Андрей Левицкий - Сердце Зоны
– Хотел посмотреть. Увидеть, чем все закончится. – Болотник уперся локтями в песок, приподнялся и упал обратно. Воротник плаща разошелся, обнажив сморщенную, как у старика, темно-красную шею. Никита произнес, не отводя взгляда от ужасного лица, заставляя себя смотреть на него:
– Теперь все тут собрались. Полковника только не хватает…
– Что ты хочешь увидеть, Макс? – спросил Андрей. – Тут уже ничего не будет. Все закончилось.
Голова качнулась. Рука поднялась, и красный палец с черным пятном обгоревшего ногтя ткнул куда-то за их спины.
– Нет. Только начинается.
Сзади раздался щелчок, и сталкеры обернулись.
Ученый немного отполз от того места, где находился раньше, и лежал теперь на боку. В руке его был изогнутый джойстик.
Большой палец вдавливал кнопку.
А Черный Ящик медленно раскрывался.
* * *Он раскрылся. Внутри была широкая прямоугольная дощечка, на ней закреплен какой-то механизм, состоящий из шестеренок, пружин, прозрачных пластмассовых проводов, изогнутых спиралями. Посередине виднелись две емкости, большая и маленькая, одна полная красной жидкости – или густым красным дымом? – а другая желтой.
Что-то щелкнуло. Стенки ящика отодвинулись на невидимых стержнях, механизм подскочил, когда вниз из него выстрелила длинная толстая игла – и вонзилась глубоко в песок. Закрутились шестерни, субстанции устремились по трубкам куда-то в недра механизма, а потом – вниз по игле. Желтая уменьшалась медленно, красная – быстро. Это длилось несколько секунд, но затем течение процесса нарушилось, словно что-то сломалось в нем. Внутри механизма затарахтело, и обе колбы начали вдруг наполняться другим цветом, который словно высасывался из песка, вернее, из пространства под башней: сначала они стали бурыми, потом болотно-зелеными, оттенок менялся на все более концентрированный, резкий, ядовитый…
Бросив джойстик, ученый захрипел:
– Не так! Откуда там… Нет, они перенастроили систему! – он пополз, загребая руками песок – ноги были парализованы, – подтягивая тело, сипя: – Энтропийный вирус должен был разрушить информацию, закрыть пробой! Зона съежится, исчезнет! Они поменяли в обратную сторону…
Никита нагнулся, ища что-нибудь тяжелое, чтобы разбить эту штуку. Увидел автомат в песке и побежал к нему, но Болотник подсек ему ногу, сильно ударив носком ботинка под колено. Пригоршня упал, зарывшись головой в песок.
– Нет, нет! – Ученый был уже рядом, рука тянулась к механизму, вернее, к торчащему сбоку красному рычажку.
Обе емкости стали зелеными, такими ярко, ослепительно-зелеными, словно это были провалы, дыры в пространстве, ведущие в какую-то иную, заполненную изумрудным светом реальность.
Палец нажал на рычажок.
Колбы взорвались.
* * *Над воронкой поднялся вихрь. Никита уже видел такой в пещере под катакомбами технокапища. Хотя этот был гораздо мощнее, выше, толще, гуще…
Но и просуществовал он недолго – не больше мгновения.
Вихрь вынырнул из глубин под башней. Разросся, заполнил весь зал, как циклопическая поганка, уперся вершиной в купол; ножка его, толщиной в несколько обхватов, стремительно утончилась, стала как ствол дерева, потом как веревка, как нить… Она порвалась, а вихрь сплющился и расширился, превратившись в бешено крутящийся диск. И взорвался – рванул во все стороны, стремительно увеличиваясь, пронзил пространство, циркулярной пилой прорезал его, заполняя собою все вокруг, напитывая светом зал, стены и всю постройку, ландшафт, пространство… Он сам стал пространством, заменил его.
А потом исчез.
* * *Андрей пришел в себя из-за того, что стало нечем дышать. Песок царапал горло, набился в ноздри и уши… Всхрапнув, он сел, подняв облако песчинок, зафыркал, постучал по груди, перевернулся на четвереньки, плюясь, – и наконец смог вдохнуть. Рядом тяжело ворочался и что-то мычал Никита. Андрей поднялся на колени, ухватил напарника за плечо, приподнял.
– Твою мать… – донесся сдавленный голос.
Они кое-как встали и огляделись. Посмотрели друг на друга. Огляделись еще раз.
– Это что ж такое? – спросил Никита почти оскорбленно. – Это как… Ничего не изменилось?
– Вроде да… Нет. Макс умер.
Сталкеры склонились над Болотником – тот лежал, вытянувшись на склоне и глядя в купол. Лицо, присыпанное песком, уже не казалось таким уродливым. Ко всему прочему, он улыбался.
– Он… ну, наказал себя, – сказал Пригоршня тихо. – Когда понял, что тогда самого себя убил. Решил кару понести, умереть. Потому и залез на ту цистерну. Земля… песок тебе пухом, Макс.
Андрей стал спускаться, разглядывая дно воронки. Солдат, ученый, остатки механизма – все исчезло, засыпанное песком. Никита, плюясь и фыркая, пошел за ним.
– Что это все значит? – повторил он.
Усевшись по-турецки, Химик набрав горсть песчинок, выпустил между пальцами. Потом лег на спину, закинув руки за голову, поглядел в купол.
– Эй, слышишь! Прекращай так странно выглядеть. Я спрашиваю: что произошло…
– Помнишь, я тебе про монолитовца рассказывал, который в пузыре у Картографа появился? – спросил Химик. – Который в туман ушел?
– Нет, не помню.
– Я что, не рассказывал?
– Забыл, наверно. Но вообще-то ты столько всего тогда нарассказал, после тех пузырей…
– Ну, значит, про это все же забыл. Короче, я видел тогда монолитовца, Картограф с ним разговаривал. А потом тот ушел. Что, если… Погоди, дай я сам для себя сформулирую. – Он постучал пальцем по лбу, размышляя, и заговорил медленно, подбирая слова: – Вот что – в том пузыре был монолитовец. Мне показалось, не рядовой, какой-то офицер их. Когда я увидел его из кабины – он повернулся и ушел в туман. Не попытался напасть, просто ушел. А до того я никак не мог найти Картографа. По всему пузырю бегал – и нашел в броневике. Он что-то делал с Черным Ящиком. Что?
– Что? – повторил Никита и сам себе ответил: – Менял эту… настройку. Как тот ученый сказал: «в обратную сторону».
– Правильно. Осознание прислало монолитовца, чтобы договориться с Картографом. Передали, что мы везем к ЧАЭС штуку, которая закроет все пробои, отрежет нас от Ноосферы и сотрет Зону. Но можно что-то подкрутить… и процесс в обратную сторону пойдет. И Осознание с ним столковалось – ведь это в интересах Картографа, он существо Зоны, он… местный. Вне Зоны, без пузырей – ну что ему делать? Да он и жить, наверно, в нормальном мире не сможет. Они через монолитовца потолковали с ним, объяснили, что к чему. Потом он зашел в броневик, открыл ящик, подкрутил что-то… И сказал сектанту, который прятался где-то: все нормально, иди, можешь своим хозяевам передать… И тот ушел – но я его заметил. И теперь Зона…
– А чего ж монолитовец сам настройку не изменил?
– В броневик, наверное, не мог забраться, потому что тот в месте, которое Картографу принадлежит, стоял. Или, может, сектанты боялись к Черному Ящику подходить, их эта штука в колбах отпугивала, отталкивала от себя, может, излучала что-то такое, которое на других людей не действовало, только на них… Или еще что, не знаю.
– Так что, в конце концов, произошло-то? Они нам Ноосферу прокололи, как шину, сволочи? Или что? Если пространство наше осталось без оболочки, то…
– Подожди! – перебил Химик. – Слышишь шипение? Рация!
Они принялись искать и вскоре выкопали из песка радиопередатчик. Тот все еще работал, хотя из динамика доносилось что-то непонятное. Андрей стал крутить ручку настройки, одновременно регулируя громкость. Шипение… Шипение… Одно лишь шипение – и сквозь него на всех волнах доносится шепот, такой тихий, что слов не разобрать.
– Что-то тогда Картограф еще говорил, – пробормотал Андрей, продолжая вращать рукояти. – Он столько наболтал, у меня в голове перепуталось, тем более сложно рядом с ним находиться. Но какую-то он странную вещь сказал, надо же, не могу вспомнить…
Химик крутил и бормотал, пытаясь услышать из динамика хоть что-нибудь помимо этого странного шепота, пока Никита не схватил его за плечо.
– Гляди.
– Что? Подожди ты…
– Гляди!
Химик встал и оглянулся. Песчаный склон, тело Болотника на нем…
– Ну, что? Ты ж сам говорил: все по-старому. Только вот по радио какая-то чертовщина…
– Да нет же, Андрюха! По-старому? Ты посмотри на это!
И наконец Андрей понял.
Проникающий сквозь пролом свет изменился. Вроде бы он остался таким же, это был все тот же обычный дневной свет… но консистенция, текстура его стала иной. Будто какие-то зеленоватые пылинки – или искорки, или крошечные мягкие хлопья, – едва заметно взблескивающие, наполняли его. Они медленно текли внутри наклонного столба, достигая песка и бетона, гасли, впитываясь, насыщая их собою.
– Говоришь, Зона не съежилась, а наоборот, разрослась? – прошептал Никита.
– Вроде того.
– И намного? До Киева? На всю страну? На весь континент? Или, может…
