Алексей Ефимов - Шаг за грань
Антон кивнул молча. Между столицей и крупнейшим портом – Портом Федосеева, куда ехал водитель – было километров семьсот, и на всей этой протяженности среди лесов и больших заливных лугов по берегам рек было с полдюжины разных кордонов да Зеленый. Теперь остались только кордоны…
– У тебя там знакомые жили, что ли? – голос водителя стал тихим и сочувственным. Он постучал пальцами по мягко изогнутой с-образной «баранке» руля и предложил: – Поехали к нам. Хочешь – весь отпуск живи, я тебя потом отвезу в столицу, а хочешь – обратно на рейсовом уедешь, и все…
– Спасибо, – искренне сказал Антон. – Но мне надо именно туда.
– Ну, как знаешь… – но водитель все-таки медлил, пока Антон не махнул ему рукой, уже пройдя шагов сто и добравшись до остановки рейсового автобуса. Только после этого машина плавно снялась с места и, быстро набрав скорость, исчезла за лесом.
Антон подошел к остановке. Сине-белый павильон был цел. Мальчика вдруг посетила глубокая спокойная убежденность: если сейчас он останется стоять тут – рейсовик в Зеленый придет, и тогда можно будет…
Но это была мысль – шаг к безумию. Антон взялся за лицо – в павильоне уцелела доска объявлений, а на ней среди прочих он увидел свое, наклеенное за день до той бомбежки – о том, что он ищет старые записи бардов ХХ века. Мальчика пошатнуло от ужаса, он попятился и побежал…
…Антон перешел на шаг, только когда павильон скрылся из виду. Рывками расстегнув ворот куртки и рубашки, тяжело дыша, он остановился, постоял, потом пошел снова. Идти было страшно. А когда не страшно – опять толкалась эта надежда, что сейчас он увидит всех и все, живыми, целым. Антон понимал, что, стоит допустить эту мысль в сознание прочно, как он немедленно сойдет с ума. И почти обрадовался, увидев – дорога скользнула между холмов, мимо стенда с надписью «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!» и улыбающимися лицами людей, – что поселка нет.
Кладбище – а точнее, одна братская могила, выложенный плитами местного голубоватого сланца курган, увенчанный еще одной плитой, с датой, даже без имен и фамилий – оказалось сразу за холмами, справа. У подножия кургана лежали цветы: от сухих былинок до свежих, невесть откуда взявшихся. На курган Антон посмотрел мельком…
На развалинах тут и там уже проклюнулась свежая зелень. Так, как ей хотелось, – и деревья вокруг домов, и оба парка погибли вместе с людьми во время бомбардировки. Антон потер лоб. Он знал, куда и как идти, чтобы прийти к живым. Помнил, как они строили школу и здание Думы, – помнил веселье и бронзовые таблички, заложенные в фундамент. Помнил спортплощадку и так и не достроенный молодежный комплекс.
Мальчик стащил с головы фуражку и заплакал. Он плакал зло, сотрясаясь от боли, и если бы в тот момент ему дали право и возможность – Чужие были бы уничтожены все. Без различия пола, возраста и вины. Вместе с их планетами.
Выплакаться не получалось. Это тоже осталось в детстве, как бронзовые таблички: поплачешь – и тебе становится легче. Антон хмуро вытер лицо и, не надевая фуражки, тяжело пошел по дороге.
Ему не было страшно идти по мертвым улицам – в основном заваленным щебнем, но кое-где расчищенным, очевидно, спасателями. Развалины были заботливо помечены – где, кого нашли, если неопознанные – сколько… Пару раз встречались и другие, горестные, но в то же время полные надежды надписи: «…мы вас не нашли… может быть, вы живы… приезжайте…» Антон вспомнил сражение с флотами Чужих, вспомнил его размах и жертвы – и все равно, понимание того, как мал был его родной поселок, не помогало. Он мог по именам назвать семьи, которые остались в руинах, вслепую показать, где кто жил.
Сердце оборвалось.
За согнутой, но сохранившейся витой оградой – невысокой, для красоты, по пояс, от кого тут было загораживаться?! – курганом щебня лежал его дом. На косо торчащем обломке было написано:
Шевардины:
Ольга Викторовна, 37 лет
Снежина и Ростислава, 7 лет, близнецы
Артем, 8 мес.
–
Антон, 12 лет – не найден
– И еще Бобик. И Муська, – шепотом сказал Антон.
Подошел к плите, вцепился в нее раскинутыми руками, словно обнимал всех тех, о ком на ней было написано, и встал на колени, чертя по шероховатой поверхности лбом.
Замер…
…Наконец мальчик поднял голову и рывком выпрямился. Достал универсальный нож, открыл основное лезвие и, плотно стиснув губы, стал резко, глубоко процарапывать на поверхности плиты, ниже своего имени:
МЫ ИХ РАЗОБЬЕМ.
МЫ ОТСТРОИМ ПОСЕЛОК.
КЛЯНУСЬ.
Папа, я жив. Я на Флоте.
Антон.Убрав нож, он погладил плиту, потом поцеловал имя матери. И быстро обернулся, потому что кусты на другой стороне улицы еле заметно дернулись.
На Надежде хватало крупных хищников. Правда, основная их масса – и самые опасные виды – жила ближе к экватору, но и в умеренных поясах было чем расстроить человека. В окрестностях поселка хищники, конечно, были давно выбиты… но тут уже год нет людей…
Убрав нож, Антон достал пистолет.
Кусты заволновались сильнее… и на поляну перед обалдевшим Антоном выбрался мальчишка лет одиннадцати – конопатый и круглолицый. Волосы его были вызывающе-рыжие, длинные, да еще, вдобавок, собраны в «хвост», перетянутый – офигеть! – девчоночьей резинкой, причем, не на затылке, а на самой маковке – и нагло торчали вверх, на манер победного бунчука. Ярко-зеленые, как у сторка, широко расставленные глаза не менее нагло смотрели на пришельца. Одет мальчишка был в драный комбез-камуфляж с закатанными штанинами, голые до колен ноги все в грязи и бессовестно ободраны. Шею украшал видавший виды алый галстук. Лицо у мальчишки было такое хитрое, что Антон даже посочувствовал ему. Жить с таким лицом наверняка было трудно – взрослые, да и не только они, точно не верили ни одному слову обладателя такого лица…
Правду говоря, все эти детали Антон заметил уже потом. Первое, что бросилось ему в глаза, – это громадный, почти с мальчишку, арбалет, который тот держал в руках. Арбалет был откровенно самодельный, но внушал, если честно. И угадать его автора было совсем нетрудно.
На левом боку у мальчишки болтался столь же самодельный колчан с такими же явно самодельными болтами. Правда, впечатления игрушечных они не производили, как и само оружие – смотрелось оно страшновато, если честно, и вовсе не по качеству исполнения. Антону даже захотелось пожалеть придурков-врагов, которые напросятся на применение к ним этого… э-э-э… приспособления. Делали его со знанием, с любовью и умелыми руками.
На правом боку у мальчишки висела полевка с замызганной рукоятью – невооруженным глазом было видно, что пользуются ею часто и охотно, а прямо на груди крепилась здоровенная кобура, из которой откровенно торчала рукоять вполне настоящего, хоть и старого, пистолета – если Антон не ошибся, системы Стечкина. Сверх того, на портупее висели кармашки для запасных магазинов – очевидно не пустые, – да и многочисленные карманы мальчишки тут и там подозрительно оттопыривались. В одном отчетливо виднелось явно не в лесу сорванное яблоко, а из другого торчала антенна мощной полевой рации, так что даже становилось интересно, как этот далеко не могучего сложения товарищ ухитряется таскать на себе столько всякого – да еще и сохранять при этом столь вызывающе-бодрый вид.
Мальчишка Антону был незнаком. Судя по всему, и Антон мальчишке был неизвестен, что не мешало ему разглядывать юнгу с немалым интересом. В качестве приветствия рыжий достал из кармана яблоко, протер его – символически – о камуфляж, звучно хрупнул и щедро протянул вперед надкусанное:
– Хочешь? – поинтересовался он, интенсивно жуя.
Начало было интересное. Антон взял яблоко. Хрустнул тоже. Мальчишка положил на камни арбалет. Достал рацию, щелкнул тангентой:
– Але-але-але, это я, все нормально, это юнга какой-то… сам такой!
Антон даже глаза вытаращил и еще раз хрустнул – уже возмущенно. Рыжий между тем ловко убрал рацию в кармашек и подал Антону руку:
– Юрка[30].
– Антон, – Антон пожал твердую горячую ладонь. Мальчишка стрельнул глазами на развалины и заморгал. – Да, я. Это мой дом.
Мальчишка даже чуть отшагнул, смерил Антона взглядом. А тот опустил глаза, положил надкусанное яблоко на верхний край обваленной стены и присел на камни. Ему захотелось, чтобы этот непонятно откуда вынырнувший деловитый Юрка ушел.
Но Юрка не уходил. Он вместо этого сел рядом.
– Мы из столицы, а тут, – он мотнул головой в сторону леса, – у нас полевой лагерь. Пять километров отсюда… Я пошел проверить, как тут, может, расчистку начнем. Поход-то краеведческий, а это тоже… ну, как бы краеведение… А ты тут был, когда…
– Был… – Антон кивнул, не поднимая голову. – Я был.
