Губитель - Поселягин Владимир Геннадьевич

Я спрыгнул на землю рядом с мехводом, он шевелился и пытался встать; форма подрана, но вроде цел. Мехвод был пожилой, волосы короткие и седые. Думаю, лет пятьдесят ему.

Закинув его руку себе на шею, я, крутя головой, чтобы нас не застали врасплох, отвёл его за танк и под его прикрытием, так, чтобы Т-72 находился между нами и горевшим грузовиком, потащил мехвода прочь. Не нравилась мне реакция нациков на горевший грузовик. Похоже, там взрывчатка или боеприпасы – одним словом, что-то очень серьёзное.

Тут за спиной так грохнуло, что я потерялся и свалился вместе с механиком-водителем в канаву на обочине. Они тут не глубокие, по колено, не больше. Сознание я всё же не потерял, столкнул с себя мехвода (так получилось, что он на меня завалился), проверил оба автомата. У националиста я взял АК-74 с обвесом и оптическим прицелом, и это плохо, у нас боезапас разный: у меня «семёрка», а у автомата националиста – «пятёрка». Один магазин, получается.

Виденьем я проверил подсумки мехвода, которые при нём были, а там магазины, и как раз патроны нужного калибра. Ему и отдам этот автомат, если он в себя придёт. У мехвода на ремне была ещё кобура с пистолетом системы Макарова. Постараюсь помочь мужику: за долгую жизнь поисковика я пси-лечение очень серьёзно освоил, уже и других могу лечить, не быстро, скорость невелика, но могу.

Начал я с себя. Источник был полный от маны, собранной после инициации, так что провёл диагностику головы. Надо же, даже многочисленные кровоизлияния были, повреждена барабанная перепонка правого уха. Полежав минут десять (всё это время от грузовика доносились взрывы, похоже, снаряды перевозил, дымами всё было скрыто), я накопил немного маны и убрал часть проблем, голова болеть стала меньше. Потом уши подлечил, а то слышу всё, словно через стену. Часть проблем снял и, снова помедитировав, занялся мехводом.

На дороге канонада, мы в трёхстах метрах были, так нас подбрасывало в канаве, иногда в поле падали неразорвавшиеся снаряды. Остальные грузовики загорелись от первого и тоже были разорваны снарядами в кузовах. Похоже, это была колонна обеспечения какой-то артиллерийской части. А броню, скорее всего, в сопровождение дали, усиливали часть.

Мехвода я положил на спину и массировал ему виски, а заодно вливал ману и проводил диагностику. Повреждения практически те же, что и у меня, серьёзная контузия. Виденьем нашёл рану на спине – осколок под кожей, мелкий, или от моей гранаты, или от снаряда БМП. Вторая рана была на бедре, я сразу и не рассмотрел, что там кровавое пятно расплывается. Но тоже ничего серьёзного, рана неглубокая.

Пока накапливал ману, не забывал поглядывать по сторонам. Оба автомата у меня приведены к бою, лежат с разных сторон, если что, открою огонь. Но нацики так и пропали, возвращаться к уничтоженной колонне они не стали.

Телекинезом я удалил осколки из ран мехвода, заодно почистил их, чтобы чего не попало с осколками, и перевязал. Перевязочный пакет нашёл в кармане брюк у мехвода, хватило перевязать. Потом стал лечить голову, полчаса – и часть проблем убрал, слух ему восстановил.

Тут танкист зашевелился, пытаясь сесть.

– Чего я голый? – спросил он, нащупывая повязку на груди.

– Две раны у вас, на спине и на бедре левой ноги. Лёгкие. Осколки я уже вытащил, раны почистил и перевязал. Можете одеться.

– Нас что, подбили?

– Не знаю, наверное. Простите, как вас зовут?

– Ты чего, Лёх? Мы же уже полгода в одном экипаже.

– Я не помню вас. Ничего не помню. Только документ нашёл, так и узнал, как меня зовут. А ещё кто-то стучал сверху, грозился нас живём сжечь. Я не хотел гореть, увидел гранаты и автомат, приготовил их и, открыв люк, стал кидать гранаты. Ломившиеся в танк бандиты во все стороны побежали, а я им в спины стрелял. И по грузовикам бил. Один загорелся, видимо, со снарядами, и бандиты во все стороны рванули. Тут я вас увидел, у передка лежали, подхватил и потащил назад, откуда приехал танк, в котором я очнулся. Тут и грохнуло. Это всё, что было.

– Понятно. Совсем ничего не помнишь? Про Донбасс? Как нас нацбатальоны гоняли в четырнадцатом?

– Подождите… Украина? Киев? Переворот и сожжённый «Беркут»? ДНР и ЛНР? – сделал я вид, что что-то припоминаю.

– Вспоминаешь?

– Что-то есть. А я – я кто?

– Ты из детдома. Из Донецка. Родители и бабушка погибли от артобстрела, ты тогда в школе был, один остался, тебя в детдом и определили. А как восемнадцать лет тебе исполнилось, сразу пошёл в военкомат. Полгода подготовки, на наводчика выучился на курсах, младшего сержанта получил – и к нам в часть, в наш прославленный экипаж.

– А вы?

– Старшина Баркалин я, позывной – Дед Вито. Командир наш – комвзвода лейтенант Губарев, позывной – Лето. А у тебя позывной – Алмаз: месяц назад танк укропов точным выстрелом сжёг, аж башня отлетела от детонации. Сначала Глаз-Алмаз звали, потом сократили. Ты же танк сжёг с четырёх километров одним выстрелом с холодного ствола. Если бы тебя в самоволке не поймали, награду точно бы дали.

– Ещё что-то есть? – протянув оружие старшине, спросил я. Мало информации было.

Он, закончив одеваться и застёгивать ремни, сразу схватил оружие.

– Автомат не мой, – мгновенно определил мехвод, проверяя коллиматорный прицел. – Рабочий.

– Нашёл на корме. Видимо, одного из бандитов в форме.

– Это, наверное, националисты были, вряд ли солдаты ВСУ. Хотя что те, что другие – одно отребье. А командир наш где, командир?! – воскликнул вдруг мехвод.

– Погиб. Я проверял, остывал уже.

– Жаль, молодой, два года как воюет. Жена осталась и дочка совсем маленькая. Повоевали, блин!

– Пушка разбита, откатник назад отошёл, масло текло. Ремонтный завод нашему танку поможет.

– Это нас укропские танки расстреляли, вон с того холма… Хм, уже ушли. Командир наш рискнул: думал, проскочим. В обход часа два потеряли бы. Чёрт, нас же на усиление взвода «Спарты» направили, наша рота их батальон усиливает! Они танк потеряли и застряли, их бронетехникой давят, нужно срочно помочь, мы потому напрямки и рванули.

– И что делать?

– Мы блокпост захваченный проезжали, там наш боец танк охранял, трофейный, шестьдесят четвёртый, бэка полный, баки тоже – садись и воюй. Его должны были в тыл отогнать, три километра позади. Вон отсюда верхушку блокпоста видно.

– Понял. Не с вашей раной на бедре бегать. Я сбегаю и пригоню. Дальше – вы за рычаги, а я на место наводчика.

– А справишься?

Возражений от старшины не было, он воспринял это как должное. Я мельком глянул на наш танк – его внешний вид изменился: куда-то исчез зенитный пулемёт на башне. Видимо, снарядом снесло.

Я скинул сумку с гранатами, две себе оставил, две отдал старшине, он за предохранительный рычаг на разгрузку их повесил.

– Разберёмся.

От грузовиков грохотало уже слабо, нациков не видно. Подхватив автомат, я рванул по канаве, готовый вот-вот упасть и укрыться. Двигался обратно по разбитой дороге, на которой кое-где ещё виднелись островки асфальта. А старшина лёг и, достав из кармана половинку бинокля, монокуляр по сути, стал рассматривать холм, откуда нам прилетело. Украинских танков там уже не было, иначе он бы меня не послал за новой машиной.

Добежал я быстро, всё же девятнадцать лет, да и тело мне попалось неплохое. И, как оказалось, был лёгкий на ногу: даже не запыхался.

Боец на блокпосте был один; надо же, оставили его. Он укрылся за бетонными плитами: видать, шум близкого боя и разрывов снарядов его насторожил. Меня он рассмотрел издалека и, дождавшись, когда я подбегу, выглянул из-за бетонного блока и спросил:

– Это вы там горите?

– Мы знакомы?

– Ты же с лейтенантом смотрел трофейный танк! – изумился он. – Минут сорок назад.

– Не помню. Контузия. Командир погиб, а мехвода я не узнавал, он сам мне сказал, как его зовут. Нам танк нужен. Парням срочно помощь нужна, а свой мы потеряли. На дороге горят грузовики со снарядами, пять штук сожгли.