Андрей Попов - Солнечное затмение
И чем дальше, тем хуже. Астралец терял фигуру за фигурой. Мнимая война для его бутафорной армии шла к явному проигрышу. Альтинор предвидел на несколько шагов вперед не только собственные ходы, но и вполне предсказуемое поведение слабого противника. И поэтому приятно изумился, когда увидел на поле свою поверженную ладью. Майор возликовал.
-- Ну! Говорите же! Фигуру вы потеряли серьезную, герцог...
Альтинор сказал, но совершенно не по теме:
-- Робер! Тащи нам две бутылки самого изысканного вина! -- потом обратился к партнеру по игре: -- Через четыре хода вам мат, но... -- он стукнул друг о друга два фужера, -- ладья стоит того, чтобы дать вам полную информацию. Хотя у меня имеется одно условие.
Хуферманн уже изнемогал от нетерпения. Его платок был весь пропитан влагой. Пот в обилии стекал по руслам морщин к маленькой седеющей эспаньолке.
-- Что за условие? Президент Калатини умеет быть благодарным, не сомневайтесь.
Старший советник замахал руками в отрицательном жесте.
-- Совсем не то, что вы думаете. Вы должны поклясться мне, что умертвите всех, кто сопровождает царевну. Ее же оставите в живых.
Хуферманн высоко поднял брови и впервые расхохотался. Смех его был звонким, насыщенным басистыми переливами, как у оперного певца.
-- Не удивляйтесь, герцог, но я в этом уже поклялся. Причем, самому Калатини!
Шахматную партию майор, разумеется, проиграл. Но все же добился своего. А именно -- теперь ему стал известен подробнейший маршрут, по которому королевские гвардейцы должны были доставить Ольгу в Москву. Альтинор был пьян от собственного счастья и трезвел от глотков вина. Лаудвиг теперь числился покойником в квадрате. Если он не наткнется на лесных разбойников, его постигнет меч астральцев, если чудом уйдет и от них, тогда дело довершит сам царь Василий. Ядовитое письмо, которое он греет на своей груди, превратится для него в змею с острым жалом.
Итак, осталось убрать всего двоих претендентов на престол: это Пьера и герцога Оранского. Альтинор выкинул перед своим носом средний и указательный палец и повторил радостную мысль вслух:
-- Предвечная Тьма! Всего двоих!
* * *
Королевский кот выполз из-под кровати, где изволил сладко почивать, и пристально огляделся вокруг. Тишина. Покой. Ни единого человека. Кот, в отличии от глупого попугая Горацция, никогда не разговаривал на человеческом языке, потому что был выше этого. Его сакральная мудрость была недоступна миру живущих. Поэтому он изъяснялся с этим миром лишь на языке жестов. Его юродивые мурлыканья и мяуканья почитались придворными за признак низшего интеллекта. Но пусть кто-нибудь из них скажет: может ли он вот так свободно подойти к короне могущественного монарха, положить на нее мохнатую лапу, облизать ее со всех краев, тем более -- свернуться в ней клубочком и уснуть? Хоть кто-нибудь при дворе достиг такой власти?
Кот потянулся, поцарапал когтями пол, гордо вскинул голову и неспеша зашагал куда глаза глядят...
глава первая
"Я знаю, море, каплями стекая,
Когда-то непременно истощится.
И гору, по песчинкам разбирая,
Мы сможем все равно того добиться."
Александр Антонов открыл глаза и увидел перед собой Бессмысленность. Абсолютная белизна, подернутая легким туманом в сознании. Он уже не помнил, что эта белизна называется потолком. Обыкновенным потолком обыкновенной каюты совсем необыкновенного космического корабля. Александр поднял голову и с удивлением для себя обнаружил, что у него помимо головы, имеются руки, ноги, вполне приличное туловище. Он лежал в каком-то саркофаге, черт поймешь для чего предназначенном. И первые три вопроса, возникшие в его сознании, были вполне предсказуемы. "Кто я? Где я? Зачем я?".
Каюта просто слепила своей девственной белизной. На ее стенах не было ни одного цветного рисунка, словно это был мир Чистого Листа Бумаги, где все начинается с нуля.
Александр попытался подняться и с радостью для себя обнаружил, что собственное тело он может не только видеть, но и чувствовать. Саркофаг был покинут. Человек, не помня даже собственного имени, совершил первые шаги по неизвестно чему. Он обернулся...
И вздрогнул... В каюте находилось еще пять саркофагов, в которых неподвижно лежали тела каких-то людей. И ни единого знакомого лица... Ничего знакомого вообще. Очнувшийся из небытия человек подошел к просторному зеркалу, и тут послышался его пронзительный крик: там что-то шевелилось. Если бы ему сейчас сказали, что это его собственное отражение, он бы все равно ничего не понял. Лишь чуть позже он уловил странную закономерность: существо в зеркале в точности копирует все его движения. Он поднимает руку -- оно делает то же. Он высовывает язык -- странному созданию ничего не остается, как повторить этот жест. Вывод показался ему утешительным: ОНО подвластно и управляемо.
Тут Александр заметил прикрепленную к груди табличку. Сорвав ее, он прочитал: "Если вы проснулись от эскапического сна и совершенно ничего не помните, не удивляйтесь. Поздравляем вас с успехом! Цивилизация планеты Земля шлет вам свой привет и нетерпеливо ожидает вашего возвращения. Ваше имя -- Александр Антонов. Вы -- один из шести участников первой звездной экспедиции к системе Проксимы Центавра. Это российско-американский экипаж. Пока -- единственный в истории человечества. Если в данный момент вы стоите и с изумлением читаете эти строки, то знайте: все проходит отлично. Вы возвращаетесь и уже на подступах к солнечной системе. Шансы вашего возвращения оценивались экспертами как один к десяти. Предупреждаем: воспоминания обо всем происходящем будут очень болезненны. Терпите. Вы уже герои!".
Надпись скоропостижно закончилась. Да, впрочем, он немногое понял из сказанного. Пришло, наконец, реальное ощущение самого себя в непонятном, чуждом мире белоснежных стен и гробового молчания.
Потом пришла боль... Все силы ада, настоящего и мифического, ворвались в его тело, терзая каждую клетку. Локальная вселенная, сотканная из слепящей белизны, закрутилась перед его глазами. Александр стал кататься по полу. Первое, что он вспомнил -- это чувство жгучей боли. Голова раскалывалась изнутри. Ее словно долбило собственное артериальное давление. Маленькие, встроенные около висков молоточки с частотой сердечного биения стучали по костной ткани. Это был ужас во плоти. Александр катался по полу, перед его взором мельтешила осязаемая Бессмысленность: стены, потолок, саркофаги. Что к чему? И что зачем?
Но даже он сам еще не осознавал, что вместе с телесным адом в его душу пришло самое важное, в чем он нуждался. Это -- воспоминания. Перед взором ярко вспыхнули пейзажи планеты Фрионии: бледные красные камни, пустыни, жгучие надежды и ледяные разочарования, полнейшее отсутствие органической жизни и жизни вообще. Резал слух возглас астрофизика Майкла Стаура: "ну и какого хрена мы сюда тащились столько световых лет?!". Ответом ему был обнадеживающий голос Джона Оунли: "здесь есть атмосфера, пригодная для дыхания! Разве этого не достаточно? Подождать каких-нибудь пару миллиардов лет, и здесь возникнет разумная жизнь!".
Картины сменялись перед взором с кинематографической частотой -- двадцать пять кадров в секунду. В них имелось все: рождение, детство, мечты о дальнем космосе, внезапное их осуществление. Каждый штрих прошлого отражался в теле очередным всплеском боли. И он вспомнил все...
... даже то, что перед погружением в эскапический сон так и не сходил в туалет. Истерзанное тело находилась в состоянии релаксации: мышцы охладевали от прошедшего пеклища, вся кожа покрылась приятной влагой, молоточки в висках стали затухать. Он, пьяно пошатываясь, встал на ноги. В пяти саркофагах еще спали люди, над ними еще витал белесый туман -- рассеявшийся дух низкотемпературного автоклава. И он узнал всех пятерых.
-- Джон!.. Капитан Джон Оунли! Я вам приказываю подняться! -- Александру вдруг показалось, что их капитан слегка пошевелил головой.
Нет, не показалось. Так оно и было. Здоровяк Джон с огромной шевелюрой рыжих волос открыл тяжелые веки. И сделал он это с таким трудом, словно поднимал штангу. Глаза тут же захлопнулись. Вторая попытка оказалась более удачной. Любопытно было наблюдать, как только что ожившие зрачки, не выражая еще никаких эмоций, плавали вправо-влево и пассивно воспринимали факт существования внешнего мира. Потом дернулись его губы и приподнялась голова. Тело зашевелилось, словно давно покинувшая его душа наконец-то вернулась в свое обиталище. Капитан Оунли тихо прошептал свои первые слова:
-- Что это?.. Где я?.. Куда Виктория задевала мой галстук? Мы ведь собирались поехать к Хайту на день рождения...