Дмитрий Григорьев - Кровь, или 72 часа
Сидония изучала площадь. Она угадывала во взглядах любопытство и нетерпение, жалость и презрение, трепет и преклонение, и только откуда-то со стороны свиты короля исходили флюиды чужой черной энергии. В окне одной из карет промелькнула тень заморской ворожеи. На коленях у нее сидел черноволосый мальчик. Чернявка придерживала его единственной рукой, не давая ему высунуться из окна. Несмотря на темный цвет кожи, лицо ребенка имело точеные германские черты. Его сверлящий безумный взгляд вобрал в себя всю ненависть своей матери.
В груди у Сидонии похолодело. Вот когда она по-настоящему испугалась. Но не близкая смерть была тому причиной. Будущее ее сестер было в великой опасности! Сестры Вуду уже прорастили бесовское семя на их земле, и недалек тот час, когда они оплетут своими корнями весь свет. Их взгляды встретились.
«Как ты выжила?! — прошептала черная ворожея. — Мое зелье должно было убить тебя! А если не убить, то навсегда запереть твою колдовскую силу! Как ты вернула свою силу и изуродовала меня?! Теперь уже никому не узнать твоего секрета! Так умри же вместе с ним!»
Источающие ненависть слова матери раззадорили мальчика. Он осклабился и утробно заурчал, пуская слюни.
Вдруг привязанная к столбу ведьма встрепенулась. Она посмотрела на восток. Ее взгляд просветлел и тут же наполнился непомерным горем. Крупная слеза скатилась по щеке. Сидония почувствовала, как давно утраченная колдовская сила возвращается к ней. Это означало лишь одно — та, что владела этой силой, стала слишком слаба, чтобы удержать ее в себе. Горечь скорой утраты наполнила сердце матери.
— Венди! — прошептала она.
Со стороны королевской свиты почти бежал герцог. На его лице играла довольная улыбка.
— Умри же в страданиях! — воскликнул он, подбегая к столбу.
Сидония посмотрела на него единственным глазом, и от улыбки герцога не осталось и следа. Уничтожающий взгляд ведьмы пригвоздил его к месту.
«Откуда в ее взгляде появилось столько силы?! Почему его не было в пыточной?!» — Мысли — это было единственное, что еще могло шевелиться в его теле.
Герцог как будто окаменел. Он был в полной власти взгляда ведьмы. Он не слышал нервного гомона зевак прямо за спиной. Он не видел, как толпа расступилась, пропуская раненого знахаря. Тот еле передвигал ноги. Его рука висела как плеть, с рукава капала кровь.
Глашатай закончил читать приговор, и Филипп Джулиус махнул перчаткой.
Сидония с удивлением посмотрела на королевского палача, который взял двуручный меч. Поглощенная герцогом, она пропустила ту часть приговора, где говорилось о снисхождении. Его величество Филипп Джулиус соблаговолил разрешить перед сожжением отрубить янтарной ведьме голову.
Свистнул, рассекая воздух, меч. Провернувшись несколько раз, голубое небо застыло и смотрело на Сидонию своим бездонным взглядом. Налетевший ветерок трепал ее волосы, ласкал ее лицо, убаюкивал и нашептывал, что сохранит ее силу, за которой прилетел. Когда ветер стих, уже не голубое небо, а небесно-голубые глаза мужа смотрели на нее. Пэйтр убрал смоляную прядь, упавшую ей на лицо, и в последний раз погладил ее кудри. Ниточки седины спрятались под всполохами алой крови, и она была еще моложе и прекрасней. Он целовал ее остывающие губы и шептал о том, как ее любит. Эликсир возмездия уже сводил мышцы лица и мешал говорить, но он видел, что она понимает его.
— Мы скоро увидимся! — успел произнести он, и его губы сковала судорога.
Стражники оттащили скорченного знахаря. Сидония смотрела ему вслед, безмолвно прощаясь. Ее угасающий взор рвался на волю, в те края, куда ветер унес ее силу, туда, где кружатся вихри колдовской энергии, ждущие своих новых повелительниц. Замершая в ужасе толпа, не дыша, смотрела на шевелившую губами ведьму. Из привязанного к столбу тела все еще извергались алые пульсирующие гейзеры, пытаясь достичь лежащую подле ног голову.
Герцог шевельнул рукой, потом другой. Взгляд Сидонии больше не сковывал его.
— Гнусная тварь! — прокричал он и бросил горящий факел в неумирающую ведьму.
До конца своих недолгих дней он будет сожалеть о том, что приказал оставить колдунье один глаз. Ее взгляд непрестанно жег его и днем и ночью. Он преследовал герцога повсюду, не отпуская ни на миг. Не спасало ни вино, ни веселящая трава черной ворожеи. Лишь шагнув в никуда с самой высокой башни своего замка, про ́ клятый герцог смог избавиться от него…
Не прошло и года после казни Сидонии, как войска германского императора вероломно напали на Померанию. Разбегаясь от немецкой конницы, крестьяне проклинали янтарную ведьму. Никто из них не сомневался в том, что это Венди околдовала Фердинанда Второго и натравила его на страну, казнившую ее мать…
Денис отнял руки от ушей. Стук копыт германской конницы стих. Он открыл глаза. Сквозь влажную пелену на него смотрел одетый во все красное палач в сдвинутом на затылок остроконечном колпаке. За спиной он держал пропитанный кровью мешок с отрубленной головой. В кровавый образ палача никак не вписывались тонкие очки и хитрая улыбка, спрятанная за белой бородой. Денис оглядел комнату. Стены были разукрашены к наступающему Рождеству. Горькая реальность вернула его в предбанник операционной.
«Я уже стала бояться зимних праздников!» — вспомнил он отчаянное признание Ники.
Уже не первый год они встречали католическое Рождество в больнице, и этот год не стал бы исключением, если бы…
«Если бы я только успел положить мою малышку вниз головой и выдавить заливающую легкие кровь до того, как остановится ее уставшее сердце! — казнил он себя. — Это было бы самое счастливое Рождество в моей жизни!»
По пути в оперблок он с ненавистью смотрел на развешанные по стенам лица Санта Клауса. Лишь в стерильной зоне с ее голыми стенами он сумел успокоиться.
Когда они вошли в операционную, одинокая лампа выхватывала из темноты столик анестезиолога, рядом с которым стояла женщина средних лет. Увидев их, она взялась за дыхательную трубку и приготовилась ее удалить.
* * *Утром Нику растолкали.
— Сегодня будем удалять дыхательную трубку! — сказал ей Томас. — Скоро появится боль. Надо будет потерпеть! — потом он повернулся к Денису: — Мы перестали вводить обезболивающие. Нужно разгрузить заторможенный лекарствами мозг и дыхательный центр.
Горло ужасно саднило. Каждое глотательное движение посылало молнию боли по всему телу. Денис склонился над ней и нежно держал за руку:
— Потерпи, родная, совсем чуть-чуть!
— Сначала попробуем дышать через трубку без аппарата! — молодая женщина в белом халате отключила аппарат и оценивала ее самостоятельные вдохи. — Молодец! Совсем неплохо!
Ненавистная трубка не давала шевелить головой, и Ника не видела лица говорившей. Скосив в ее сторону глаза, она наткнулась на огромную янтарную брошь, которая выглядывала из-под лацкана халата. Сквозь медовую пелену янтаря на нее задорно глядел знакомый комарик. Она протянула руку, пытаясь его погладить, и с удивлением заметила в своей ладони несколько янтарных бусин. Веселый комарик самым чудесным образом перебрался в одну из них и вдруг ни с того ни с сего загрустил. Взгляд его потускнел, а смешно шевелившийся хоботок бессильно поник.
Он помахал Нике крылышком, как будто прощался, и сбежавшая с хоботка слезинка застыла внутри янтарного шарика, не в силах просочиться наружу. С отрешенным спокойствием Ника вдруг поняла, что не дышит. Ее пальцы разжались, и янтарные бусинки солнечными слезами упали в сухую хвою прибрежного леса. Она ничего не чувствовала, кроме горячих слез своего любимого, которые падали на ее лицо из недосягаемой выси…
Резкая боль в горле и небывалый приступ тошноты вырвали ее из небытия. Впервые за последние дни она смогла свободно сомкнуть губы. Ее голова тоже обрела свободу. Ника повернулась и увидела улыбающуюся докторшу, которая держала в руке удаленную трубку.
Прошлогодние воспоминания исчезли так же внезапно, как и возникли, уступая место недавним событиям. Ника снова переживала свое последнее утро, снова пыталась откашлять заливающую легкие кровь. В глазах опять начинало темнеть. Она, как рыба, хватала ртом воздух, но кровь быстро сворачивалась и забивала бронхи. Чтобы отвлечься от нарастающего удушья, она начала с остервенением бить кулаком по одеялу.
«Почему Диня выключил свет?!» — каплей упала последняя мысль.
Эпилог
В России была полночь, когда Яна неожиданно проснулась.
