На все четыре... (СИ) - Сысолов Дмитрий

Тот обратный путь Коля запомнил плохо. Они прорывались к пункту эвакуации больше часа. Поначалу Гриб шёл сам, лишь наваливаясь на Никсона, приобняв его за плечо. Но, чем дальше, тем больше он слабел, а уже на территории КурганСельМаша отрубился совсем.

Никсон одной рукой придерживавший всё это время напарника, а во второй удерживающий свой пулемет и, даже, умудрявшийся стрелять из такого положения (в основном мимо, но получившие свой урок преследователи опасались уже приближаться. Так что он их просто отпугивал), опустил Гриба на землю. Да чтож такое-то!? Чуть-чуть же осталось! Да и противники, которых хоть и стало больше, но на время их потеряли.

Чертыхаясь, Коля закинул автомат Гриба себе за спину, приподнял бесчувственное тело и, крякнув, взвалил его себе на левое плечо. Тяжело! Аж в глазах темнеет. Но, подхватив свой пулемет свободной рукой, Николай на подгибающихся ногах продолжил свой путь.

Силы дотащить напарника немного не хватило. Вот уже и дамба, с той стороны Тобол и спасительная лодка, но взобраться на дамбу сил уже нет. Тут самому бы подняться, а с таким грузом — точно без вариантов.

Но и тогда Никсон не бросил товарища. Упираясь ногами, он уцепился свободной рукой за воротник бронежилета Гриба (натурально за шкирку так-то), и упрямо тянул его вверх. На счастье, Гриб ненадолго пришел в себя и тоже, в меру своих сил, пытался помочь, отталкиваясь целой ногой и цепляясь руками. Так они и сумели-таки подняться. Но стоило им показаться на гребне дамбы, как вокруг снова застучали пули. Догнали!

Спихнув вновь отрубившегося Гриба вниз по склону в сторону спасительных реки и лодки, Никсон зарядил свой последний бубен и, укрывшись за гребнем дамбы, начал отстреливать нападавших, ориентируясь по вспышкам выстрелов. Неизвестно, попал ли он в кого-нибудь, но канонада вновь попритихла. Вот так-то, с-суки! Съели?

Съехав на заднице вниз по склону, Коля уже проверенным способом за воротник подтащил Гриба к спрятанной в кустах лодке и, потужась, перевалил его через борт внутрь. Отталкивая лодку от берега Коля со стыдом ощутил, что его колени предательски дрожат. Вот капитально так вибрируют. То ли от перенапряжения, то ли от страха, то ли откат пошел преждевременно. У Коли ещё промелькнула нелепая, в данных обстоятельствах мысль: что вот, хорошо, что никто не видит. А то позору было бы…

Лодка была ещё на середине реки, когда на гребне дамбы показались преследователи. Ну вот тут нам и конец! — успел мрачно подумать Никсон. — На реке не спрятаться, не затеряться, как на блюдечке у них. Он, конечно, тут же бросил грести, схватив свой пулемёт, готовясь подороже продать их жизни, но тут с правого берега, прямо над головой у беглецов ночь прочертили линии трассеров, осыпающие дамбу плотным заградительным огнем.

И Коля уже не пряча больше слезы счастья на глазах, да, наверное, даже и не замечающий их, снова схватился за весло. Свои! Прикрывают! Они таки вырвались!

Шиша

В день финала, за несколько часов до начала боя, мою камеру «почтил своим присутствием» Шварц, собственной персоной. Он ввалился в сопровождении своей свиты, как раз в тот момент, когда пришедшая Ведьма накладывала мне на грудь тугую повязку. Ребро, похоже, было всё-таки сломано, (по крайней мере треснуто) и, таким образом, медичка фиксировала его, чтоб оно не гуляло.

Понаблюдав как Ведьма бинтует мне грудную клетку, Шварц глубокомысленно, с явным намёком, заметил куда-то в пространство, что столь плотная повязка на груди даёт мне дополнительную защиту и, соответственно, преимущество в бою. Услышав подобное заявление я аж дёрнулся! То есть, он своему Мослу бронежилет готовит и это — нормально, а мне вот повязка на груди «защиту даёт»? Вообще «отлично». Чо уж там.

Впрочем, я сумел сдержаться и не высказать всё это ему в лицо. Знание — Сила! Я знаю о его бронежилете, а он не знает о моем пистолете. И, у кого преимущество? То-то и оно. Так что я смолчал. А то, что дёрнулся… Ну так, бинтуют же. Задели неловко, вот от боли и дергануло.

Я промолчал, лишь одарив жирдяя тяжёлым взглядом. А тот, не дождавшись моей реплики, недовольно посопел и продолжил:

— Короче, чтоб сделать бой более зрелищным — было решено укоротить оружие вдвое. Не переживай. Не только твою пику укоротим, но и Мослу его глефу тоже. Так что тут всё честно.

Меня от подобной "честности" аж скривило. Ну как можно так беззастенчиво подыгрывать своей креатуре? Ну хоть какие-то приличия бы соблюдал. Об честности он заговорил, ага. Мосол с покалеченной рукой и так своей глефой управлять не сможет. Так что, ополовинив его оружие, превратив его в, по сути, короткий меч на длинной ручке, он лишь подыгрывает ему! Понятно, что его ставленнику в такой ситуации это выгодно. Но мне-то нет! Длина моего копья — это единственный козырь, который у меня был. И которого меня наглым образом лишают. Все для победы своего любимчика? Да?

Но и это было ещё не всё. Кивнув на мою повязку, Шварц сообщил, что, для того, чтоб никто не получал преимущества, Мослу тогда тоже сделают подобную повязку. На руке, естественно.

Это было уже за гранью всяких приличий. Мало того, что меня, по сути, оставляют с жалким огрызком от копья (только в зубах ковыряться вместо зубочистки и пойдёт), мало того, что ему тайно готовят броню под одежду (не знай я этого, по любому — первый удар провел бы в корпус… И тут же сложился бы от ответки, не добившись никакого результата), мало того, что Мослу подгонят оружие под его возможности, так мне только что открытым текстом заявили, что у Мосла будет чуть ли не официальный щит на руке сооружен! Ни за что не поверю, что его повязку не армируют металлическими прутками. «Конструктивный элемент», если что, скажут. Я, конечно, знал, что тут играют грязно, но чтоб настолько…!!!

На несколько секунд я потерял дар речи от подобной наглости. Возникло дикое желание выхватить сейчас вот пистолет из-под матраса и пристрелить эту жирную свинью. Ну и кого из охранников, если повезет. Но вот этого-то борова я точно успею пристрелить! И вся его «империя» кончится вместе с ним. Да, меня, скорее всего, положат тут же рядышком, но, как не странно, моя возможная гибель не вызывала того внутреннего протеста, как раньше. Что-то внутри меня бесповоротно сломалось.

Я сдержался. И инстинкт самосохранения тут не при чем. Помимо желания жить на мне пудовыми гирями висели оковы долга. Если я сейчас пристрелю Шварца, и лягу сам, сорвав финал и вызвав сумятицу, я сильно поднасру Князю. У него-то вон какой план уже разработан! И мне даже отведена роль спускового крючка. (Я не обольщался. Я уверен, что у наблюдателей минимум два варианта для подачи сигнала к началу атаки. Или мой выстрел, или моя гибель на арене. Ну, мало ли как дела на арене пойдут. Но это и неважно!) Главное: мне дали шанс выжить самому и приставили к делу. Подвести Князя после этого я просто не мог.

Так что я снова промолчал. Но, видимо, всех эмоций я сдержать не смог и Шварц, заглядывающий мне в лицо, отшатнулся, словно смог прочитать мои кровожадные планы в отношении него. Ведь страха у меня не было. Была лишь готовность убить его вот прямо сейчас. При этом, не было ни малейшего сомнения, что у меня всё получится! И Шварц почуял! Почуял мою готовность убить его и уверенность в своих силах. Понять не понял, откуда она и почему, но почуял. И испугался!

Отшатнувшись, он непроизвольно отступил за спину подавшегося вперёд телохранителя. Грязно выругался, поняв, что все присутствующие стали свидетелями его испуга, злобно глянул в мою сторону и, так и не дождавшись от меня никакой иной реакции, покинул камеру. За ним потянулась и его свита. Буквально через пару минут дверь моей каморки захлопнулась, скрежетнул засов, и я вновь остался один. Ждать уже такого близкого вечера. До финального боя оставалось не более трех часов.