Александр Мазин - Утро Судного Дня
Причем я этот чин получил даже без представления, «автоматически». Просто потому, что Государь распорядился ввести меня в Совет. Правда, без права голоса. Но по Конституции даже «неполный» член Императорского Совета должен был иметь на погонах не меньше двух генеральских звезд.
Правда, до сих пор члены Совета сначала зарабатывали свои звезды, а потом удостаивались этой чести…
Теперь выше меня по званию были только девятеро действительных тайных советников, дюжины полторы генералов и сам Государь.
Словом, я внезапно оказался на вершине государственной пирамиды. Не скажу, что меня это потрясло. В последнее время я стал как-то иначе смотреть на пирамиду власти. Но к представленным в мое распоряжение апартаментам я отнесся очень положительно. Пожалуй, даже у деда не было таких роскошных хором. И такой многочисленной своры слуг. Хотя я был склонен думать, что дед от всего этого просто отказался. А я вот – не рискнул. Даже ради Даши, которой было трудно понять, почему ее теперь одевают, обувают и расчесывают две горничные.
Впрочем, Даша привыкла к этому даже быстрее, чем к необходимости надевать туфельки.
И я наконец познакомил ее с моей мамой. Признаться, я немного опасался этого знакомства. Мама у меня – человек довольно жесткий. Я бы сказал, даже подавляющий.
Но все обошлось замечательно. Во-первых, матушка моя была счастлива, что у нее наконец появится внук. Во-вторых, она смотрела Дашино выступление по гало. Маму ее пение очаровало. И не только маму. Дед оказался прав. Даша произвела фурор. Ее выступление за двое суток было повторено восемь раз. Причем дед организовал только три. Остальные каналы повторяли программу по собственной инициативе. Даша была во всех новостных лентах. Прошел слух, что она уже получила аудиенцию у Государя. И я был уверен, что слух этот организовал не дед. Дед устроил бы аудиенцию, а не слухи о ней распускал.
Однако Государю сейчас было не до искусства. В воздухе ощутимо пахло мировой войной. Китай наступал. Значительный кусок Азии был теперь под его протекторатом. В Запад-Европе шла гражданская война. Штаты вот-вот готовы были схватиться с Канадой, заявившей о своей солидарности с «Аладдином». Индия «Аладдин» поддерживать не стала, но заявила о своем недовольстве китайской экспансией. После этого Пакистан немедленно объявил себя союзником Китая… И лишился своей информационной сети и своего правительства раньше, чем его солдаты подступили к периметрам аладдиновских баз.
В отличие от Китая, Пакистан к ведению информационной войны был не готов.
Китай спасать союзника не стал. Китай как всегда не торопился. Его космический корабль летел к Марсу уже третий день. И – никаких землетрясений, эпидемий и прочих проявлений «ифрита». Весь мир сейчас следил за этим полетом. Мир, который мог взорваться в любой момент. И если он взорвется, то достанется всем. Даже тем, кто старается держать нейтралитет.
– В Судный День никому не удастся отсидеться в стороне, – сказал мне дед. – Если твой «ифрит» никак себя не проявит, народ потребует от нас встать на сторону Китая.
– Государь так не считает, – напомнил я.
– Если бы Государь считал иначе, мы бы уже дрались, – сказал дед. – Обстановка в стране сейчас предельно напряженная. Моли Бога, чтобы твой феномен спонтанной деструкции не оказался липовым.
– Он такой же мой, как и твой, – возразил я. – И молить Бога о «ифрите» я не буду. По мне так надо прямо сейчас начинать антикитайскую пропаганду. Сам знаешь: на «Аладдин» у меня зуб, но если мы сейчас его не поддержим, то Китай его слопает. А потом – нас.
– Выскажи все это на Совете, – проворчал дед. – И посмотрим, кто тебя поддержит, кроме Государя.
– Ты поддержишь, – сказал я.
– Не надейся. У меня на «Аладдин» тоже зуб. Причем такой зуб, что ни в каком рту не поместится. А уж если окажется, что «ифрита» нет, то я лично сделаю все, чтобы развесить твоих «аладдиновских» палачей на пальмах. Вниз головой, чтобы подольше мучились.
Даже твоего Хокусая Танимуру не пожалею. (Дед не знал, что Хокусай меня спас.) А с Китаем мы позже разберемся. Сейчас главное – доверие народа сохранить. В этом сила России.
– Дед, ты только пафосом этим политическим меня не прессуй, – сказал я. – Сам же сказал: в Судный День никто не уцелеет.
– Я сказал: никто в стороне не отсидится, – проворчал дед. – А наша задача: с утра правую сторону выбрать.
– Смотри не ошибись, – сказал я и ушел к моим любимым женщинам. Пить вино и слушать, как мама на грани приличия льстит моей Дашеньке. А Даша ей верит, потому что дано ей свыше удивительное искусство отличать ложь от правды.
Мне бы радоваться… А на душе так погано, как давно уже не было. Потому что проснусь завтра, гляну в монитор – и увижу там не солнышко, встающее над Уральскими горами, а Утро Судного Дня…
Глава двадцать шестая
День четвертый
В это утро Судный День еще не наступил. Грива составил все необходимые запросы, выяснил, как дела у китайского супермена, выдававшего себя за Михаила Лебедкина (ничего нового), по ассоциации вспомнил еще об одном Михаиле – Лотмане и решил проверить, всё ли в порядке у его американского спасителя.
Оказалось, далеко не всё.
Серега Буркин честно выполнил обещание: передал Лотмана с девушками с рук на руки русским властям. Вернее, представителям Департамента внешней разведки… Которые тут же Лотманов «временно изолировали». До выяснения.
Собственно, Грива, сам – бывший сотрудник «африканского» отдела, прекрасно понимал, как это произошло. Миша, вернее, Моше Лотман, некогда боец израильского спецназа, причем «информационного» профиля, входил в список потенциально подозрительных персон. В африканских делах Россия придерживалась проюаровской позиции. Следовательно, Израиль в «африканском» отделе рассматривался как враг номер один. Не важно, что в целом взаимоотношения с израильтянами у России были вполне удовлетворительные и иудейское лобби было весьма авторитетно представлено в Думе. Для «африканцев» Моше Лотман – потенциально подозрительный, побывавший на секретной подлодке и оказавшийся свидетелем русских военных тайн. Вывод: изолировать и держать, пока не выяснится, с какой такой коварной целью потенциально подозрительный Лотман стал обладателем русских секретов. Уж не агент ли он коварного Моссада?
– Сёма! Ёш твою двадцать! – сказал Артём Грива начальнику безопасности «африканского» отдела Семену Бунимовичу. – Я тебе скажу, как он проник на секретный объект. В виде тушки! Вместе со мной, кстати! Ознакомься с материалами, так твою бабушку!
– А ты на меня не ори, Грива! – в столь же повышенном тоне отреагировал Бунимович. – Можно подумать, что у меня есть допуск к этим материалам!
– Ну так я тебе говорю! Никакой он не шпион! Моего слова тебе достаточно?
– Твоего слова как Артёма Гривы? Или – как тайного советника Императорского Двора? – уточнил Бунимович.
– Обоих! – рявкнул Грива. – Достаточно? Может, тебе директиву прислать?
– Ни к чему. Разговор зафиксирован. – И вполне мирно поинтересовался: – Так что, я их отпускаю?
– Нет, – подумав, ответил Артём.
– Я что-то тебя не понимаю. Что ты тогда на меня орал?
– А как иначе вашу шпиономанию лечить?
– А нас лечить не надо! – Бунимович ухмыльнулся. – Это у нас профессиональное. Значит, держим под замком, как и раньше?
– Не совсем так. Не держим под замком, а выполняем мероприятия по защите особо ценных свидетелей.
– Так она только для российских подданных, ты что, забыл?
Грива об этом действительно запамятовал, но признаваться не стал.
– Так сделай им российское гражданство!
– Это непросто…
– Просто! Пусть напишут прошение на имя Государя. А ты сверху добавь, что по моему ходатайству, за особо важные заслуги перед Государством.
– Может, им еще орден дать? – язвительно осведомился Бунимович.
– Идея хорошая, – совершенно серьезно ответил Грива. – Напиши еще представление на «третьего Георгия» для Лотмана. За… – Грива напряг память, вспоминая правильную формулировку: – За отменное мужество, проявленное при спасении командира в условиях военных действий.
– Какого еще командира? – изумился Бунимович. – Израильского, что ли?
– Сёма, – проникновенно произнес Грива. – Ты – маньяк. Меня он спас, ясно?
– Что, действительно, спас?
– Ну да.
– Так что ж ты сразу не сказал! – Бунимович даже обиделся. – А мы его, черта, на шпионаж колем. А он тоже хорош: молчит, как дохлая килька!
– Это он умеет, – согласился Грива, вспомнив китайских гангстеров. – Ты уж позаботься о нем, Сёма. Заслужил человек. А я виноват. Завертело меня в делах. Забыл.
– Понимаю. Не волнуйся, Артём Алексеич, все сделаем как надо.
Шли четвертые сутки «аладдино-китайской» войны. В этот день «Аладдин» нанес многоцелевой удар по Соединенным Штатам. Правда, сначала предупредил. И в очередной раз предложил сдаться. Американский Президент гордо отказался. И заявил: если «Аладдин» сохранит свое присутствие на американской земле и в американском небе, то он, Президент, даст команду применить ядерное оружие. Сначала – тактическое. А потом – и стратегическое. Для атаки на аладдиновскую центральную базу в Антарктиде.
