Юрий Уленгов - Метро 2033. Грань человечности
Девушка послушалась и отошла в сторону. Захар достал портсигар, выщелкнул самокрутку и с наслаждением закурил. Дым тут же закрутило и унесло куда-то вглубь перехода.
– Этот переход перед войной самой построили, Антон говорил, – тихо произнесла девушка, подойдя к леснику. – Тут движение было интенсивное, и после нескольких происшествий решили, что так проще будет. Интересно, если бы люди знали о том, что произойдет – делали бы они это?
– Что «это»? – не понял Захар.
– Все эти глупые и ненужные вещи. Носились бы, как сумасшедшие, на машинах? Дрожали бы над каждой копейкой, пытаясь накопить на что-то, без чего вполне можно прожить?
– Во ты философ, – протянул Захар. – Тебе лет же было всего ничего, когда Срань пришла. С чего такие мысли?
– Мне всегда было интересно, как жили люди до войны. Чем дышали, на что надеялись, о чем мечтали. Я действительно очень мало чего помню. Могу вспомнить только то, что всегда было тепло, сухо. Сытно. Светло. Чтобы добыть еду, не нужно было рисковать жизнью, прощаться, как навсегда, выходя из дома. Мне много рассказывал Антон и приносил мне газеты старые, журналы, когда находил их.
Захар задумчиво выпустил длинную, густую струю дыма. А он-то гадает, откуда у девочки, родившейся после, такой богатый словарный запас. Так она у нас начитанная. Вслух он ничего не сказал, продолжая внимательно слушать.
– В газетах была рубрика – криминальная хроника. Я очень часто не понимала, что там написано. Не верила, что это правда. Что тогда, когда у всех было все, кто-то мог убить за деньги, за телефон переносной, за золото. Я видела золото. Некоторые из женщин, которые пришли из жилого комплекса, несли с собой целые шкатулки. Это же просто желтый металл. Как за него можно убивать?
– Люди вообще забавные зверушки… были, – медленно проговорил Захар. – Знаешь, какая была главная мечта большинства?
– Чтобы не было войны? – спросила девушка.
Захар усмехнулся.
– Да нет. О войне тогда вообще мало кто задумывался. Война была чем-то далеким, сюжетом из телевизора. Каждый думал, что если что-то и произойдет – то не здесь и не с ними. Даже когда какие-то военные действия происходили совсем неподалеку они мало кем воспринимались всерьез. Главной мечтой большинства было ничего не делать и иметь при этом как можно больше.
– Но у них же и так все было! Они могли выйти на улицу без оружия, гулять, ходить в кино, в театры. Дома было тепло, и они жили каждый в собственном доме, – кажется, девушка поразилась до глубины души.
– Видимо, они считали, что не все у них было, – Захар горько улыбнулся. – Да ты и сама, живи в то время, хотела бы большего. Больше денег, красивую одежду, модный мобильник.
– Нет! – горячо перебила его девушка. – Мне было бы достаточно, если бы… если бы просто не приходилось жить вот так, как мы живем сейчас.
– Тебе кажется. На деле было бы по-другому, – Захара умиляла и удивляла Юля. Как объяснить девочке, практически не заставшей времени ДО, ценности того времени? Да никак, пожалуй. Можно только пример привести. – Вот возьмем наших друзей-релейщиков. Как считаешь – они неплохо живут?
– Более чем, – согласно кивнула девушка. – У них гораздо теплее, больше еды, есть техника, оружие…
– Вот. А им этого мало. Они хотят иметь больше, не прикладывая для этого усилий. Верно же? Они хотят, чтобы для них работали другие. При этом – безвозмездно. Так?
– Так.
– Чем больше есть у человека, тем больше ему хочется. И далеко не факт, что, когда мы придем туда, куда стремимся, с нами не произойдет то же самое. Я далеко не святой, как и любой из нас. Мне не нужно многое. Но то, что нужно… Я возьму это любой ценой. Не размениваясь.
Девушка взглянула на него как-то по-новому.
– И что тебе нужно сейчас? Какую цель ты преследуешь? Почему ты нам помогаешь? Почему помог мне? Ты ведь мог остаться на релейном. Жить в тепле и сытости. Посещать питомник. Почему ты вмешался?
Захар молчал. Этот же вопрос он задавал себе. И задавал неоднократно. Нет, он не жалел о сделанном. И о том, что собирается сделать, тоже. Просто он считает это правильным. Единственно правильным. Не потому, что ему снились сны. Которых, кстати, он не видел с того самого времени, как ушел из монастыря. Не потому, что выполнял волю жены: сейчас он и сам думал – Анна была плодом больной фантазии лесника, сходящего с ума в одиночестве. И даже не потому, что картина, увиденная им в Золотом – котлован, мост, река, блестящая льдом внизу и медленно идущая к нему девушка в бушлате – на сто процентов совпала с реальностью, здесь, в Иркутске. Просто… Он вспомнил людей, встреченных с тех пор, как пришла Срань. Он не разбирался в людях, нет. Но он очень тонко чувствовал их. Как почувствовал священника в Золотом – он ведь ему сразу не понравился. Как почувствовал старого законника там, в лагере старателей, понял, что тот намного лучше, чем кажется, что он не виноват в смерти Анны. Как почувствовал Андрея в монастыре. Только Батю он не раскусил. Зато, когда увидел двоих ублюдков, стянувших штаны с беззащитной девчонки, происходящее сразу окрасилось в четкие полярные тона – черные и белые. И после знакомства с жителями школьного убежища эти тона стали еще четче и насыщенные. У этих людей еще есть шанс. Выведи их из-под давления обстоятельств – и они изменятся, станут лучше. У тех же, кто использует женщин в качества племенного скота, кто облагает данью беспомощных, не могущих дать отпор, – у них шансов нет. И чем дальше, тем сильнее будет стираться грань, отделяющая их от животных. Он сам постоянно балансировал на этой грани. Грани человечности. И даже перешагнул ее несколько раз, делая то, что считал правильным. Но до сих пор чутье его не подводило. Потому он поступит так, как оно ему подсказывает и теперь.
Он поднял голову, собираясь сказать что-то девушке, но ему помешали:
– Мы раскопали проход! – послышался голос Дениса. – Все, можно идти!
– Кто вы такие и что вам здесь нужно?
Говоривший был одет в шинель армейского образца с обрезанными полами. Шея была обмотана толстым клетчатым шарфом. На голове – ушанка с ушами, завязанными на затылке, на ногах – валенки. В валенки заправлены ватные штаны камуфляжной расцветки. Возможно, он был бы смешным, если бы не «калашников», ствол которого смотрел Захару в живот.
Еще несколько человек засели с обеих сторон прохода между домами. Их разглядеть Захар не мог. Зато их оружие, смотрящее на их небольшую группу, видел отлично.
– Мы из убежища под сорок седьмой школой. Нам нужно поговорить с вашим старшим.
– Поговорить, о чем? – собеседник смотрел на него с сомнением, будто решая, стоит вообще разговаривать с пришельцами или проще расстрелять их тут же, присвоив себе их оружие и припасы.
– А вот это уже не твое дело, – Захар старался держаться уверенно. Показывать слабину сейчас не стоило.
– Как вы прошли через переход? – то, что мужик решил сменить тему, было небольшой победой. То есть, он признал, что недостаточно компетентен для дальнейших расспросов.
– Ногами. Так и будем тут яйца морозить или все-таки пойдем заниматься делом?
– Я тут решать буду, когда и чем заниматься, понял?
Захар видел, что собеседник не более, чем держит марку перед товарищами, и решил додавить.
– Да не вопрос. Постоим. Только когда с тебя шкуру будут спускать за то, что ты тут сиськи мял, вместо того, чтобы сразу проводить нас к старшему, – не жалуйся.
– Стволы сдайте, – буркнул тот.
– А больше тебе ничего не сдать? Ты попроси, глядишь, получится.
Мужик просверлил Захара злобным взглядом, затем развернулся и пошел прочь, махнув рукой, мол, за мной следуйте.
Захар усмехнулся и в свою очередь помахал своим. Видимо, мужик сошка мелкая, никаких полномочий не имеющая. Потому решил не рисковать навлечь на себя гнев старших и сдался. Тем не менее совсем унижать его не стоило. Захар демонстративно повесил дробовик на плечо стволом вниз. Бросил взгляд назад: остальные намек поняли и поступили так же.
Впрочем, совсем расслабляться «встречающая сторона» не стала. Бойцы, засевшие за обломками бетона, не двинулись с места, пока Захар со своими людьми не прошел мимо них, после чего пристроились позади них, держа оружие наготове.
Идущий впереди мужик в шинели нырнул в проход между близко стоящими домами. Захар последовал за ним. Попав во двор и увидев открывшуюся ему картину, он тихонько присвистнул.
Квадратный двор перегородили стеной из обломков бетонных плит, заржавленных остовов машин, кирпича и еще какого-то строительного мусора. Поверх стены натянули ржавую колючую проволоку, там, где это было возможно, – в стену вставили осколки стекла. Стена тянулась через весь двор, от одного дома до другого. За ней виднелась еще одна пятиэтажка. Именно в ней и жили рыночные.
Рыночными местных называли по расположению их общины. До Срани тут неподалеку был рынок. Сколько людей с него спаслось, чтобы, пройдя через кошмар первых лет, осесть в этом районе, было неизвестно. Может, и вообще нисколько. Но название прилипло. По крайней мере, среди жителей школьного убежища их называли именно так. Как они называли сами себя, Захару, по большому счету, было не важно. Пусть хоть кровавыми истребителями крыс обзываются, лишь бы согласились. Однако, глядя на крепость, в которую местные превратили обыкновенную пятиэтажку, ему стало не по себе. Одна стена чего стоила, а из окна третьего этажа еще и ствол солидного пулемета выглядывал. Откуда они его взяли? Да и так вооружены нормально. У всех конвоиров – автоматы, пусть укороченные, полицейского образца, тем не менее не жалкие двустволки или вовсе арбалеты, как в школе. Райотдел выставили, не иначе. Хотя, вон у парня в убитой временем дубленке автомат похож на тот, что не так давно был у Захара. Армейский. Да и пулеметов у полиции нет. Так что, возможно, здесь и остатки вояк окопались. Это хорошо. Ну, в том случае, если они согласятся на союз против релейщиков. Правда, сейчас он несколько сомневался в том, что оно им надо. Рыночные не были похожи на людей, которых можно обложить данью. Хотя сам факт существования этого поселения намекал на то, что с релейщиками эти ребята общего языка не нашли. Как так получилось, что школьная община существовала обособленно от этих на первый взгляд нормальных людей, Захар поинтересоваться забыл. Хотя, скорее всего, разгадка была банальной. Кому нужна обуза? А старики и женщины, из которых по большей части и состояло население сорок седьмой школы, ничем, кроме как обузой, не были. Здравое решение, на самом деле. Не то время, чтоб сантиментам предаваться. «Выживут молодые и сильные» – всплыла откуда-то из прошлых времен фраза в голове. Ну да, так и есть. Главное, чтоб этим самым молодым хватило времени на то, чтобы стать сильными.
