочь! – Только Ева не теряла веры и надежды. Старалась не терять.

– Заболел? – В голосе этого сумасшедшего не было даже тени интереса. – Это нестрашно. Мой эксперимент закончился. Собственно, я пришел попрощаться. Вы были хорошими детьми, поэтому я не стану вас убивать. – Тут бы обрадоваться, вдохнуть полной грудью, да вот только Ромке все равно. – Я не стану вас убивать, я позволю вам умереть своей смертью…

Вот и все. Громыхнула дверь, лязгнул запор, испуганно закричала Ева, завизжал нечеловеческим голосом Гордей. А потом погас торшер, отключился обогреватель. Вот и все…

Наверное, Роман был даже рад, что их оставили наконец в покое. Смерти он не боялся. Теперь он не боялся вообще ничего. Вот только Ева с Гордеем боялись. Их страх был густой и вязкий, от него дышать становилось еще тяжелее, еще больнее.

– Ромочка, миленький… – Даже в темноте ее глаза светились серебром. Чем тебе не торшер… – Ромочка, ты только не умирай, не бросай нас! – Она плакала, целовала его горячими и солеными губами сначала в лоб, потом в нос и щеки. – Не бросай нас… Мы без тебя умрем.

Глупая. Они умрут в любом случае, хоть поодиночке, хоть взявшись за руки. Он так и прохрипел:

– Ты глупая, Евка.

Прохрипел и сполз со своей койки. До пролома в стене он добирался ползком, несколько раз ложился на ледяной пол передохнуть, а потом снова полз. Ева ползла следом, он слышал ее частое дыхание, видел серебряные искры. Гордей тоже был рядом. Его Ромка не видел и не слышал, просто знал, что он здесь. Что ж, наверное, все-таки придется умирать, взявшись за руки…

Работали по очереди, из самых последних сил. Сколько там их осталось – этих сил? Ромка читал в книгах про второе дыхание. Так вот не было никакого второго дыхания! Они работали на последнем издыхании, вот как они работали!

Наверное, он отключился. В последнее время он часто отключался, уже не различал, где явь, а где бред. Из забытья его вытащил радостный шепот Гордея:

– Все, надо уходить!

Значит, у них получилось. Тайный лаз теперь достаточно большой, чтобы в него можно было протиснуться не только Евке, но и им с Гордеем. Ну, раз так, нужно двигаться вперед.

Первым в дыру пролез Гордей, следом Ева, Роман замыкал. Протиснулся в черный лаз и подумал, что застрял, что не двинуться ему ни вперед, ни назад, пока за руки не схватили, не потянули.