Олег Дивов - Молодые и сильные выживут
– Поехали с нами, Зоечка, – попросил Гош. – С тобой хорошо. Уютно. Ты такая дружественная, теплая и приятная на ощупь…
Зойка фыркнула и зевнула снова.
– Хватит зевать! – рявкнул Любимов. – А то никуда уже не уедем. Эй, растолкайте Леху кто-нибудь!
– Леха, очнись!
Лешечка что-то пробормотал, сладко чмокнул, прилег на трибуну и свернулся калачиком. Рогалик уже лежал. Ирина принялась яростно тормошить обоих. Никакого эффекта.
– Поиграли… – заключил Гош. Его тоже вдруг разморило. Он чувствовал себя усталым и невыспавшимся. – Проклятое солнце… Андрюха, что делать?
Любимов не ответил. У него слипались глаза, и он яростно тер их ладонями.
– Так, – сказала Зойка. – Вы как хотите, а я пошла. До свидания.
– Да погоди ты! – крикнула Ирина, но Зойка уже шла, спотыкаясь, к Дворцу. Похоже, она тоже решила лечь, только в более комфортных условиях.
– Ребята, – сказал Любимов. – А ведь это все неспроста. Гош, ты же не пил с ними. Посмотри, как она идет. Э! Оглянись-ка. По-моему, не мы одни падаем.
– Не спать! – рявкнул Гош командным голосом, и ему сразу полегчало. – Тьфу, что за наваждение! А ну, подъем!
– Еще минуточку… – сонным голосом попросил Рогалик.
– Ага! – торжествующе крикнула Ирина. – Давай вставай!
Лешечка уже сидел.
– Черт возьми! – сказал он. – Нужно выпить. Немедленно. Чего-нибудь со льдом. А где Зоя?
– Ушла во Дворец. Наверное, искать сказочного принца. Кто еще живет во дворцах? Андрюха, что ты имел в виду? Кого еще зацепило?
– Да нет, показалось, наверное. Это меня шатнуло вдруг, я и подумал – а что это все качаются? Очень странная история, тебе не кажется?
– Какой-нибудь информационный фантом мимо пролетал. Сонный. Наверное, в соседнем доме экстрасенс зевнул.
– Н-да. Хочется надеяться.
– Предлагаю другую версию. Из секретной лаборатории утекло секретное отравляющее вещество. А лаборатория здесь, под землей.
– Интересно, чем эта отрава выводится из организма. Как стронций? Рогалик! Доброе утро, радость моя!
– Виноват, – мотнул головой Рогалик. – Исправлюсь. Что это было?
– Это даун, сэр! Мы к Любимову едем?
– Безусловно.
Из Дворца вышла Зоя. Уже не шатаясь.
– Ну, что? – спросила она, подходя к трибуне. – Едем?
– Ура!!! – хором заорали мужчины.
У Любимова на квартире, под звон посуды и шипение чайника на кухне, Гош снял трубку и набрал свой номер.
– Здравствуй, родная! – сказал он. – Как ты?.. Да ничего. Средне. Да, у Андрея. Ну, ты же знаешь. Нет, я думаю, сегодня не очень долго. Хорошо, ты отдыхай. А я приду и буду тебя очень-очень любить. Угу. Представляешь, а я кольцо забыл! Чувствую себя отвратительно. Будто голову снял. Вроде бы разумная идея – надоело из-под него мыло выковыривать, – а как ошибся на самом деле! Знаешь… – он машинально понизил голос до шепота, – вот в такие моменты я еще острее, чем обычно, понимаю, насколько же тебя люблю.
– Гош! – крикнул ему из комнаты Лешечка. – Оленьке привет!
– И от меня! – поддержал Любимов.
– От всех! – резюмировала Ирина.
– Тебе здесь все кланяются. Что там наше животное, как оно себя чувствует? Под столом? Н-да. Слушай, Оль, вы без меня гулять не ходите, я вернусь, пойдем вместе. Ну ладно, милая, я поскакал. А то все греется. Ужасно жаркий день. Целую. До вечера. Пока.
– Внимание! – скомандовал Любимов. – Явление народу влюбленного пингвина! Ур-р-ра-а-а! Разве не похож?
– Ты дурак и ничего не понимаешь! – в который раз сказала Ирина.
– Это я от зависти, – честно признался Любимов. – За что пьем, Знатоки? Гошка, бери посуду.
– Как обычно, – улыбнулась Ирина. – Да, Гош?
Гош поднял стакан.
– Разумеется, – сказал он серьезно. – Ну, за любовь!
– За любовь! – дружно подхватила команда.
Некоторое время шестерка сосредоточенно закусывала.
– Мальчишки, но если вы будете так надираться в Питере…
– В Питере сам бог велел. А что, во Владимире мы трезвые были?
– …тогда я с вами не поеду.
– Да ладно тебе!
– Кстати, пьяницы несчастные, где ваши деньги на билеты?
На какое-то время беседа перетекла в деловое русло, и за столом все как-то подтянулись, а некоторые даже слегка протрезвели. Но вскоре формальности были улажены, «прикончилась» бутылка, откупорилась новая, и команда ударилась в привычный треп. Ирина с Гошем заговорили о собаках, Лешечка с Рогаликом – о компьютерах, а Любимов и Зойка наперебой предавались воспоминаниям о питерских фестивалях «Что? Где? Когда?», в которых им довелось участвовать. Постепенно темы исчерпались, водка тоже, сходили за добавкой, и после очередного стакана все почему-то вернулись мыслями к сегодняшним играм. Лешечку и Рогалика заклеймили позором, безобразнику и провокатору Любимову вынесли порицание. Отдельно досталось Гошу за то, что не разбирается в футболе. По этой теме вопросов делалось немало, Знатоку традиционно полагалось футбол любить.
– Ты хотя бы спортивные новости смотри, – посоветовала Ирина.
– Да я не запомню, – отмахнулся Гош. – Мне это не близко. Я даже если захочу, у меня насчет футбола ассоциативные связи не образуются. Голова – не компьютер, ей не прикажешь.
– Вообще, удивительная штука наша память, – философски произнес Рогалик.
– Чья бы корова мычала, – фыркнула Ирина. – «Ребята, это Зигмунд Фрейд…»
– Удивительная штука память, – кивнул Гош. – И мы о ней очень мало знаем. Меня немного этому учили… Вы только представьте, сколько информации она за доли секунды обрабатывает! И сколько всего хранит! Вот, допустим, решу я с Лешечкой пойти выпить пива. Думаете, это так просто? Мне потребуется вывести в оперативную память, во-первых, целый набор звуков и грамматических конструкций. Во-вторых, данные о том, как выглядит Алексей Попов и какие у него вкусовые предпочтения. В-третьих, схему города, расположение известных мне пивных баров и предполагаемый маршрут… Это вам не шутки.
Команда невольно задумалась. У всех присутствующих, несмотря на разницу в возрасте, образовании и так далее, было нечто общее – способность запоминать и перерабатывать большие объемы информации.
– В принципе, – объяснил Гош, – у нас такое же деление на оперативную память и долговременную, как у компьютера. И большая часть того, что мы воспринимаем, помещается в оперативку, а потом улетучивается. Ну, вот, допустим, ходили мы сейчас за водкой. Когда считали деньги, проводили несложные вычисления, работала только оперативная память. А когда выбирали, что именно купить, уже пришлось обращаться к долговременной, где лежит запись о том, какая бутылка содержит нормальный продукт. Там десять миллиардов нервных клеток…
– И все о бутылках, – ввернула Ирина.
– Меня вот что всегда интересовало, – вступила Зоя. – Почему я запоминаю одно и не запоминаю другое? Или запоминаю, но ненадолго?
– В принципе, информацию можно зазубрить элементарным повторением. Но в любом случае решение, хранить ее или стереть, вряд ли принимается сознательно. Понимаешь, Зойка, есть в глубине мозга такое загадочное образование – гиппокамп. Это коммутатор. Нейроны коры, получая информацию, передают ее гиппокампу. Если тот ответит, нейроны образуют прочную сеть и информация закрепится, если нет – впечатление навсегда исчезнет. А вот чем руководствуется гиппокамп, принимая решение, – до сих пор загадка. Есть мнение, что все дело в эмоциональной значимости. Если информация имеет эмоциональную окраску, скорее всего гиппокамп откликнется. Например, на имя близкого человека он среагирует. А на имя какого-нибудь чемпиона мира по плевкам в длину – вряд ли.
– Если он не в тебя плевал, – заметил Любимов.
– Точно. Кроме того, видимо, гиппокамп реагирует на информацию, которая имеет отношение к тому, что тебе уже известно. Тогда мозг начнет генерировать ассоциации. Допустим, нейронные цепи Рогалика постоянно замыкаются на компьютерах, это его работа. Соответственно, все новое, что он узнает по этой теме, вызовет у гиппокампа отклик и будет помечено как подлежащее хранению. То есть каждое новое понятие мы ловим на крючок старых впечатлений. А поскольку жизненный опыт и прочие обстоятельства у всех разные, то и запоминается одно и то же каждым отдельным человеком по-своему. Вот, собственно, Зойка, тебе и ответ.
– Ну, – сказал Лешечка, – за память!
Дружно налили и выпили.
– А почему мы тогда запоминаем всякую ерунду? – спросила Ирина. – И надолго, если не навсегда?
– Наверное, мы просто очень впечатлительные, хотя по некоторым этого и не скажешь.
– Я ужасно впечатлительный, – пожаловался Рогалик.
– Я тоже, – вздохнула Зоя.
– Наверняка. Поэтому у нас возникает эмоциональный отклик на гораздо более широкий круг информации, чем у нормального человека. А это ведь как снежный ком. Нейрон за нейрон цепляется, и пошло-поехало. Чем больше ты знаешь, тем легче образуются все новые и новые ассоциации. Хотя есть и области, каждому из нас совершенно недоступные. Я, например, в гробу видел этот ваш футбол. У меня к нему стойкое отвращение. Или, допустим, стоит мне посмотреть на двигатель внутреннего сгорания, я сразу пойму, зачем какая штука к нему привинчена. Но если она будет отдельно лежать – не факт, что я вспомню, как она называется. Хотя у меня во дворе гниет и разлагается личный автотранспорт и, как вы помните, я неплохо с ним управлялся.
