Юрий Никитин - Человек из будущего
– Нет, который соблазнил Клеопатру.
– Ух ты, – сказал я изумленно, – а мне казалось, это она его соблазнила и поимела в свое полное и безраздельное удовольствие.
Официантка принесла наш заказ, я изобразил на лице приятное изумление, хотя к изыскам в еде, как настоящий трансгуманист, абсолютно равнодушен, но когда живешь среди простых и даже очень простых людей, надо мимикрировать под общий уровень.
Моя спутница вскинула брови, всматриваясь в блюда.
– О, здесь карнери и лярбрук?.. Да вы знаток!
– Да, – ответил я скромно, – для чего еще человек живет, как не поесть и поспать?.. А мужчины еще и понаслаждаться самым лучшим и древним способом?
Она взяла нож и вилку, переспросила, глядя не на блюдо, а мне в глаза:
– Правда? Подумать только, какая глубина знаний у Лавронова Владимира Алексеевича, восходящей звезды в нейрофизиологии… У которого несколько ярких работ в научных журналах с солидной репутацией, трудоголика, натурала, в извращениях вроде бы не замечен… Гм, наверняка плохо смотрели…
Я спросил с обидой:
– Почему это? Что во мне намекает?.. Или в дамской комнате плохой Вай-Фай?.. Да вы кушайте, в лярбруке много цинка, он полезен…
– Взгляд, – ответила она. – Вы меня сразу раздели, тут же одели, такое женщины замечают сразу. И что-нибудь особенное увидели?
Я принялся резать нежнейшее мясо, положил в рот первый кусок, охнул.
– Ох, здесь умеют готовить… Особенное в вас? Нет. Не считать же особенным пистолет «Астра-60», так умело спрятанный слева под грудью? Под такую спрятать можно даже мортиру с боеприпасом на двое суток.
Она ела спокойно, время от времени бросала на меня пытливые взгляды, сама ничуть не изменилась в лице и даже не повела бровью.
– Кто вы, господин Лавронов?
– Вы уже сказали, – напомнил я любезно. – Господин Лавронов. Но можно и товарищ Лавронов. Еще вина?
Она чуть кивнула.
– Да, но чуть-чуть. Еще вечер впереди. Это верно, что у вас в России «товарищ» снова вытесняет «господина»?
– На абсолютно добровольной основе, – подчеркнул я. – А не как было в прошлый дотолерантный период.
С первым блюдом мы расправились достаточно быстро, жареных кузнечиков я схрустел парочку, остальные разгреб, показывая, что я клиент привередливый и со вкусом, все подряд не жру.
– Так кто вы, товарищ Лавронов? – повторила она задумчиво. – Хотя вопрос некорректен, понимаю. Правильнее было спросить, с какой вы целью?
Я ответил любезно:
– А какая цель у всей этой толпы, прибывшей из разных концов света? Это же Мекка туризма!.. Столько чудес, столько неожиданных открытий!.. Дивное сочетание гарун-аль-рашидовской древности и последних достижений хай-тека!.. А какой стол, какой стол!.. И все на халяву!
Она пробормотала:
– Да, туристов здесь уйма, затеряться нетрудно. Да только вас характеризуют как трудоголика. За время жизни вы ни разу никуда не выезжали на летний или зимний отдых… потому что у вас никогда не было отдыха. А если бывали за кордоном, то всегда только в составе научных делегаций.
– А кризис среднего возраста? – напомнил я. – Переоценка… точнее, переосмысление ценностей?.. Уход в буддизм, йогу, рерихнутость, поиски смысла бытия… Сейчас этот кризис в тренде, если не пройти, то как бы сразу записаться в тупое быдло. А с кризисом как бы нечто тонко чувствующее, одухотворенное, возвышенное…
– А у вас уже средний? – поинтересовалась она. – По данным ВОЗ, средний отодвинут где-то за шестьдесят, а то и за семьдесят лет…
– Да хоть за сто, – парировал я. – Гении быстро развиваются и быстро мрут.
Она оглядела меня оценивающе.
– Да, некоторая небрежность и пренебрежение устоявшимся мнением просматриваются…
Но это точно от ухода в буддизм?.. И кстати, где ваш пистолет?
Я покачал головой.
– Да чего таскать такую тяжесть? Я слабый, а еще и ленивый…
– Поняла, – ответила она. – Полагаете, проще отобрать, когда здесь четверо с пистолетами?
– Четверо? – переспросил я. – А остальные, что, уже ушли?
Она оглянулась, окинула зал цепким взглядом, посмотрела мне в глаза.
– А сколько насчитали вы?
– Всего семерых, – ответил я скромно. – Но я не присматривался, мне по фигу. Просто чересчур небрежно спрятали. Может быть, нарочито?
Ее глаза странно блеснули.
– Да, конечно… А вы все это заметили, потому что профессия у вас такая. Простите, какая у вас профессия, потому что я начинаю путать ее с другой…
– Нейрофизиолог, – любезно напомнил я. – Эта профессия позволяет видеть в человеке в том числе, и всякие отклонения. Как в походке, так и… в остальном. Эти семеро каждым движением выдают, что им что-то мешает. Были бы только мужчины, тогда бы понятно, но женщинам… Гм…
– Я заметила только у них, – обронила она. – У мужчин костюмы просто безукоризненны.
– Женщины вообще песня, – согласился я. – В таких утягивающих платьях оружие прятать непросто.
Она снова очень прямо и внимательно посмотрела мне в глаза.
– А теперь скажите, нейрофизиолог, какие отклонения заметили во мне? И не брешите, что не заметили. Я до сих пор чувствую ваш взгляд на некоторых особо чувствительных местах. Не скажу, что это было неприятно, но как-то, знаете ли…
– Ой, – сказал я опасливо, – а можно я совру? С детства приучали говорить женщинам только комплименты, что тоже брехня, но безобидная… Я же слышал, женщины любят ушами…
– У меня для этого другой орган, – заверила она.
– У меня тоже, – признался я. – Как насчет того, чтобы их познакомить поближе?
Она вздохнула.
– Ну наконец-то… Как долго вы шли! Ах да, Россия все еще старомодная.
– Ужасно, – признался я. – Мы до сих пор имена друг друга спрашиваем! Хотя теперь чаще после, чем до, но все-таки это пережиток, от которого надо избавляться решительно и бесповоротно, иначе в дружных рядах трансгуманистов таким делать нечего!
– Стелла, – сказала она. – Стелла Этуаль.
– Красивое имя, – подтвердил я. – Я бы тоже такой блистающей женщине подобрал что-то особенное. Или вы сами выбирали?
– Сама, – ответила она. – Полагаю, закон о беспошлинной смене имени пройдет во втором чтении.
– А вам пришлось заплатить за такое удовольствие, – сказал я понимающе. – Правда, не из своего кармана. Шекелей восемьсот?
– Всего четыреста, – ответила она, ничуть не удивившись. – Я не единственная, кто воспользовался правом менять данное родителями имя.
– Справедливость на марше, – согласился я. – А то как-то нечестно, когда мошенники, наркобароны и даже обыкновенные воры могут менять не только имена, но и биографии, а добропорядочным гражданам того нельзя, это запрещено, тут не тронь, туда не ступи…