Василий Звягинцев - Бремя живых
Вон в Мировую, за август месяц четырнадцатого года, русская артиллерия расстреляла беглым, прямой наводкой, запас снарядов, рассчитанный вообще на всю войну, а толку-то? Не только не разгромили супостата, а сами на границе не удержались. Отступать пришлось, огрызаясь уже только винтовочными залпами и переходя то и дело в чисто штыковые контратаки.
Мятежники, гораздо больше половины от тех, кто начал бой, добрались до стен и затаились в мертвом пространстве. Но и в поле осталось немало. Тела убитых в разнообразных, удивительно неэстетичных позах валялись вдоль своего последнего пути. Ползли или, оставаясь на месте, истошно кричали раненые, тщетно взывая о помощи. Кто им поможет?
Обороняющиеся тоже потеряли троих убитыми, и около десятка из тех, кто работал на стенах, были ранены. К счастью, по преимуществу легко.
Уваров требовал у коменданта гранат. Обыкновенных ручных, типа Лемона и «Ф-1», что примерно одно и то же. Как в старину лили со стен смолу и кипяток, так сейчас нужно было бросать через парапет десятками эти рубчатые гранаты, и там внизу образовалась бы такая каша! С одной стороны стена, с другой — люди. Разрывы, посылающие чугунные осколки на двести метров в открытом поле. Здесь почти каждый поражал бы в упор, а те, что пролетели мимо, имели еще один шанс достать врага рикошетом от закаленного кирпича. И — отраженной ударной волной.
Но достаточного запаса гранат, на что очень рассчитывал Уваров, в крепости не оказалось.
— Ну я ж вам говорил, — рубил воздух взмахами руки Леухин. Очевидно, для большей убедительности. — Совсем же не тот Арсенал у нас. Музей это и мастерская. Зря вы меня не слушали…
Гранат нашлось то небольшое количество, что имелось в штатных сумках боевого расчета, по две штуки у пяти человек. Да и то — маломощные «РГ-42» в тонкой жестяной оболочке. Их и использовали, и взорвались они внизу, наверное, со всей возможной пользой. Исходя из обычной боевой статистики, человек с десяток там поубивало и из строя вывело. Только вот высунуться через парапет и посмотреть, как оно получилось, Уваров не мог. Снизу тоже стреляли, если и не слишком метко, то весьма часто.
— Все, поручик, пора отходить, — сообщил Леухин в тот самый момент, когда охваченный боевым азартом Уваров начал составлять план вылазки. Обычное при обороне крепостей дело. И здесь бы могло получиться хорошо. Внезапно распахнуть ворота, предварительно подкатив к ним пушки, беглым огнем картечи сначала по фронту, а потом вдоль стен разметать нападающих, далее же — по обстановке.
Но скобелевским планам сбыться было не суждено. Не то время и не тот случай. Люди гарнизона ему не подчинялись и слушались команд (или — советов) только до тех пор, пока не препятствовал комендант.
— Да как же отходить? Мы же сейчас… — Валерий даже задохнулся от возмущения. Бой выиграть еще можно, безусловно. Ворота целы, сумеют их взорвать или нет — большой вопрос. Если взорвут и ворвутся, в здание Арсенала отойти, оттуда, по-хорошему, и за сутки не выбьют. Говорил же Леухин, что у него ЗРК есть. Очень может эффектно получиться — прямой наводкой зенитными ракетами по атакующей пехоте. И только совсем потом, запалив бикфордовы шнуры, чтобы разнести тут все к чертовой матери, бежать к реке и катеру.
Такой фейерверк тут устроить!
А так что же — уйти и оставить врагу все это богатство, историческое и реальное? Ведь только об этом и мечтают мятежники, только ради этого кладут своих людей без счета.
— Уходить, когда бой почти выигран?! Я не понимаю, господин военинженер. Ну, уходите. Бойцы подчиняются вам, я вам не подчиняюсь. По определению. Я вообще, если угодно, не в вашей армии служу! Только — последняя просьба. Пусть ваши ребята скатят пушки со стен, поставят их вот здесь, — Уваров указал, где именно. Рядом, колесо к колесу в полусотне метров от ворот, посреди аллеи, ведущей к главным дверям Арсенала.
— Они взорвут ворота, и тут я приму их на картечь. Ни один не переступит порога. Я один сумею стрелять из двух пушек. И увидите…
Леухин, тронутый его порывом, похлопал Уварова по плечу.
— Нормально. Если бы это было нужно — очень нормально. Я бы и сам с вами остался. Только ведь этого не нужно. Уж поверьте мне. Хотите отвести душу — не смею препятствовать. Только давайте так. Мы подготовим катер к эвакуации, вы стрельнете раз пять. Этого будет достаточно. И двух заряжающих я вам оставлю. А потом — отступайте к берегу. Остальное узнаете там. Договорились?
Слова коменданта показались вдруг Уварову убедительными. Может быть, действительно все продумано до него и за него, а сам он просто чего-то не понимает. Тем более наконец обратил Валерий внимание, на территории Арсенала, между его двумя главными входами и вокруг и даже в окнах и на балконах второго этажа мелькало гораздо больше людей, чем выходило по первым словам Леухина. Он сказал, что у него под командой примерно тридцать пять человек, а тут, навскидку, даже за вычетом убитых и раненых, суетилось под сотню.
Но раз так, и катер для эвакуации должен быть отнюдь не один!
Ладно. У всех свои игры. И его азарт, и готовность пасть в бою за эту, похоже, никому на самом деле не нужную крепость, выходит — бессмысленны. Так тому и быть. Но своего он не упустит. Просто чтобы было что вспомнить.
— Воля ваша, господин комендант. На том и сойдемся.
…С огромным наслаждением Уваров дождался, когда ворота сначала тяжело содрогнулись от первого взрыва не слишком хорошо рассчитанного удлиненного заряда, а потом и рухнули от второго, более сильного. Под затянутой вонючим тротиловым дымом аркой появились первые атакующие, безусловно, люди с напрочь сорванной психикой. Не могли они не понимать, на что идут, и все-таки кинулись вперед, подбадривая себя воплями, в которых не звучало уже ничего человеческого.
Так ведь и всегда, всю историю войн, начиная с древних Шумера и Ассирии, находились энтузиасты, что кидались на стены по штурмовым лестницам и наброшенным на зубцы арканам и становились в первые ряды сходящихся фаланг, где уцелеть не имелось даже самых мизерных шансов.
Пушка успела выстрелить всего три раза, а потом дернулась и застыла с нелепо перекосившимся в заднем положении стволом. Наверное, разрушились сгнившие и пересохшие за сотню лет каучуковые кольца в накатнике. Но и трех выстрелов картечью с полусотни метров, когда вал атакующих заполнил бутылочное горлышко воротного портала, оказалось достаточно, чтобы никто больше не сунулся.
Требуется особый склад характера или очень много водки, чтобы форсировать пешком гору теплых, густо пропитанных кровью тел соратников.
До реки солдаты Леухина дотащили Уварова под мышки. Потому что силы у поручика кончились как-то разом.
Уже когда катер резал носом речную волну, Леухин ему сказал:
— Ты, Валера, молодец. Погеройствовал, это нормально. Зачтется. А главное — мы сделали куда более важное. Доберемся до берега — узнаешь. Сейчас или чуть позже. Но дело мы сделали.
— Какое дело? — Уварову становилось все хуже и хуже. Единственное, о чем он сейчас мечтал — чтобы его довезли до какого-нибудь госпиталя, что-нибудь сделали, чтобы он не умер насовсем, а уже потом положили на застеленную свежими простынями постель и дали вволю поспать.
— Арсенал мы им сдали в полной исправности. Вот пусть и пользуются…
Смысла в этих словах Уваров не нашел и, наверное, именно поэтому благополучно потерял сознание.
Открыв глаза, поручик увидел не белый потолок госпитальной палаты и не доброе лицо сестры милосердия, а все то же мутное небо с низко летящими серыми тучами и никак не похожую на ангела небесного личность штабс-капитана Крылова, своего непосредственного командира.
— Живой? Уже нормально. А чего на связь не выходил, мы ждали, ждали…
— Рация — того…
— Бывает. А доложить, что в городе видел, можешь? Нам тут инженер про твои подвиги в Арсенале успел рассказать, но тебя ж не за тем посылали.
Поручик чувствовал себя на удивление хорошо, очевидно, ему наконец оказали квалифицированную помощь. Он готов был встать и нести службу дальше.
Находились они в небольшом дворике дома, прилепившегося на самом берегу Вислы, и дом этот использовался как одна из точек дислокации «печенегов». Занимались в нем служебными делами и просто отдыхали человек пятнадцать. Все — знакомые. Но на Уварова особого внимания никто не обращал. Просто не принято было это в подразделении. Если б в старой его роте — и расспросов, и сочувствия было бы сколько угодно.
А здесь — не так. Здесь главное — дело. Порученное именно тебе. А о чем не говорят — того тебе, скорее всего, и знать в данный момент не нужно.
Пулеметы — нормальные, а не старье столетней давности — были выставлены по углам ограды, торчала над крышей высокая многоканальная антенна. Примостившись в сторонке, двое ребят, одетые в грязноватые комбинезоны строительных рабочих, настраивали полевой радиотелефон, еще несколько человек упаковывали штурмовые ранцы. Очевидно, готовилась очередная операция с выходом в город.
