Валентин Февраль - Шиш вам, а не Землю!
— А второй у тебя, Кондратий. Ты, что не знал?
— А у тебя нет, что ли? Этого… как его…
— Вот вместе с моим и есть два.
— А с моим — три тогда получается. Два с твоим, плюс еще мой…
— С твоим, Кондраша — один, — рассердился разведчик. — Мой мозг плюс твой, так сказать, мозг — получается один. Это тот самый редкий случай, когда один плюс один равняется одному.
— А обычно как бывает, Семеныч, если к одному прибавить один?
— Обычно, Кондраша, в таком случае бывает два. Но бывают исключения, вроде нашего. Но тебе этого не понять. Слишком ты молодой еще разведчик, паря, для такого понимания.
— Но я же еще постарею, Семеныч?
— Постареешь, Кондратий, и не только. Но еще и поумнеешь, даст бог. В твои годы я тоже был лопушком и не понимал элементарных вещей. Например, теории относительности Энштейна или чем отличается канализация от телепортации.
— И чем же, Семеныч?
— Канализация это способ переброски отходов жизнедеятельности человека. А телепортация — способ переброски производителя этих отходов.
— Загадочно, Семеныч. Слишком загадочная и расплывчатая формулировка. Как будто и не вы ее придумали. У вас, товарищ майор, обычно все четко и ясно получается, когда вы говорите. А тут такого нагородили.
— Так я, может быть, волнуюсь, Кондратий. Оттого и не в достаточно точной степени формулирую свою мысль. Но даст бог, все образуется и я как в прежние времена, четко и по военному изложу всю философию Конфуция в двух фразах. Ты же меня знаешь, паря.
— Знаю, Семеныч. Мы же с тобой познакомились на Фомальдегаусе. Ты еще тогда чешуйчатником был. Вспомнил?..
Так незаметно за разговором они дошли до окраины города и оказались неподалеку от военных складов, когда Кондратий заметил псевдопода.
— Гляди, Семеныч, чешуйчатник, — сказал он.
Середа взглянул в указанную Кондратием сторону.
— Это не чешуйчатник, Кондратий. Это псевдопод.
И, подойдя к существу, майор крепко ухватил существо за ворот, встряхнул хорошенько и вывернул тем самым его наизнанку.
С неприятным, каким-то утробным хлюпаньем существо из чешуйчатника превратилось в фарагоссца. Оно захлопало веками, словно перемазанными синей краской, и промычало что-то типа «мерси».
— Я тебе дам «мерси-колбаси», — передразнил Середа. — А ну скажи Кондратию, кто ты такой!
— Псевдопод, — созналось существо.
59
Середа тряхнул фурию еще раз и та обернулась пирегойцем.
— Что ты можешь?
— Превращаться.
— Во что?
— Во что угодно, лишь бы выжить.
— То-то же, — отпустил удовлетворенно мимикродонта майор и тот сразу превратился в огромный светло коричневый цветок. Середа погрозил пальцем. — Не вздумай слинять от нас! Я тебя теперь и под землей разыщу. Ты нам нужен для одного дела.
— Вот блин горелый! — воскликнуло существо, вновь превращаясь в синего, как знамя Ханаона, фарагосца. — Вот блин-блинище! Годами никому не нужен, а тут вдруг всем понадобился.
— Кому еще? — недобро сощурился Середа и псевдопод-на-этот-раз-фарагосец сник.
— Этим… Чешуйчатникам. Кому же еще.
— Чего они хотят от тебя?
— Они хотели, чтобы я, притворившись чешуйчатником, задержал тех, кто прибудет на Фомальдегаус для того, чтобы повоевать с хунтой.
— А, что такие есть? Я спрашиваю: есть желающие?
— Полно, — хмыкнул фарагосец-псевдопод. — Уже несколько фэтских миров объявили войну Фомальдегаусу.
Середа удивленно взглянул на Кондратия.
— Слышал? — спросил он.
— Что? — почесался Кондратий.
— А то, — хмыкнул майор. — Теперь с фомальдегаусцами воюют не только земляне.
— А мне что с того? — передернул плечами Кондратий.
— Как что! Ты же землянин, етить твою налево! — напомнил Елизар, чем вызвал, хотя и кратковременный, зато неподдельный интерес Кондратия.
Кондратий почесал затылок.
— И, что будем делать, Семеныч?
— Кое-что сделаем, Кондраша, — поднял к младшему разведчику взор, расцвеченный мыслью, майор. — Есть одна идейка и я намерен воплотить ее в жизнь.
— А как же эта наша знакомая, пирегойская баба, Семеныч? Мы что ее бросим? — разгадал самым сверхъестественным образом ход мыслей командира Кондратий.
— Ну, во-первых, не баба, Кондратий. Принцесса. Во-вторых, ей на помощь мчатся целые армии. А мы, Кондраша, лишь на несколько минуток покинем фэтские миры и перенесемся на старенькую Землю.
Кондратий уселся на большой камень лежавший тут же.
— Ну, не такая она уж и старая, Семеныч, — заспорил он. — Ей всего-то — четыре миллиарда лет. По космическим меркам — младенчество, не более.
— «Старенькую» это я так, для красного словца ввернул, — сказал Середа. — На самом деле я хотел тебе напомнить о телепортации, которая имеется в арсенале средств «Скользкого». Ты не забыл еще о ней?
— Об чем, об чем, а об ней не забыл, Семеныч, — улыбнулся своей неподражаемой, обезоруживающей слесарной улыбкой Кондратий. — Но теперь вспомнил, — обнадежил он начальника и проникаясь сам в то же время оптимистическим духом.
— Тогда вперед! — ухватил за шиворот, сделавшего попытку улизнуть, пока земляне были заняты разговором, псевдопода.
Вскоре разведчики шагали назад к «Скользкому». А Середа, вдобавок ко всему, тащил упирающегося мимикродонта.
— Тебе же лучше будет, — увещевал его Середа. — Здесь тебя непременно когда-нибудь подстрелят, если не фомальдегаусцы, то кто-то другой. А вас итак осталось всего лишь несколько особей в фэтской Системе. На Земле же я отдам тебя в хорошие руки. Там ты будешь в полной безопасности и, уверен заранее, тебе там понравится.
— Может ему подружка нужна, Семеныч? — осведомился осторожно Кондратий, не без участия поглядывая на извивающегося в руках Середы и находящегося в состоянии первобытного ужаса мимикродонта, ведь на других планетах данному псевдоподу бывать еще не приходилось.
— У них не бывает подружек, Кондратий. Эти твари размножаются, если они размножаются, конечно, — озабоченно произнес Середа, — почкованием.
— Что же, тоже не хило, — крякнул Придуркин. — надеюсь, они получают от этого удовольствие.
— Думаю, не очень, если данный вид существ находится на грани исчезновения. Остается надеяться, в земных тепличных условиях сей экземпляр, — встряхнул Середа пленника, — вспомнит о своей способности к самовоспроизводству.
— Отпустите, козлы! Что я вам сделал? Отпустите, подонки! — ныл псевдопод, но Середа не обращал внимания на вялое сопротивление жертвы.
— А может и вправду отпустим, Семеныч? — сжалился Кондратий, глядя на несчастного мимикродонта. — Что он нам действительно сделал? Пусть живет, как хочет.
— Я ему жизнь хочу сохранить, Кондраша, — покачал головой, майор. — Ему и его виду. Ты, что до сих пор не понял такой мелочи?
— Понял. Конечно, понял. Но уж больно жалко его.
— Да он и сейчас притворяется, Кондраша! — возмутился Середа. — Нет у него никаких чувств! Все их чувства, как и они сами, ненастоящие. Они ведь, эти псевдоподы до того все поддельщики, что и рождаются кто кем. И сами не знают собственного истинного облика. Если мимикродонт надумал отпочковать от себя отпрыска, то он сделает это, находясь в любой личине. То есть, если в данном случае псевдопод пресмыкается в личине чешуйчатника, то и отпрыск его появится в личине чешуйчатника. Если отпочковывающий играет роль растения, потомок рождается растением. Теперь уже никто не узнает, как выглядел первый псевдопод в эволюции этого вида. Но это и не важно. Потому как у них нет лица и, скорее всего, в ближайшем будущем такового не предвидится.
Вскоре Середа уже усаживал мимикродонта в противоперегрузочное кресло «Скользкого», пристегивая ремнями. Но тот, почувствовав неладное, превратился в плесень, растекшись между пальцев Середы, а потом довольно быстро расползся по стенке и части пола рубки.
— Но-но! — погрозил ему пальцем Середа, сделав строгое лицо. — Не вздумай чего-нибудь отчебучить по дороге. Сотворишь чего, в порошок сотру и скажу, что так все и было!
— Семеныч, какая дорога? Ты, что, в самом деле? Это ж секундное дело, если ты телепортировать надумал.
— Не твоего ума дело, Кондраша. Я сам знаю, что мне говорить и делать, — недовольно проворчал разведчик, вводя в адресное окошко установки нужные данные и нажимая пусковую кнопочку.
И в тот же миг они оказались на берегу речки Петляевки, другими словами — на околице деревни Щихлебаловки-Тюрьевкрошевки.
Середа попытался соскрести пальцем со стены хотя бы кусочек зеленовато-ядовитой на вид плесени, но ему это не удалось. Вьевшаяся намертво в стену она не поддавалось. Перепуганный насмерть мимикродонт ни в какую не желал расставаться со «Скользким».
— Ну, что ты, дурачок, упираешься. Мы же тебя на курорт привезли. Посмотри, как здесь хорошо, — повел рукой в сторону иллюминаторов Середа.
