Андрей Левицкий - Выбор оружия
В глубине обступившей меня темноты что-то зашевелилось, раздался приглушенный лязг, скрип ржавого металла. Стены ямы состояли из земли и разнообразного мусора. И запах, запах! Специфический дух этого места не перепутаешь ни с чем.
Знакомый голос выругался, потом сказал:
— Химик?
Я с трудом разжал пальцы Медведя, отполз от него, стащил с плеча ремешок контейнера и лег на спину. Тело все еще била дрожь, хотя напряжение покидало его, уступая место боли. Куртка давно превратилась в лохмотья, зато от рубахи еще что-то осталось. Кое-как я расстегнул последнюю целую пуговицу и потянул края воротника в стороны. Поднял голову, скосив глаза.
В моей груди пылала душа.
Глава 12
— Химик! — позвал Пригоршня чуть ли не жалобно. — Это ты?
— Здесь, — сказал я.
— А! Ранен?
— Как тебе сказать…
— Мы на Свалке.
— Вижу, — пробормотал я. — Вернее, чую. Никита, слушай…
Он завозился, должно быть, пытался встать.
— Чего?
— Я думал, ты мертв. Марьяна тебе три пули в хребет всадила.
— Не в хребет, Андрюха. У меня ж контейнер на спине. Не такой здоровый, как у тебя, но все равно… Если б она из чего посерьезней стреляла, тогда ладно, но «тэтэшник»… Э, а ты свой контейнер не потерял? — вдруг забеспокоился он.
— Нет. Но артефактов там не так много осталось, как хотелось бы.
— Ничего, разберемся.
Я запахнул рубаху. Душа — редкий и дорогой артефакт. Я прилепил его себе под сердце, когда лежал за столом возле управляющей автоклавами машины, перед тем как вылезти оттуда и выстрелить в брюхо пса-пулеметчика. Без души я бы не смог скакать по всем этим лестницам и каменным полкам, носиться на мотоцикле, объезжая препятствия, да еще и паля в бюреров, волочь за собой Медведя, вонзившего нож мне в бедро, не смог бы бегать с обожженными ногами…
Ноги. Они болели. И внизу, где к коже пристали сплавившиеся с подошвами стельки, и вверху, где из бедра торчал нож.
Я вытащил его, пока душа не перестала действовать. Сейчас, когда я расслабился, артефакт «ощутит» это, и влияние его прекратится буквально за несколько минут, и вот тогда-то…
Я застонал, предвкушая, что испытаю вскоре.
— Что, что? — в полутьме на фоне звездного неба возник силуэт Пригоршни.
— У меня мороженое еще осталось, — сказал я. — И кровь камня. И слизняк там есть, кажется.
— А у меня только ломоть мяса в одной ячейке.
— Никита, я сейчас… сейчас сдохну от боли. Минут через пятнадцать… Наверх надо, слышишь? Спирта тут не достать, но бензин можно раздобыть, из канистры какой-нибудь слить старой, найти… Да хотя бы керосин. Тряпки в нем вымочить, завернуть кровь камня с ломтем — и на раны. Но вначале — мороженое, ты ж видел, как я с ним, когда Львовича…
— Я понял, понял, Химик! Ты давай, полежи чуток, я быстро выберусь, огляжусь и сразу тебе помогу наверх залезть. А то еще на крыс наткнемся, это ж Свалка, тут…
— Давай, лезь, — сказал я.
Он заспешил к склону.
— Эй, а Шрам где? — окликнул я его, и звук шагов стих — воцарилась озадаченная тишина.
— Блин… — сказал напарник. — А я забыл про него совсем! Ты его больше не видел, что ли?
— Вы с ним оставались, когда я уполз.
— Ну да… Так, значит, мы рядом лежали, когда у тебя там рвануло и прожектор свалился… Вода стала утекать, вояки помчались… Я тоже вскочил, побежал. И он. Или нет? Он, кажется, на месте остался. Или тоже… но тогда… Не помню, блин! Все, не помню, не приставай ко мне!
Что-то бормоча, Пригоршня ушел, и я остался один. Стало чуть светлее, звезды в небе гасли. Я не сказал ему про душу, которая уже потухла, отвалилась от кожи высохшим, сморщенным комком. Она много дала мне, но и многое отняла — пару лет жизни как минимум. Ни ее, ни слизь нельзя использовать вот так, прикладывая к голому телу. Для этого есть специальные тонкостенные контейнеры, которые ослабляют, но не целиком глушат влияние артефактов, либо повязки, пропитанные особым травяным раствором на спирту. Но это было мое решение — испытать душу на себе, так же, как тогда, в туннеле, его решением было поднять старика и тащить прочь от преследователей.
Добравшись до края ямы, Никита прокричал:
— Вот я спуск нашел вроде тропы. Кто-то тут бывает… Ты как там?
— Хуже, чем минуту назад, но лучше, чем будет через пять, — сказал я.
— Ладно, скоро вернусь, не уходи никуда…
После этого я, кажется, потерял сознание, но ненадолго — пришел в себя, услышав тихие шаги. Открыл глаза. Небо стало еще светлее.
— Никита, ну что? — спросил я.
Надо мной склонился темный силуэт, и мне показалось, что с головы свешиваются змеи… нет, это были заплетенные в косицы темные волосы. Вдруг подул ветер… Хотя на самом деле не было никакого ветра, но возникло ощущение сквозняка, которым тянуло из каких-то незримых щелей, ведущих в скрытые закоулки пространства. Сколько я ни всматривался, не мог разглядеть лица того, кто склонился надо мной, лишь серое пятно в обрамлении змей-косичек. Он протянул руку.
— Не тот карман, — прошептал я.
Пальцы, уже почти коснувшиеся кармана на правой половине груди, переместились в сторону, откинули клапан на левом и достали четки, найденные возле ноутбука в доме на склоне, — я давным-давно позабыл про них.
— Вернулся за ними? — спросил я.
Он молчал. В рассветных сумерках округлые камешки немного светились, но я все равно не смог разглядеть его. Силуэт выпрямился. Четки пропали.Дуновениястали слабее: он пошел прочь.
— Погоди! — взмолился я. — Эй! Я же вернул тебе четки, так помоги…
Призрачный сквозняк усилился — где-то гуляли неземные ветра, неслись между пространствами, взвихряя миры. Мглистый силуэт вновь возник надо мной.
И потом голос, состоящий будто из сотни голосов, женских, мужских, детских и стариковских, которые не говорили, но шептали, повторяя слова одновременно, произнес:
— Что хочешь?
Я сам не знал, что хочу от него. Ничего… Мне просто хотелось его разглядеть, но не получалось, хотя продолжало светать.
— Это твое лицо бюреры выложили вокруг алтаря? Сотней шепчущих голосов он сказал:
— Не знаю. Может быть. Они молились мне. Их испугался сталкер Медведь, когда появился во второй раз с желанием убить меня. Карлики были возле дома и напали на него. С другой стороны пришли трое людей в комбинезонах. Он отстреливался в две стороны. Я ушел. Все равно собирался покинуть этот пузырь.
— А стрелка? Медведь упоминал стрелку. Какой-то артефакт…конструкция,которая показывает места, где пространство тонкое. Ты сделал ее?
— Да.
— Научи меня.
Он молчал. Потом вновь склонился надо мной. Из окутывающего его дымного мрака появилась рука — кисть, обычное человеческое запястье, бледная кожа и татуировка на ней. На ладони было око, мерцающее молочным светом. Будто орбиты электронов вокруг атомного ядра на рисунке в учебнике, вращались три изогнутых, сшитых кольцами куска волчьей лозы, а в центре ока, невероятным образом погруженный внутрь него, застыл артефакт под названием золотая рыбка.
— Используй,- прошептали голоса.
Он положил стрелку рядом, выпрямился и пошел прочь.
— Благодарю, — сказал я вслед.
— Опасайся тех, кто наблюдал за вами.
- Кого?
— Тех, кто смотрел чужими глазами. Они из Черного Пузыря. Они заметили тебя.
— О ком ты?
Но он не ответил. Еще несколько секунд я ощущал дующий на дне ямы неземной ветер, а потом все стихло и наступила тишина.
И сразу стало светлее. Звезды почти исчезли, небо посерело. Над краем ямы возникла голова Пригоршни.
— Андрюха, я и бензин нашел уже. Ты как там? Все в порядке, сейчас разберемся… Сам не вылезешь, нет?
— Друг мой, — сказал я, — люди делятся на два типа. Одни всю жизнь таскают тяжести, а другие ездят на чужом горбу. Ты понесешь меня.
Он стал спускаться, на ходу говоря:
— Хватит нам на вездеход или нет? Даже если без начинки, Борода потом поставит, только на машину и броню… А если ту пушку из болота достать, ну, вторую? Подключить, разобраться, как оно работает… И в броневик под кабину ее, чтобы вперед по ходу движения глядела, а? Это ж круто, Химик! Попали, допустим, под гон, за нами твари всякие… Мы пробойник этот включаем, перед нами — бац! — пузырь раскрылся, мы с ходу в него, пробой за нами закрывается, и мы в пузыре, а зверье снаружи осталось. Потом — назад, а там уже тихо… Хабар в пузырях можно будет прятать, ну и вообще…
Я не отвечал, да и слушал в пол-уха. Картограф, собираясь достать четки, расстегнул клапан правого кармана, и я решил, что время пришло. Пока напарник, негромко матерясь, спускался между торчащим из склона древним металлоломом, я сел, опершись спиной о вросшую в землю сплющенную кабину трактора. И увидел ломик, лежащий в луже крови рядом с ногой. Надо будет захватить и его, обязательно: хорошая штука.
Я достал то, что лежало в кармане. Аванс от Курильщика — он не хотел давать, потому что дорогое, но я настоял. Снял колпачок с железного футлярчика, перевернул и потряс. На ладонь выпала сигара. Доминиканская марка — «Arturo Fuente Don Carlos Presidente», больше пятнадцати сантиметров длиною, толще пальца. Пятьдесят баксов, по словам Курильщика, и я ему верил. Вставил ее в потрескавшиеся губы, достал «зиппу», чиркнул трясущимися пальцами. Закурил.
