Максим Голицын - Глядящие из темноты
— Какая разница?
— Верно, — согласился Леон, — какая разница.
«Этой ночью будет тихо, — подумал он. — Ансард откроет ворота, Эрмольд войдет в Солер, но не как во вражеский город — в свой. Самому Ансарду, впрочем, это уже не поможет… Да что это я, — одернул он себя, — хватит о них думать. Их больше нет, они — ничто, воспоминание, тень, я больше никого из них не увижу, у них свои пути, у нас — свои. Мы будем сидеть тихо-тихо, тише Урхаса-столпника, и составлять очень внушительные отчеты, а когда прибудет Вторая Комплексная, передадим материалы холодным компетентным парням, которые наверняка установят в секторе карантин и закроют доступ ко всей информации, касающейся планеты, пока не выяснят, что оно такое, чужое, страшное, окопалось тут под землей и на земле… А поскольку на это уйдут даже не годы — столетия, то карантин установят надолго, а возможно — и навсегда. Во всяком случае, меня это уже не будет касаться, — подумал он. — Я не буду работать на этой планете. Я вообще не буду работать в Корпусе».
* * *— Так вы, значит, утверждаете, — Эрмольд обернулся к секретарю, — что кто-то похитил терранских амбассадоров и убил костоправа?
Носком сапога он поддел труп лекаря, потом брезгливо вытер ногу о траву.
— А что говорит часовой?
— Он утверждает, что ничего не помнит.
— Странно.
— Так бывает, государь мой, — почтительно заметил секретарь, — после удара по голове.
— Странно не то, что он ничего не помнит, — вздохнул Эрмольд, — после удара по голове и впрямь такое бывает. Странно, что он вообще жив. Что его ударили по голове, а не перерезали горло. Прирезали же этого несчастного.
— Быть может, — осторожно предположил секретарь, — те, кто на него напал, ну, вражеские лазутчики, решили, что они его пришибли насмерть?
Эрмольд неопределенно хмыкнул.
— А слуга?
— Простите?
— Этот ушлый малый, слуга мессира Леона. Он-то куда делся? Тоже похитили? — Он покачал головой. — Нет, все было не так. Это они. Они сами…
— Кто, сударь?
— Амбассадоры. Полагаю, если вы пороетесь хорошенько в их палатке, не досчитаетесь походных сумок и кое-каких вещей. Разумеется, это их рук дело. Прирезали костоправа и бежали. Они не убивают зря, вот и пощадили часового. Кстати, часового повесить. За отсутствие бдительности. Огласите приказ перед строем…
— Но зачем? — тупо спросил секретарь.
— Что — зачем?
— Зачем они это сделали? Эрмольд усмехнулся.
— Они — хорошие люди, — горько сказал он. — Будь у меня секрет взрывчатого порошка, стал бы я разве вести переговоры с этим убийцей родственников? Я взял бы Солер к нынешней ночи. А так… Хорошие люди, да. Пошли на убийство, чтобы предотвратить резню. Интересно, как они себя сейчас чувствуют? Полагаю, что паршиво…
— Так переговоры…
— О да. А что нам еще остается? Они своего добились. Составьте ультиматум. Именем герцога нашего Автемара. Что там еще?
Секретарь выглянул наружу.
— Это мэтр Каннабис, государь, — вернувшись, пояснил он. — Он там шумит, у входа. Требует, чтобы его провели к вам. Велеть прогнать?
— Погоди… Он что, только сейчас узнал, что его ассистента прирезали?
— О нет, сударь, он знает. Говорит, у него совсем другое дело. У него дело лично к вам. Очень важное.
Очень секретное.
Эрмольд рассеянно потер переносицу. Взгляд его оживился.
— Быть может, секрет порошка уцелел. Не может быть, чтобы мэтр не знал, чем занимается его помощник. Впусти.
— Хорошо, сударь.
Мэтр Каннабис был настолько же солидным, дородным господином, насколько тщедушен и жалок был его помощник. Он был облачен в бархатную мантию, а на голове возвышалась четырехугольная шапка — знак его профессиональной принадлежности. Явно зная себе цену, он неторопливо поклонился, глядя на Эрмольда почтительно, но без видимого трепета.
— Что там у вас? — благожелательно спросил Эрмольд.
Мэтр огляделся. На какое-то время взгляд его задержался на секретаре, словно он сомневался в необходимости лишнего свидетеля, но потом, все же решившись, обратился к регенту.
— Оружие, государь, — тихо, но внушительно произнес он, — страшное оружие… Я знаю способ разрушить стены Солера. В один миг. Вы сможете взять крепость к ночи…
Эрмольд кивнул — скорее подтверждая собственные свои мысли.
— Так, значит, вы были в курсе работ вашего ассистента? — спросил он.
Мэтр удивленно вытаращился на него.
— Моего ассистента? — переспросил он. — Этого… этого ничтожества? Только и знал, что копаться в каких-то вонючих составах… ни помощи, ни поддержки… бездарность…
— Как? — теперь удивился Эрмольд. — Простите, мэтр, я уж было подумал… Когда он вчера обратился ко мне… что, быть может, он сам ничего и не изобретал… быть может, он присвоил ваше собственное открытие?
Мэтр Каннабис побледнел.
— Мое открытие? — тревожно проговорил он. — Этот… это… Вы хотите сказать, что… он вчера явился к вам и выдал мое изобретение за собственное?
От волнения его голос утратил прежнюю почтительность.
— Весьма вероятно, — Эрмольд потер руки. — Он тоже заявил вчера, что способен разрушить стены Солера. И доказал это. Мы провели испытание…
— О! — только и выговорил мэтр Каннабис.
— Он настаивал на том, что секрет известен только ему. Поэтому, разумеется, мы проделали все без посторонних глаз. Присутствовал лишь терранский амбассадор. Что было, впрочем, ошибкой, как выяснилось впоследствии.
— И это испытание… — пробормотал пересохшими губами мэтр, — прошло успешно?
— Да. Но, как вы знаете, ваш ассистент с лихвой расплатился за свою дерзость. Вражеские лазутчики убили его. Разумеется, — поспешно вставил он, — второй раз это не повторится. Вы будете под истинно королевской охраной. И, разумеется, вас ожидает такая щедрая награда, которой еще не знала история Ретры. Двое знают, кого вознаграждать и карать. Теперь ясно — мерзавец получил по заслугам. Украсть у вас рецепт, надо же!
— Не понимаю, — озадаченно проговорил мэтр Каннабис. — Он бездарь, выскочка. Да и откуда он знал? Я проводил исследования в тайне… никого не допускал…
— Возможно, он оказался лучшим лазутчиком, чем химиком… И все же, как он осмелился? Решиться на такую наглость — прийти и сказать, что это он изобрел взрывчатый порошок, надо же!
Мэтр Каннабис вновь ошеломленно вытаращился на него. Какое-то время он беззвучно открывал и закрывал рот, силясь что-то выговорить. Наконец он вытолкнул:
— Взрывчатый… порошок?
— Нуда. Смесь чего-то и чего-то. Действительно, замечательное изобретение. Если его поджечь, он производит значительные разрушения. Да что с вами, сударь мой?
— Порошок? — вновь недоуменно повторил лекарь. — Простите, государь…
Он попятился, задом, не отрывая изумленных глаз от регента, подошел к лекарскому сундучку с инструментами и осторожно откинул крышку. Потом столь же осторожно, словно хрупкую бабочку, поднял на ладонях колбу мутного стекла. На дне ее вяло шевелилась маслянистая желтоватая жидкость.
— Это какой-то… трюк… — наконец выговорил он, — обман… ибо я не постигаю… это средство — вовсе не порошок. И его не надо поджигать. Оно взрывается от удара. Даже от сильного сотрясения.
* * *— Ну вот, — Леон закинул дорожный мешок за плечо, в последний раз оглянулся.
Солер возвышался на далеком холме — темная громада на фоне темного неба. Меж зубцами сторожевых башен передвигались тусклые огоньки. Скоро они оставят их за спиной, пламя факелов часовых будет тускнеть, гаснуть, растворится в ночи, скроется за кустами ракитника…
— Пошли…
Берг стоял неподвижно, на лице его читалась глухая, неутоленная тоска.
— Да ладно тебе…
— Я ее больше не увижу? — растерянно сказал Берг. — Никогда?
— Вот и хорошо. Они не для нас, дружище. «Потому что то, что они с нами делают, — подумал он, — то, во что они нас превратили… во что мы превратились…»
Берг вздохнул, отвернулся.
— Что ж, — сказал наконец он, — пошли…
И тут земля вздрогнула.
Вдалеке что-то тяжко, надсадно вздохнуло, и, словно в ответ этому вздоху, в сырой ночи раздался другой грохот — грохот рушащихся стен. И затем, во внезапно наступившей оглушительной тишине — нарастающий гул волны, многоголосый гул идущего на приступ войска — огненной волны, выросшей из пламени множества факелов, которая затопила руины, перевалилась через обломки того, что раньше было стенами Солера… Порыв рукотворного ветра долетел до них, по воде прошла рябь, деревья тяжело качнулись, роняя листья…
— Господи, — изумленно пробормотал Леон.
Все зря, пронеслось в голове, убийство, предательство… все напрасно. Айльф был прав — что ни делай, все напрасно…
Так, значит, алхимик все-таки ухитрился их обмануть, бедняга. Запас пороха был. Эрмольд все же где-то его припрятал… и не так уж мало — такие разрушения…
