Стас Северский - Тени прошлого — тени будущего
Мы вышли на транспортную стоянку…
— Перегнали… Ищи 400-04 — не окликай ни один, пока не найдешь. Как найдешь, дай мне сигнал.
Иду между рядами транспортов, «спящих» на ждущем режиме. Неужто это продолжение «охоты» на сахар?.. Неужели, брошенная нами добыча еще там?.. Похоже на то… Айнер подозвал меня коротким сигналом… Мы разбудили машину и забрались внутрь погреться… Из-под сидений хрупкому свету был явлен наш тайный груз… Айнер передал мне сахарные блоки с пометкой того склада в Штраубе… и еще что-то… и пустой стакан… Но стакан он вырвал тут же… и вернул мне его уже полным черной кофейной горечи… Белый пар клубится в холодном воздухе вместе с тонкими изломанными струйками дыма от только что запаленных сигарет… Прозрачный стакан не обжигает рук, но густая темень, которой он полон до краев, парит жаром… От усталости все это кажется замедленным и отстраненным… Мне еще не до конца ясно, что произошло… От удивления я открыл рот, но вопросы будто застряли в горле или в голове… Я так и не успел ничего спросить — вместе с вопросами в моих зубах зажат теперь бутерброд… Айнер, отерев о рукав боевой клинок от вражеской «крови», настругал толстыми ломтями колбасу… Ломоть колбасы еще отдает каким-то чужим химикатом — вражеской «кровью»… Радость заполняет меня вместе с густым кофейным осадком и терпким дымом… Куски сахара забивают вопросы обратно в горло… Все это вяжет рот и разум… Все это стягивает вокруг меня спокойствие и сон… Нет, он не злой — этот Айнер…
— Спать распоряжений не было, боец! Подойди ближе! Садись здесь. Смотри, Герф… Этому транспорту известно, что мы тут походный ужин развернули. Он знает и о том, что мы добыли сахар обходным путем… Но этот транспорт не зафиксирует отчетом ничего этого. У машин нет таких проблем, как у нас. Они, вне зависимости от обстоятельств, точно знают, что нужно приписать к отчетной памяти, — знают, о чем необходимо доложить.
— Я понял, командир.
— Равняйся на технику. Только не на D40. «Защитники» с крайней точностью опускают все то, что не имеет значения, что станет помехой и командиру, и бойцу. Но человек никогда не сможет рассчитать ситуацию с такой точностью, как «защитник». Человек никогда не сможет стать подобным «защитнику» и никогда не сможет полностью доверить ему контроль и наблюдение. D40 знают больше, чем мы, — они всегда на несколько шагов впереди нас. Только офицеры S12, дошедшие до ступени близкой Снегову, читают их отчеты верно. Это другой уровень — верхняя ступень, где речь идет только о порядке высшем. Из этого следует, что от моих бойцов мне нужен не один отчетный каркас. Понял?
— Так точно.
— Подробный отчет, где есть все «необходимое», но нет при том ничего «лишнего» — ни от бойца, ни от офицера не получить никому. Будет одно, будет и другое. Но грубых ошибок быть не должно. По большей части решать, что нужно или что мешает, — командиру — мне, не тебе. Твои задачи сведены к тому, чтобы ты, не допуская грубых ошибок, предоставил мне как можно более точные сведенья о текущей ситуации. Мне нужны объективные сведенья — то, что происходит у тебя перед глазами в чистом виде. Но мне нужны и твои оценки ситуации. Степень их объективности будет установлена мной — с опорой на твои показания. И учти, что только тупой боец и высший офицер S12 могут быть твердо уверены в том, что поступают правильно. Но чем ниже по рангу источник этой уверенности — тем выше у этой уверенности ступень ошибочности. Из этого следует то, что тебе нужно больше думать. И еще… Имей в виду, что думать буду и я… Но не рассчитывай, что я один буду думать за обоих все время. Каждому твоему расчету без ограничений, мной будет установлен предел.
— Так точно, командир.
Лейтенант загрузил сахар в отсеки портупеи и активировал транспорт…
— Ремни подключи…
Без вопросов последовал за ним и пристегнул ремни… Припал к закрытой двери машины головой… Почувствовал лишь давление ремней от заданной скорости… Сквозь прикрытые тяжестью сна, опухшие, веки различаю только вспышки света где-то далеко впереди… они все ближе, ближе…
— Смотри.
Продираю глаза и вижу свет — больше ничего нет… Рассвет… Нет, тогда мы должны были бы быть в самом его центре. Светает, но холодное небо еще темно где-то там очень высоко… Только оно засвечено чем-то и под зависшей в воздухе машиной, и над ней… Северное сияние так не сияет… и ледник так не отражает свет… Что это?..
— Хантэрхайм…
— Смотри, Герф… Мы «охотники» — это наш «приют»… Хантэрхайм — вечно сияющий маяк посреди ледяных пустынь, не дающий нам сгинуть среди них…
— Но откуда это зарево?..
— Оно исходит от «ледяных игл» — городских башен, принимающих каждый световой удар северных снежных равнин и этого холодного неба, светящего и днем, и ночью. Хантэрхайм хранит этот свет — передает его нам и во тьме. Завтра его свет станет и твоим. И больше ты никогда не покинешь его — где бы мы ни были, он не отпустит никого из нас.
— Так это правда?..
— Смотри, Герф… Он ломает скалы и льды тяжелым морозом — он ломает и нас. Борись с ним — и начинай сейчас же. Но помни, что он тебе защитник, как и ты ему. Он не даст тебе верить — никому, ничему… Он оберегает нас. Вера слепа… Вера слепа полностью — до того, что лишает зрения и вышибает опору из-под ног каждого, кто ступил в эту слепоту… А уверенность дает и зрение, и опору. Но он — Хантэрхайм — будет поднимать уровень твоей уверенности, как вздымать сломы ледниковых скал, и опускать его, как рушить пропасти ледниковых расщелин. Он проверяет нас — нашу надежность. Ты должен позволить ему взять контроль над собой, но не должен позволять ему осуществлять над собой такой беспредел. Следуй его зову, когда он призывает ринуться в бой, а не в пропасть. Ему не нужен слабый солдат. Единственное, что этому поможет, — способность мыслить. Но он не даст тебе и думать, если подчинит твои мысли до слепоты. Он губит тех, кто слепнет в его сиянии.
— Командир… Хантэрхайм… У него нет воли… Он не Бог…
— Воля есть у нас. Боги — мы. Хантэрхайм — наше ледяное зеркало, которое показывает нам только наше истинное лицо. И те боги, которые слабы для того, чтоб видеть себя, низвергают себя, увидев. Они падают со своих слабых опор, которые были скрыты туманом, под своей тяжестью, истинную силу которой открыть способно одно только жесткое сияние ледяных пустынь.
— Значит, чудовища — это мы, а не он…
— Он такой же, как мы, — он чудовище для чудовищ. Помни, что бы ни было, не воюй с ним его оружием, не пробуй отстранить его щитом — он сильнее. Подчинись ему так, как мне, — полностью, но не тупо, не сложив к его ногам разум. Смотри ему в глаза, как командиру. Иначе под его гнетом ты станешь таким, как Нор, как многие другие… Он не тронет, если твои мысли не будут враждебны ему. Но стоит направить их против его воли — разгонит по тупикам. Не должно быть никакого сопротивления его силе — иначе он сломит твою, как бойцы DIS ломают руки каждому, кто сопротивляется аресту. Он пугает своей властью, как пугает — Скар. Но он страшен лишь тем, кто его предает. А твою правду он выбьет, как Скар, при дознании. Открой, отдай ему эту правду. Но не бери чужой. И не верь никому — ни себе, ни другим. Если ты поверишь — будешь ослеплен его светом. Если ты падешь духом — будешь раздавлен его льдом на дне расщелин. Если вознесешься тщеславием — он скроет тебя под снегом вершин. Перестанешь мыслить — и ты сломан им, как снежный кристалл под сапогом. Если ты будешь воевать против него — ты будешь воевать против нас. Будь с ним един, как мы.
Сжимаю челюсть, чтобы зубы не стучали — от холода, усталости и того, что Айнер с моей головой делает… Глаза начали болеть от яркого света, но отвести взгляд я не могу… В суженные зрачки врезались высокие острые ветроломы — вышки «хранителей». Этот вой разорванного ветра цепом бьет под грудной хрящ. Но он не заглушает заледенелый звон этих промерзших башен…
— Хантэрхайм… Он — испытание.
— Точно. Он берет у нас последнее, чтобы видеть наши пределы. И как только мы станем настоящими, он награждает или убивает нас. Мне он дал больше наград, чем смертей… но отобрал и то, и другое. Это мои «пограничные зоны». Хантэрхайм не расчищает мне путь посреди них, но и не ставит заградительные полосы по их краю. С ним человеку суждено быть на грани. И не на той границе, по которой ходить мне одному, — на краю. По одну сторону с ним только один он — белый, как снег, офицер — никто больше. Ты, Герф, будешь ступать по краю. Первый шаг определит направление. Так что следуй той разметке, что Хантэрхайм пропишет. Не рушь его преград и не спи посреди его равнин.
Транспорт резко повернул, и Айнер разогнал его на полную скорость, но я все смотрю на мониторы заднего и бокового обзора — на отдаленную мраком искристую звезду, отраженную льдами, на столбы лучей, пущенных в небо башнями, вздымающими надо льдом их тонкие иглы… Это Хантэрхайм, подавляющий нас своей холодной волей… Хантэрхайм, встающий на пути врага стеной ледяных игл… Он охранит этим морозом Штрауб и Шаттенберг… подобно верховному главнокомандующему системы, не выходящему из его окруженного сиянием штабного корпуса… Быть единым с Хантэрхаймом — замерзнуть, застыть вровень с системой, ведущей долгую жестокую войну. Нигде больше мы уже не сможем дать сражений такой мощи. Теперь мы будем защищать его… когда он будет нападать на нас, вооруженный этим отраженным светом, после отраженных нами ударов врага… Мне предстоит долгий и тяжкий труд, чтобы не забыть, что за Хантэрхаймом стоит Штрауб.
