Иван Тропов - Крысолов
– “Коренной москвич”.
Сержант хмыкнул – странное название, да, – но прижал к губам дужку гарнитуры и продублировал в нее. Компьютер распознал устный приказ и что-то выбросил на экран.
– Хм… Есть такой “Коренной москвич”… И даже тендер у него… – Сержант кинул быстрый взгляд на Стаса. – У меня есть их телефон. Не врешь? Если выяснится, что ты мне голову морочил…
– Да звони, звони уже! Позвать Марти, он у них за заказы отвечает… Да быстрее же! Оно же у меня растает да и стухнет, м-мать!
– Марти? А фамилия у него есть?
– Слушай, не умничай, а? Я тебя прошу! Тает же все, вашу мать! Марти он, просто Марти! Они знают. Ну давай же!
– Ну что там? – окликнули сержанта из-за плеча. – Еще один упертый?
Сержант, не поворачиваясь, молча отмахнулся – подожди, не лезь, сейчас сами разберемся.
С прищуром глядя на Стаса, снова притянул ко рту микрофон гарнитуры.
– Алло? Это “Коренной москвич”?.. Какой столик? Эвакуация! Мне Марти нужен… Да, Марти позовите… Нет его? А когда… Это с блокпоста на кольцевой, к вам тут груз идет…
Хмурясь, сержант слушал. Потом дал отбой.
– Ждут, – пробурчал он. – Вроде бы… Что за груз? Ч-черт… Только этого не хватало!
– Мясо, что же еще!
– Мясо?
– Да, мясо! Хочешь посмотреть?
Сержант, прищурившись, разглядывал Стаса.
Не переиграл ли, часом?..
Дьявол…
– А что… можно и посмотреть. Пошли, открывай.
Дьявол, дьявол, дьявол!
Стараясь не коситься на Серого, замершего на резиновом коврике под правым сиденьем, Стас вылез из машины и медленно пошел назад.
Так. Хорошо, что сзади “КамАЗ” тормознул, спрятал “норку” от утреннего солнышка. В темноте сержант ни фига не различит. Только бы запаха крысиного не заметил! Да нет, не заметит. Тут такой дизельный смрад стоит…
Сержант уже стоял у дверей.
Стас распахнул дверь. Привстал на кузов и сделал вид, что пытается включить свет.
– Ч-черт… Опять закис, зараза…
Крысы, молодцы, спрятались. Забились куда-то в конец кузова, за секвенсор. Но крысятиной – этой ужасной смесью запахов сырой шерсти и мускуса – давило здорово. Только бы не заметил…
Стас спрыгнул обратно, махнул рукой внутрь:
– Прошу.
– А свет что? Не работает?
– Ладно! – Стас изобразил смесь обиды и раздражения: – Лучше на свои машины глянь, сын отчизны! Гов-нят так, что хоть сейчас в химоружие записывай…
Сержант придвинулся ближе, вгляделся в темный кузов.
– Ну и где мясо?
– В леднике, где же еще… На тебя смотрит…
Сержант сморщился, сунулся глубже, но не пытался привстать на край кузова. Всмотрелся в ближний бок секвенсора. И вправду похож на ледник. По крайней мере, в темноте, после яркого солнышка…
Сержант вытащил голову из проема:
– Ладно, закрывай…
Стас положил руку на дверцу, но сержант зашмыгал носом. Снова шагнул к проему, опять сунулся внутрь.
– А чем воняет? Стас сглотнул.
– Собачатиной какой-то… – пробормотал сержант. – Словно шерсть сырая… Или падалью какой… Или…
Сержант обернулся к Стасу. И взгляд… Ох, нехороший взгляд.
– Собачатина и есть! – сказал Стас. И осторожно ухмыльнулся. Главное, не переиграть. – Корейская кухня, их узкоглазую маму… С ихней фермы везу, парное.
– А сырой шерстью чего воняет?
Сержант взялся за ручку дверцы и все-таки привстал на край кузова.
Хоть картину маслом пиши: борьба лени и чувства долга. Лезть в темный кузов, пахнущий черт знает чем, и, возможно, испачкаться в темноте кровью от сырого мяса – это сержанту явно не светило. Но, похоже, и чувство долга покоя не давало. Раз надо – значит, надо…
– А чем же еще она вонять должна? – сказал Стас.
Неспешно, опять почти лениво.
Надо выдержать паузу, черт бы ее побрал! Сейчас это важнее всего. Недомолвки держат внимание куда лучше, чем скороговорка. И если что-то и остановит его от проверки подозрительного ящика…
– Они же не разделаны на куски… – нехотя сказал Стас. – Вскрыты, выпотрошены, все такое… Но цельными тушками. Окончательно разделывать надо на месте. Их же не просто убивают, их сначала… Ну ты чего, ни разу не видел, как корейцы собак готовят?
Стас совсем замолчал.
Ну же, давай! Давай клюнь!
Сержант обернулся:
– Как?
– Как… Ну, они их не режут. Они их до смерти палками забивают.
– Забивают?..
Сержант нахмурился. Кинул взгляд на секвенсор, и, похоже, решимости забраться в темный кузов и открывать этот ящик у него поубавилось.
– Ну да. Сначала превращают в живую отбивную. Подвешивают к турнику, чтобы хреначить было удобнее. Ну и начинают. Потихоньку… Сначала по лапам. Не по брюху, а именно по лапам. Чтобы сердце не остановилось раньше времени. Там весь смысл, чтобы сосуды в мышцах перебить и мышцы кровью наполнились. Ну, чтобы сочнее было, мягче. Так что сначала ломают лапы, а по брюху собаку начинают хреначить уже напоследок, когда она и так вот-вот сдохнет…
Лицо у сержанта изменилось. Словно съел сырок, и теперь желудок рапортовал об ошибке.
Сержант спрыгнул с края кузова и с чувством захлопнул дверцу.
– С-суки узкоглазые! Их бы самих палками, ур-родов… Давай проезжай, встал тут!
И, больше не обращая на Стаса внимания, двинулся к следующей машине.
* * *На первом же перекрестке Стас пробился через встречный ряд автобусов и свернул влево. В кварталы древних, одинаковых, бело-коричневых малоэтажек.
Надо затеряться. От греха подальше.
Но так просто скрыться от глаз военных не получилось.
Первая группка встретилась в двух сотнях метров от шоссе. Двое молодых ребят стояли на тротуаре у открытого люка, курили и изнывали от безделья и солнца.
Но в тень не отходили. Словно сторожили что…
На следующем перекрестке, сразу за углом дома, на ступенях в подвал, сидела еще парочка. Дверь в подвал открыта, светится лампа.
Интересное кино…
Для отлынивания от боевых действий ребята выбрали не самые укромные места. Забились бы куда-нибудь внутрь, что ли, чтобы в глаза не бросаться. Но что-то не похоже, чтобы они отлынивали… Тогда что?
Стоят у входов в подземные коммуникации? Так, что ли? Генералы таки решились травить химией все, что под землей?
Но тогда почему ребята без масок? И почему те, у открытого люка, просто стоят и изнывают от безделья, а не заваривают-запаивают, чтобы, когда пустят газ, из люка ничего не поперло сюда, на поверхность?
Чертовщина какая-то…
Слева показались еще двое. Опять стоят на тротуаре, у люка, с отодвинутой в сторону крышкой.
Ладно, сейчас выясним, что тут творится.
Стас сбросил скорость. Переехал через двойную линию на встречную полосу – какие, к черту, правила дорожного движения, когда на несколько кварталов эта единственная машина на ходу, да и весь город, похоже, на военном положении? – и приткнулся к бортику тротуара.
Черт, сейчас бы пачку “Имперских”… Выйти, сунув сигарету в рот, словно решил размять ноги… Дать ребятам прикурить. В армии почти все курят – что в нашей армии еще делать-то?
Иногда даже жаль, что сам не куришь… Ладно! Стас заглянул за спинку сиденья, где тихо шуршал вентилятор. Открыл крошечную морозилку. Дохнуло холодом. Пельте-элемент холодил на славу. Хорошая привычка не экономить на комплектации.
Стас вытащил бутылочку газировки, открыл дверцу и спрыгнул на землю.
Служивые подозрительно косились. Стас старательно не обращал внимания. Словно вообще ничего не замечал. Медленно, словно случайно семенил в их сторону, целиком погрузившись в борьбу с пробкой, которая никак не желала отвинчиваться. Наконец пшикнула, выбросив излишки давления.
Кажется, вон тот белобрысый облизнулся… Хорошо… И гимнастерки расстегнуты почти до пупка… Ладно, прорвемся и без курева.
Стас задрал голову и опрокинул в себя бутылку, гулко глотая, словно век не пил. Не хочется, но надо, надо.
Опорожнив половину, счастливо отдулся, утер рот.
И наконец-то заметил облизывающихся ребят.
– Привет, служба! Чего на солнцепеке паритесь?
Солнышко и вправду припекало. Ночи холодные, еще утром передергивало от холодка, а вот поди ж ты, разгулялось. Небо чистое, без облачка. Да посреди черного асфальта, да между высоких домов, отрезавших малейший ветерок… Да еще лужи от ночного дождя… Воздух влажный, тяжелый… Здесь, вне кабины с кондиционером, здорово парило.
Брюнет неопределенно пожал плечами. Белобрысый оказался разговорчивее. Мрачно буркнул:
– Служба…
– А-а… Бывает… – Стас еще раз глотнул воды. – Не жарко?
Поднял перед собой бутылку:
– Холодненького хлебнуть хотите? Принести?
Белобрысый радостно кивнул. Следом и брюнет.
Стас вернулся к машине, открыл морозилку, бросил туда полупустую бутылку, взял две целых. Последние, но тут скупиться не пристало.
Спрыгнул на землю. Медленно пошел к служивым – торопиться не стоит, не стоит…
