Андрей Колганов - После потопа
Бабы сочувственно заохали и закивали головами, мужики молча поджали губы.
"Против соблазнов греховных нас наставляют, а кто в Славьгороде бывает, может поглядеть, какие хоромы себе обустроил батюшка наш Афанасий, да какую жизнь он там ведет" — продолжала Татьяна. — "Матушки у него нет, а посчитать, сколько баб у него в дому перебывало, да и не по одной зараз, — пальцев на руках не хватит. Срам один. В грехе живет, а еще пастырем зовется!"
Помолчав, один из мужиков помоложе спросил:
"А чего нового на свете слыхать?" — Седобородый старик осуждающе посмотрел на молодого и прыткого, но смолчал.
"Хорошего-то мало слышно", — горестно ответила Татьяна. — "Вона, в Озерках, что к северу, схоронили троих молодых мужиков. Сказывают, послали их с большим отрядом в чужую землю, против Зеленодольских. Ну, и поубивали народу с обеих сторон. А толку в том что? Только похороны по деревням. Опять в семьях работников не досчитаются…" — она горестно всплеснула руками.
Бабы собрали пророчице в дорогу нехитрую снедь. Завязав ее узелком, поклонившись миру, перекрестившись да пробормотав слова благословения (разобрать можно было только "да пребудете с миром…"), пророчица вздохнула и промолвила:
"Хорошо тут у вас, можно сказать — истинная благодать, да пора мне уже в иные селения, к иным людям слово божие нести. Прощайте на том", — и она повернулась и споро двинулась по пыльному проселку под палящим августовским солнцем. Легкий ветерок изредка колебал подол ее длинного темного платья, да концы белого платка, повязанного на голове.
"Идет!" — громко прошептал один из тройки патрульных, сидевших в засаде среди молодого елового подлеска у самой дороги. Он оторвал от глаз бинокль и добавил:
"В точности она — как староста по рации описал".
"Будем брать", — веско сказал крепко сколоченный мужик в камуфляже, сидевший на траве, держа автомат между колен. — "Ты", — он ткнул пальцем в наблюдателя, — "остановишь ее. Сразу укладывай носом в землю и тщательно обыскивай. Даром что баба, и что блажная. Приказ от самого генерала идет. Сказано было, баба эта не простая, с двойным дном. Лопухнешься, а ну как у нее за пазухой между сисек ствол припрятан?" — он строго погрозил пальцем улыбнувшемуся было молодому патрульному.
"Ты заляжешь в кювете с автоматом наизготовку. Да не лежи у него за спиной, а зайди сбоку, чтобы он тебе эту бабу не заслонял. Будешь, значит, напарника страховать. Коли эта баба бежать вздумает, или за оружие схватится, бей по ногам. Не вздумай на поражение стрелять, яйца откручу — медленно- медленно! Приказ — только живьем. Понял?" — и он снова погрозил молодому, на этот раз кулаком. — "Я же прикрою вас из ельничка. Маловероятно, но вдруг ее тоже кто-то со стороны страхует?"
"Правильно, старшой!" — одобрил его рослый и плечистый молодой человек в щеголеватой летней курточке из тонкой шелковой ткани и джинсах, сидевший на маленьком пеньке чуть поодаль, свободно свесив с колен руку с длинноствольным пистолетом "Доретта". — "А я с другой стороны за этим присмотрю".
Татьяна миновала огороды и поля за околицей, приблизилась лесная опушка и вот уже дорога нырнула в лес. Увидев впереди на дороге человека в камуфляже с автоматом, она не удивилась — патруль. Потом в ее сознании шевельнулось сомнение: второй раз она уже на этой дороге и раньше поста здесь не было. Впрочем, мало ли по какой причине решили поставить? Но все же… Где второй патрульный? — Мысли ее закрутились все быстрее и быстрее.
А-а, вон чуть поблескивает на солнце грязно-зеленая каска и виднеется вороненый ствол автомата на фоне пожухлой желтовато-зеленой травы на обочине. Залег в кювете. К чему бы это? Предосторожность в ответ на участившиеся нападения? Может быть… Но и самой надо быть настороже.
Когда до патрульного осталось шагов пять, он направил на нее ствол автомата и резко скомандовал:
"Стой! А ну, носом в землю!"
Теперь стало ясно — это по ее душу. Она вовсе не желала смерти парням, которые, собственно, и не собирались ее убивать. Но попасть в плен, на допрос? Она живо вспомнила события десятилетней давности, "полковника" Галаньбу, прапорщика Панасенко и толпу братков… А вдруг она снова не выдержит и предаст своих друзей? Не-е-т, что угодно, только не плен! Стрелять, царапаться, грызть зубами — только не плен!
Ее мысли понеслись вскачь в бешенном темпе.
Если дернуться резко, то, конечно, один выстрел она выиграет. Но сразу же полоснет тот, из кювета. Татьяна опустила узелок со снедью, бросила посох и медленно, будто недоумевая, опустилась на землю, лицом вниз, пробормотав растерянно:
"Ты что это, сынок?.."
"Руки в стороны!" — прикрикнул патрульный, заходя сзади и приблизившись на два шага.
Татьяна еще не успела лечь, стоя на коленях, полупригнувшись к земле. Патрульный не ожидал столь внезапного рывка. Перед его глазами мелькнуло темное пятно платья, раздался негромкий хлопок, мало похожий на выстрел.
Что-то остро кольнуло его в грудь под бронежилетом и свет потух в его глазах.
Второй патрульный дернул стволом автомата, ловя в прицел внезапно ушедший в сторону силуэт женщины, а когда увидел взметнувшуюся руку с пистолетом, нажал на спуск. Прогрохотала короткая неприцельная очередь, но стрелок не успел поправить прицел.
"Гюрза" в руке Татьяны еще дважды плюнула едва заметным дымком и в каске второго патрульного образовалась аккуратная дырочка. Все? Таня с усилием сдержала порыв вскочить и бежать с этого места как можно дальше. Вдруг есть еще кто-то, кого она пока не разглядела?
Она слегка приподнялась и тут же, как будто в ответ на ее мысли, из молодого ельничка у дороги ударила дробь автоматной очереди. Пули прошли, казалось, впритирку над ее головой. Она вжалась в дорожную пыль, разворачиваясь в сторону выстрелов. Над ельничком плыл сизый дым. Автомат коротко тявкнул еще раз, взбив фонтанчики совсем рядом с ее головой и грубый голос крикнул:
"Брось пушку! А то следующей очередью разнесу башку!"
Татьяна тут же трижды выстрелила на голос. Тишина. Ни ответных выстрелов, ни окриков. Татьяна рискнула и чуть приподнялась. Ничего. И тут молодой голос за ее спиной почти ласково произнес:
"А пушку все-таки брось".
И она почувствовала, как к ее затылку прижался ствол. "Черт! Прости, господи…" — машинально подумала Татьяна. — "Как же я шагов не услыхала, глухая тетеря!" — Делать нечего, она разжала пальцы и пистолет упал в дорожную пыль. Тут же тупой удар по затылку воспламенил в ее глазах яркие цветные пятна…
Когда Татьяна вновь ощутила ноющую боль в голове, а сквозь с трудом разомкнутые веки в глаза хлынул болезненно- яркий свет, имевший како-то странный оттенок, и перед глазами возникло расплывающееся и колеблющееся изображение реального мира, тот же молодой голос поинтересовался:
"Ну что, оклемалась, пророчица? Вставай, убогая, пойдем к машине, прокатимся. Тут недалеко".
Татьяна не собиралась торопить события, стараясь, насколько это возможно, прийти в себя и обрести способность соображать и действовать. Раздраженный ее медлительностью, молодой здоровяк ухватил ее сильными пальцами за плечи и рывком поставил на ноги. Она покачнулась — больше для виду, чем от сильного головокружения — но все же удержала
равновесие. Так, руки скованы за спиной, на запястьях — стальные браслеты, но ноги свободны. Ноги — тоже оружие. Этот молодой нахал еще пожалеет, что не подумал об этом.
Через несколько минут впереди, в сосновом редколесье, показался небольшой открытый "джип". Таня пошатнулась, запнулась о сосновый корень, и упала на землю, неловко поворачиваясь на спину, шагах в полутора от большой сосны.
Молодчик, шедший сзади нее, несколько раздраженно облегчил душу матерком и наклонился, чтобы уже испытанным способом вновь поставить ее на ноги. Это была грубая ошибка, и теперь Татьяна смогла ею воспользоваться.
Удар сомкнутыми ногами в живот бросил молодчика спиной о сосновый ствол. Он (молодчик, конечно, а не ствол) был достаточно крепок и уже немало бит, чтобы не потерять сознание от такого удара и даже довольно быстро восстановить равновесие. Однако этих мгновений хватило Татьяне, чтобы одним резким рывком, выгибая тело на мостик, вскочить на ноги, и ровно на те же мгновения задержалось движение его руки с пистолетом. Когда ствол "Доретты" снова глянул на Таню, а палец потянул за спусковой крючок, она уже нанесла по оружию резкий, сильный и точный удар ногой.
Пистолет выстрелил, Татьяне ожгло болью левый бок, но она лишь хрипло простонала сквозь стиснутые зубы и вложила всю свою силу, всю свою боль, весь свой страх и всю свою ненависть в новый удар ногой. Он пришелся молодчику в пах.
Тупая, но мощная и "всепоглощающая боль заставила рослого крепыша непроизвольно чуть пригнуться и следующий удар носком жесткого остроносого дамского полуботинка под ухо погасил его сознание. Он уже не почувствовал, как еще один такой же удар в височный шов погасил его сознание почти окончательно. Не желая рисковать, Татьяна опустилась на колени, отчаянно изгибаясь, кое-как подхватила упавшую на землю "Доретту" скованными сзади дрожащими руками, и, сумев дотянуться стволом до головы своего недавнего конвоира, нажала на спуск…
