Никита Аверин - Метро 2033. Крым-2. Остров Головорезов
– Чем беседовать, – тихо напомнила Зяблик, – давайте лучше раненого в машину перенесем. И надо как-то забрать Ренькаса с холмов.
– Он увидит, что мы уходим, – сказала Бандеролька. – Давайте соорудим носилки. Стас, командуй.
* * *Пошту с трудом уместили в машину наиболее безопасным, по мнению доктора Стаса, для раненого образом. Бандеролька почувствовала знакомую уже сосредоточенность: командование операцией все еще лежало на ней, и задача – спасти Пошту – почти не изменилась. В перспективе предстояло еще спасти остальных листонош, но Бандеролька так далеко не загадывала. Может быть, Пошту вылечат, и остальная часть операции станет его проблемой.
Кайсанбек Аланович, увидев Пошту, переменился в лице, и, что для него не характерно было, замолчал.
– Есть несколько путей домой, – сказал Телеграф, развернув карту, – предлагаю, однако, чтобы не ехать через горы и через перевал – мало ли, что там – вернуться прежней дорогой. Бензина у нас должно хватить.
С ним согласились. Конечно, возвращаться тем же путем – плохая примета, но ничего не поделаешь, путь через перевал может быть гораздо опаснее. Когда Бандеролька проходила там последний раз, начался камнепад, и она едва не погибла. Кроме того, в высоких горах обитало разное, не всегда приятное. И Симферополь, через который пролегал один из маршрутов, ей не нравился.
– Ехать будем быстро, но осторожно, – продолжил Телеграф, – избегать, по мере возможности, крупных населенных пунктов. Хорошо, машина у нас проходимая. За дорогой следите как можно внимательней, малейшее движение – стреляйте, не ждите, пока бросится. Подземный ход начинается в районе деревни «Яркое». О нем мало кто знает, прорыли как раз на такой случай – когда нужно будет тайно попасть в город или из города. А заканчивается под складом. По понятным причинам.
– Думаешь, удастся проскользнуть? – уточнила Бандеролька.
– Естественно. На машине, конечно, нет, поэтому придется спускать Пошту и нести. Но мы справимся, я уверен.
– Было бы преступлением думать иначе, – очнулся от тяжких раздумий Кайсанбек Аланович. – Рассуждая и сомневаясь, мы теряем драгоценнейшее время! Давайте обдумаем все по дороге – пора выдвигаться.
Глава 21
Цитадель в огне
Телеграф явил миру истинное мастерство водителя: он гнал так, что Бандеролька, баюкающая на коленях голову раненного Пошты (он так и не пришел в сознание, лишь тихо стонал иногда, и сердце Бандерольки разрывалось от жалости), не понимала, почему дорога «туда» заняла так много времени, а дорога «обратно» сама бросается под колеса.
Для Бандерольки окружающей реальности не существовало. Она не видела, в кого постреливают, проносясь на полной скорости, друзья, кого, матерясь и выкручивая руль, объезжает Телеграф, только на каждой кочке стискивала зубы, переживая боль Пошты как свою, и желала одного: пусть еще немного побудет в забытьи, может, так ему не очень больно…
То ли они всех перестреляли, когда ехали к Феодосии, то ли все обитатели Крыма двинулись в Джанкой. До Бандерольки долетал голос Кайсанбека Алановича, рассуждавшего, в чем дело:
– Джанкой – лакомый кусочек. Толпы под стенами цитадели листонош не обладают историческим мышлением, они вообще не обладают мышлением и потому не могут просчитать последствия поступка даже на день, что там, на час вперед. Им кажется, стоит разгромить «врага» и «все забрать и поделить» – и наступит мир и благорастворение… увы, опыт мировых революций показывает, что это не так. Что отобранное будет разграблено, причем начнется передел имущества, и у захапавших больше все шансы присоединиться к умертвленному «врагу». Цивилизация сделает еще шаг назад, в пустоту темного средневековья. Сохранить и, тем более, восстановить цитадель толпа не сможет и не захочет – она, толпа, даже не понимает, что блага дались листоношам не просто так, не с неба упали. Блага надо заработать. А работать не хочется. И будет новый враг, и новая война…
Потом машину снова подбросило, и Бандеролька, зашипев, перестала его слушать. Снова мир схлопнулся до бледного лица Пошты. Он верил в людей. Он все делал во имя сохранения человечества – и как человечество поступило с ним? Во что верить теперь, если даже товарищ-листоноша, Сургуч, оказался мерзким предателем?
Черная тоска захлестнула Бандерольку, и вдруг раздался незнакомый, слегка дребезжащий, но мелодичный звук. Матрос Воловик выводил на губной гармошке смутно знакомую мелодию, и Зяблик с Ренькасом внезапно начали подпевать, а потом к ним присоединился и доктор Стас, и даже Кайсанбек Аланович, обладатель мощного баса, и насвистывать под нос принялся Телеграф. И Бандеролька поняла: вот во что надо верить. Не все – быдло, не все – толпа. Людей мало, но они есть. Есть атаманша Пеева и ее папа, Дикий Барин. Есть спешащие к Олегу Игоревичу Костя и Зиняк, и есть сам Олег Игоревич. Есть склонившийся над книгами по математике и довольно улыбающийся изобретатель Уткин. И даже хранитель Казантипа Валентин Валентинович.
Листоноша шел, шел к себе домой,
От семи смертей убежал живой!
Письма нес он в рюкзаке по-тер-том.
За околицей встретился мутант,
Поднял ржавый пыльный он автомат:
Все, прощайся с жизнью, ты теперь как мертвый!
Песенка тянулась и тянулась, и смелый листоноша хитростью побеждал мутанта, а потом заставлял его раскаяться и грамоте научиться, и становился озлобленный мутант верным его другом и помощником… Песня была отчасти и про Пошту, и Бандеролька это понимала.
Потом Воловик играл еще и еще, и все пели, и даже Бандеролька начала шевелить губами, неслышно повторяя слова. Пели про ежика (препохабнейшую песню), про Мурку, про Легендарный Севастополь и много всего другого. И дорога летела под колеса, и легче было переживать боль.
Бандерольке показалось, что даже Пошта слабо улыбается в забытьи.
Внезапно УАЗик остановился. Бандеролька огляделась: вокруг были поросшие лопухом остролистным развалины деревушки.
– Приехали, – сказал Телеграф.
Губная гармошка потянула последнюю ноту и оборвалась. Стало очень тихо, только кузнечики стрекотали в выгоревшей траве. Пахло полынью и бензином.
– Вылезаем. И вытаскиваем Пошту.
Ноги у Бандерольки затекли – голова Пошты была умная и тяжелая. По бедрам пробегали холодные мурашки.
Солнце садилось над степью, перистые облака расчерчивали небо, превращая его в картину. И всходила луна – красноватая, круглая, полная, очень большая сквозь жаркое марево. Налетели комары.
Выгрузились, проверили снаряжение, возблагодарив Олега Игоревича за достаток патронов. В стороне Джанкоя, на востоке, небо подпирали столпы дыма от костров осаждающих крепость орд. Периодически слышались глухие взрывы и треск выстрелов.
