Аллан Коул - Месть проклятых
Через пять часов Стэну пришлось констатировать, что он еще не излечился от своего патологического оптимизма. Толпа вокруг продолжала орать – даже с большим энтузиазмом, чем прежде, а если и показывала некоторые признаки усталости, дубинки полицейских немедленно подбавляли бодрости. Но к речам на трибуне еще и не приступали. Там было пусто.
Затем вдалеке раздался характерный подвывающий звук, который говорил так много бывалому пехотинцу. Стэн вжал голову в плечи еще прежде, чем у горизонта появился идущий на полной скорости боевой истребитель. Пролетев над руинами дворца, он низко-низко, на бреющем полете, прошел над толпой. Многие инстинктивно пригнулись.
Даже Стэну было трудно сдержаться и не грохнуться на землю, когда за первым истребителем последовала целая эскадрилья – и тоже на бреющем полете, а затем все небо потемнело от боевых кораблей всех назначений и конфигураций – вплоть до гигантских межзвездных линкоров. Это был парад военной мощи Таанского Союза.
Поначалу и на Стэна все эти корабли произвели сильное впечатление. Однако чем больше он приглядывался к пролетающим над ним кораблям, тем больше странностей замечал его цепкий и наметанный взгляд. Если приглядеться к каждому из кораблей, то обнаруживалось, что новых почти нет, сплошь старые, покореженные в боях, латанные и перелатанные. Но, похоже, в толпах вокруг было мало глазастых специалистов, потому что народ реагировал совсем иначе, нежели Стэн. Теперь кругом восторженно кричали не по принуждению, а от души.
Через несколько минут небо очистилось, и профессиональный сарказм Стэна сменился подлинным страхом, ибо высоко в небе появилось три одиноких исполинских корабля. О, Стэну таких аппаратов еще не доводилось видеть. Эти новопостроенные боевые космические монстры превосходили все, что он видел прежде, а видел он в своей жизни немало. Закругленные обводы, черный – как черная дыра – корпус. И со всех сторон рельефные порты, за которыми таятся – что там таится? Какой мощи пушки? Какие ракеты?.. Стэну не удалось как следует разглядеть все детали, потому что корабли очень быстро исчезли из виду – ушли вертикально вверх.
Толпа даже перестала кричать – только гудела, охваченная гордостью и преклонением перед гением таанских строителей. Даже полицейские попритихли, и в их глазах заблестели слезы патриотического умиления. Что-то вроде религиозного откровения, подумалось Стэну. Да, толпа была как бы в трансе. Надо полагать, таанский Дух Святой предпочитал все, что эффектно взрывается.
Низкий жужжащий звук заставил Стэна встрепенуться, оторваться от своих размышлений и, подобно сотням тысяч людей на площади, завертеть головой в поисках источника странного звука. Жужжание доносилось со стороны дворцовых руин.
Стэн с любопытством наблюдал, как что-то ослепительно белое поднималось над руинами. Это нечто напоминало огромное колесо со спицами. Сперва оно зависло над руинами, вознесясь примерно на полкилометра в небо, – зависло на несколько минут. Потом из этого грандиозного оптического эффекта – чего-то вроде белого солнца, восставшего из пепла и этот пепел поправшего, – прямо из слепящей белизны выдвинулся огромный черный летательный аппарат и заскользил вниз, к помосту, на котором находилась трибуна.
Миллион голов запрокинулось, чтобы разглядеть черный аппарат, опустившийся на стальной помост. Перед самым касанием из брюха аппарата выдвинулись пружинистые лапы. Он приземлился в полной тишине. Щелкающие звуки изнутри, затем впереди отъехал красноватый люк и из чрева аппарата выдвинулись алые ступени.
Из гигантских акустических колонок (Боже, все на этой площади было гигантским, давящим каждого отдельного человека) полился военный марш. Из чрева аппарата появились несколько десятков таанских гвардейцев в парадной форме, которые чинно, чеканя шаг и высоко поднимая колени, спустились на платформу.
Они стали по периметру помоста. Стэн заметил, что у них не церемониальное, а боевое оружие и держат они его так, что могут в любой момент начать пальбу. Среди них оказались и офицеры – те не остановились, а продолжали сновать по платформе, напряженно шаря глазами по толпе. Очевидно, это работники службы безопасности, переодетые гвардейцами. Но цепкие глаза, очевидно, ничего дурного не заметили. В толпе царило единство – все горели любовью к своим вождям. Музыка звучала громче и громче – и вот наконец из глубины летательного аппарата появился первый член Верховного Совета.
Мало-помалу все руководство цепочкой потянулось к трибуне. Стэн узнавал их лица, не раз виденные по телевизору, и примечал, в каком порядке они станут на трибуне – кто ближе к центру, кто дальше, так можно было определить нынешнюю расстановку сил в Совете – кто в фаворе у председателя, чья позиция ослабела. Кроме бросающегося в глаза отсутствия Пэстора и Вичмана, расклад казался привычным.
Последовала пауза. Как бы заминка. Затем из глубины летательного аппарата выдвинулся первый воин в полном боевом облачении. Он был исполинского роста. За ним последовали другие – такого же устрашающего роста и вооруженные до зубов. Когда подразделение выстроилось справа и слева от люка, Стэн вспомнил, что уже видел когда-то этих исполинов. И тут на платформу ступила сама леди Этего. Очевидно, во всей Таанской империи только ее телохранители были выше ее самой.
С толпой произошло что-то невообразимое. Приветственный вопль грозил обрушить соседние здания.
Телохранители провели Этего в центр трибуны, но далеко от нее не отошли, готовые в любой момент при необходимости закрыть госпожу своими телами.
Леди Этего вскинула обе руки над головой, и народ на площади взорвался еще более громкими приветственными криками. Стэн ощутил себя таким одиноким в этой остервенелой миллионной толпе. Ему припомнилось, когда он в последний раз видел леди Этего. Это было на Кавите в начальные дни войны. И одета она была точно так же, как сегодня, – красный плащ поверх зеленого мундира.
Тогда она стояла в ста пятидесяти метрах от него. Он помнил, как вынул свой виллиган и прицелился. Ее зеленый мундир оказался в перекрестье мушки. Он вдохнул, выдохнул воздух наполовину и положил палец на курок. Еще секунда, и шарик АМ-2 пробьет в зеленом мундире огромную дыру. Но тут один из телохранителей, которые вертелись вокруг Этего, как балерины на сцене вокруг примадонны, заслонил ее. И вслед за этим Стэн видел только белые мундиры телохранителей – красное и зеленое мелькало лишь уголками.
До сих пор Стэн не мог понять, почему он не выстрелил. Из трусости или потому, что действительно не было возможности уверенно попасть в цель? Сейчас, глядя на леди Этего, которая вознеслась на такую высоту, он корил себя и за трусость, и за неповоротливость. А впрочем, стоит ли жалеть. Что орел, что решка – в любом случае выигрыш не выпадал. И все же он не мог не фантазировать: а что бы произошло, если бы он тогда – убил? Кто бы сейчас стоял на сцене, исполняя главную роль? Вичман? Пэстор? Кто-то еще?
Тем временем леди Этего опустила руки и упивалась приветственными криками толпы. Затем коротким жестом призвала толпу к молчанию. Все разом затихли.
– Спасибо, соотечественники, – начала она свою речь. – Спасибо вам, что вы пришли на это праздничное торжество.
Стэн воровато покосился на соседей, надеясь обнаружить иронические искорки в их глазах. Нет, все очень серьезны. Никого не смущает тот факт, что они не сами сюда пришли, а их согнали дубинками полицейских. Да и никого не резанули слова "праздничное торжество". Праздновать в нынешней ситуации как будто нечего!
– Мой народ переживает трудные времена, – продолжала Этего. – Наша решимость и воля подверглись самому большому испытанию со времен Великого Стыда. Сегодня мы празднуем то, что эта решимость и эта непреклонная воля к сохранению нетленных ценностей таанского образа жизни, пронесенных нами через историю, – эта решимость и воля по-прежнему крепки в нас!
Однако мы не просто полны непреклонной решимости сберечь для истории генетический код нации. Мы готовы пожертвовать всем, дабы сохранить...
Она сделала эффектную паузу, чтобы последнее слово, стократно усиленное динамиками, хлыстом пало на толпу.
– ...честь!
– ЧЕСТЬ! – взревела толпа. – ЧЕСТЬ!
– Да, честь, – сказала леди Этего. – Пусть ни один иноземец не заблуждается касательно того, что это слово значит для всякого таанца. Для нас это не просто громкое слово, ибо оно требует жертв ради будущего наших детей и детей наших детей. И мы пожертвуем всем ради нашей чести. Все мы лучше умрем, чем увидим честь нашей нации попранной.
Она сделала новую паузу, набычилась.
– Ибо без чести не может быть будущего. Утратив честь, таанский народ перестанет существовать как раса. И если нам придется всем до одного умереть, дабы утвердить высокое понятие о себе и отстоять свое понимание священной чести, – что ж, погибнем все, разве это важно? Пусть мы исчезнем, однако оставим яркий, несмываемый след в истории Вселенной!
