Игорь Николаев - Там, где горит земля
Конвоя с ранеными все ещё не было. Это мелко, как‑то исподтишка радовало – пока никого не надо отмывать от радиоактивной грязи. И расстраивало — сейчас кто‑то истекал кровью, к кому‑то подбирался шок, у кого‑то кровоизлияние внутри черепа грозило сдавить мозг…
Заурчал мотор. Один. Не грузовик. Александр машинально похлопал по бедру и мрачно усмехнулся — пистолет был запрятан под плотной прорезиненной тканью, да и не помог бы он против броневика. Впрочем, контуры машины были знакомы, а на башне виднелась родная красно–золотая эмблема.
Из броневика потащили раненого, безвольно обвисшего на руках двух сопровождающих.
— Господин военврач, помогите ему! – прогудел через респиратор один из носильщиков.
— Сюда! – быстро скомандовал Поволоцкий, призывая на помощь санитара.
Раненый был плох, это стало понятно с первого взгляда. Пульс слаб, повязки, наложенные не очень умело, но старательно, промокли насквозь – кровотечение не прекращалось. Хорошо – у мертвецов кровь не течет. Но смертельно опасно, поскольку кровопотеря зачастую убивает надёжнее пули.
— Пожалуйста, господин военврач!
За раненых часто просят. Предлагают деньги и ценности, показывают удостоверения, порой грозят оружием…
— Чушь не пори, — отрывисто приказал хирург. – У меня здесь все равны. Давно его ранили?
— Меньше получаса назад!
Захотелось выругаться. Тридцать минут – значит, никакая инфекция ещё не успела развиться. Но хотя бы четверть часа такого интенсивного кровотечения… Если, не дай бог, редкая группа крови, не поможет даже чудо.
На свет фонариком в глаз раненый отреагировал своеобразно. Неожиданно дёрнулся, тихо, но отчетливо он произнес:
— В тыл меня везти запрещаю. Колонна повернет…
И снова лишился сознания.
— Бредит, — констатировал Александр. – Помраченное сознание. Тащите за мной.
Терентьев погружался в туман, в котором не было ни верха, ни низа, никаких ориентиров. Только бесконечное падение в никуда и серая пелена, растворяющая любую, самую простую мысль. Но затем пришел Паук. Он прополз по телу, цепляя кожу острыми коготками и уселся на животе, запустив под кожу толстое длинное жало. Яд изливался во внутренности, разъедая их подобно кислоте.
Рука… надо смахнуть мерзкого арахнида рукой… но рук нет, ничего нет…
Больно, больно, больно…
Несомненно, работа в зоне атомного поражения опасна — но свои преимущества у неё имеются. В частности, обязательный душ — без лимита времени и воды. Ну, понятно, что воду нужно экономить, и раненый не будет ждать бесконечно — но это не песочные часы и водомер. Борода, против опасений, не набрала пыли и осталась в неприкосновенности… но это уже мелочи. Все мелочи, кроме крохотной дырочки в чужом теле, из которой утекает жизнь.
«Где же я его видел?$1 — подумал Поволоцкий, старательно – до красноты и жжения — растираясь жёстким колючим полотенцем, разгоняя по телу кровь. Привезенный показался ему смутно знакомым, но точно вспомнить не удалось. Если они когда‑то и встречались, то бледное восковое лицо умирающего слишком сильно изменилось, утратив сходство с прежним.
— Запишите в карточку — проникающее ранение верхней части живота, близко к средней линии. Шок… второй–третьей степени. Состояние тяжелое. Полусознание.
— Плох? — спросила медсестра из‑за ширмы, прикрывавшей стол с бумагами от брызг.
— Очень. Почти безнадёжен. Потерял много крови, и непонятно пока, что натворил осколок. Если печень или почки — то совсем скверно. Вряд ли желудок, тогда его бы, скорее всего, вообще не довезли. Раздеть, отмыть, проверить рентгенометром. Согреть стол, две дозы крови и пятьсот миллилитров противошокового раствора внутривенно. Я пока продезинфицируюсь ещё раз, — отрывисто скомандовал медик и проговорил про себя заученную последовательность действий:
«Операция. Местное обезболивание, лапаротомия, поиск перебитой артерии. Резецирование пробитых кишок. Перевязка артерии. Брюшину шить, кожу не шить. Широкая плотная повязка. Далее в палату или к священнику, в зависимости от результата».
Одежда раненого уже сгинула в одном из контейнеров для заражённых предметов. Безвольное тело лежало на теплом столе, обложенное грелками, укрытое стерильной простыней, ватным одеялом и снова простыней — все, кроме лица, рук и живота. Рана, как и ожидалось, казалась обманчиво маленькой и безобидной – самое коварное, что может быть. Привычные к бытовым травмам врачи, даже опытные, слишком часто полагались в начале войны на внешний вид крохотной ранки, не видя превращенные в фарш внутренности — пока за пациентом не приходил перитонит.
«И все же, где я тебя видел?»
— Новокаин! – скомандовал хирург, ощупывая живот раненого и прикидывая, как пойдет будущий разрез. На подносе рядом с правой рукой в готовности лежали скальпели, похожие в свете лампы на длинных узких рыб. Весь арсенал хирургии, хитрый и в то же время немудрёный — пинцеты, зажимы, ножницы, лопатки, иглодержатель. Иглы с шелком, а так же рассасывающимся шовным материалом.
Новокаин для местной анестезии, много новокаина. Бедняга и так на грани смерти, поэтому общий наркоз почти невозможен. Даже самый лёгкий может легко столкнуть его туда, откуда возврата уже нет. Так же как, впрочем, и малейшая боль.
— Он в сознании?
— На грани.
— Документы достали?
— Документы… нет, они там…
— Бывает. Передайте в приемное, чтобы последний раз.
Скальпель был походным, эрзац, используемый для экономии настоящих. Половинка бритвенного лезвия, схваченная малым зажимом Пеана, коснулась кожи, окрашенной бледно–жёлтым раствором йода. В такие мгновения Поволоцкий всегда чувствовал суеверный страх и робость от того, что сейчас он вторгнется в храм тела и души. Но это колебание никогда не длилось дольше мгновения.
Черт побери, сколько крови… Как будто не было совершенно сумасшедшей кровопотери ещё до операции. Вокруг инструментов сновал длинный пинцет сестры–ассистента, быстро протирающей тампоном операционное поле от темно–красной жидкости.
— Аспиратор!
Громкое название для прибора из двух банок, полутора метров трубки и ящика, отсасывающего жидкость из полости. Но ничего, работает. Натощак ранило, это в плюс. Минимум пол–литра крови в брюшной полости, не считая вылившегося и впитавшегося — это в минус.
Кожа обезболена и разрезана. Теперь брюшина. Бритва рассекает напитанные новокаином мышцы без боли, но дальше куда сложнее – разрывы тканей мешают инфильтрату анестезии. Придется дать немного эфира.
Уставшие глаза совсем некстати заволокло пеленой слез. Александр нетерпеливо дёрнул плечом и опытная сестра, поняв все с одного жеста, протерла ему лицо свежим тампоном.
Разумеется, наркозные аппараты были погружены и эвакуированы вместе с незадействованным персоналом и всем лишним имуществом. Так что — маска имени господина Эсмарха, складная, образца казённого, 1886 года. Вообще‑то, она для хлороформа, но и для эфира пойдет.
— Полкубика атропина, подкожно. Эфир, совсем немного, и осторожно. Следите за пульсом.
— Сто десять, наполнение слабое.
Не слишком хорошо, балансирует на границе. Операция может убить – но только может. А непрекращающееся внутреннее кровотечение убьет гарантированно.
Теперь захваты, чтобы раскрыть края разреза и открыть доступ к внутренностям.
Всякая огнестрельная рана опаснее, чем кажется – так писал Дитерихс, и был совершенно прав. Но, конечно, лучше так, чем широкий осколочный разрыв. Хотя… похоже, здесь все‑таки не пуля.
Тихо звенели инструменты, гудел компрессор, подававший отфильтрованный воздух внутрь павильона.
Вот они, кишки, на первый взгляд – бессистемное переплетение сизых трубок с желтоватыми бляшками жира. Похоже, этот человек держал себя в форме, несмотря на возраст. Жировых отложений ровно столько, сколько должно быть у здорового мужчины лет сорока–пятидесяти – ни полкило лишнего. А вот направление раневого канала нерадостное — к печени. И ранение он получил наверняка, когда стоял, с тех пор его везли, перекладывали… канал изменился. Значит, придется в буквальном смысле перебирать кишечник. Обычно люди не представляют себе, насколько плотно «упакованы» органы в человеческом теле, как легко повредить отлаженный механизм анатомии.
И кровотечение не останавливается, заррраза…
Шум снаружи, гудение клаксона, быстрая речь. Кто‑то в белом халате и марлевой повязке просунул голову в операционный бокс, но, оценив увиденное с одного взгляда, сразу же убрался обратно, не забыв тщательно закрыть клапан тамбура. Похоже, все‑таки пришел новый автопоезд с фронта, но им сейчас займутся помощники. Как скверно… При кажущейся простоте ранения – предельно тяжелый случай. Длинный зазубренный осколок из твердой стали разделился на несколько узких фрагментов, разошедшихся в разные стороны.
