Майя Треножникова - Минск 2200. Принцип подобия
— Я не хочу. Отпускать. Тебя, — сказал Целест.
Рони улыбнулся.
— Знаю. Спасибо. Но… — Он неловко дернул плечом. Неуклюжий пухлый коротышка, похожий на собственную размазанную в полдень тень.
Страшно? Нет. Страшно — это когда Цитадель рушилась, когда Декстра хлюпала лицом Целеста, когда Вербена танцевала и пела свою песенку. Невыносимо — когда Элоиза, обезумев, разорвала в клочья Винсента, а потом отрубила пальцы Тао; и когда потом дышала, прекрасная и нечеловеческая, как цветок, а Рони тянуло зажать ей рот и нос — всего на пару минут.
Теперь — ничуть.
«Дезинте…», — он не запомнил длиннющее Декстрино слово. Зато помнил, что камни и песок просто исчезали. Им не было ведь больно. И ему не будет.
Он еще раз улыбнулся Целесту.
— …Но Вербена и правда зовет и ждет тебя. — И Рони шагнул к увенчанным гербом воротам, а растворился мгновенно, точно всю жизнь был призраком.
38
Теплым пухом шелохнулся ветер. Где-то шуршал пепел, перекатывались камни, еще дальше — гудели останки зданий, проржавелые или свежие сваи, бетонные плиты; между ними — разбрызганный сок вытоптанной травы, но она вырастет вновь, на каждой подошве по семени. И еще дальше — река, море, лазурная прохлада, ласковая смерть.
Ласковая.
Смерть.
«Рони ушел». — Целест шагнул следом и остановился.
— Рони, — произнес имя напарника. Теплой пушной лапой гладил перегорелый ветер, но Целеста морозило, от острых плеч до пяток в рваной обуви — содрогался от дрожи. Отрубили. Отрезали. Словно второй раз — Печать, собственное лицо он перестал чувствовать как две половинки целого, кусок Целеста давно сгнил где-то в развалинах Цитадели.
Но Рони-то был рядом. А теперь…
«Его нет», — мысль зияла. Целест взмахнул руками, будто пытаясь схватить кого-то невидимого, заставить рассеянного призрака воплотиться вновь.
— Рони.
Он закрыл ладонями лицо — гладкую кожу и волглые скелетные выемки. Полуликий. Половины не хватает.
Магнит без напарника — такой же урод, как отмеченный Печатью, а Целест — вдвойне.
— Он ушел, — сказал Целест, а потом обернулся на замолкшего навсегда Ависа и Декстру. Первый трогал шею, шарик кадыка, морщился. Он не чувствует боли, знал Целест, однако жить недолго. Некротизация болевого центра — только начало, Декстра и Рони предложили ему экстремальное «лечение»… но они все пришли умирать.
Все.
Рони тоже.
Когда Целест отнял руки от лица, на правой ладони расплылось слизистое пятно, светловатое для крови: слюна и немного сукровицы. За воротами по-прежнему тихонько бродили тени от фруктовых деревьев, переглядывались и кокетничали каменные изваяния, равнодушные и обнаженные, как Адам и Ева до грехопадения, и тускло подрагивало рыжим, оттенка волос Целеста, пламенем — в окнах. Вербена наблюдает? Она ведь любила Рони, хотя и подшучивала над ним. Почему она убила его?
«Вербена — Амбивалент» — универсальный ответ.
— Твой напарник был настоящим героем. — Декстра сняла бы шляпу, вспоминая архаичный ритуал, однако шляпы не носила. Вместо того коснулась плеча. — А теперь… нужно дальше.
«Конечно. Как и прежде. Тао — сжег себя заживо, Рони — позволил разрушить до последней… молекулы, вроде так называлась это в Архиве; ступенька за ступенькой. Эта машина работает на душах. Хорошее топливо ярко горит».
— Я иду. — Но когда Целест шагнул к воротам, Декстра отдернула назад:
— Нужно проверить.
Камней не осталось. Авис расшвырял их все, у него ладони в ссадинах, — Целест предположил, что камни сопротивлялись воле Амбивалента, в отличие от белобрысо-
го мистика, который вообразил себя древним богом, героем, кем-угодно-как-он-посмел… «бросить меня…»
Декстра отодрала кусок грязной рубашки, заголив плоский, темный и тоже покрытый шрамами, как и остальное тело, живот. Ткань она скомкала и швырнула в ворота.
Ткань исчезла.
— С-сука.
Еще мгновение — и Декстру придется удерживать, а то набросится на ворота разъяренной тигрицей или просто драной кошкой. Пирокинеты не блещут выдержкой, Декстра — Глава (и старшая), но у всех свой предел.
Однако Целест остановил ее иначе:
— Не сюда. Другой вход.
Иррационально? Глупо — верить Амбиваленту, врагу. Амбивалент разрушила все, выпарила Тао в горсть махровобелого пепла, а Рони превратила в ничто. Де-зин-те-гра- ци-я. Длинное слово, почти как Ам-би-ва-лент.
Целест верил.
«Она ждет тебя».
— Мы никогда не ходили через главный вход, — пояснил он, пока пробирались к черному, а сам вспоминал стражей и неловкое опасение: заметят, отец или гости отца, незачем им наблюдать лишний раз сына-выродка, сына-Магнита. Интересно, сколькие из них были тоже… нелюдями?
Везде ложь. Вербена — исключение.
Авис отстал на полдесятка шагов, оглядывался, будто в поисках чего-то. Общался с Декстрой, похоже, — Целест не слышал его телепатических фраз, но Декстра пробурчала: экономь ресурс, хватит болтать. Авис облизывал губы, изредка сплевывая темную слюну.
— Здесь.
Целест остановился возле черного хода. Калитка приоткрыта, приглашающе и наивно, а запах разросшегося, обезумевшего, как сам Виндикар, — только жизнью, не смертью — сада хоть ножом режь, ножом или когтями из костей.
— Ты уверен? — нахмурилась глава воинов.
— Да.
Целест повторил ее прием — оборвал рубашку, скомкал. В последний момент заметил небольшой камень, завернул его в грязную и шершавую ткань. Калитка тихонько скрипела от слабого ветра, а изнутри протягивали широкопалые ладони листья лопуха и стрелки дикого гороха.
Камень с рубашкой приземлились в самую гущу сорняков.
— Вербена приглашает нас, — прокомментировал Целест, распахивая калитку до предела.
Калитка скрипнула, когда Целест толкнул ее, и протяжный тоскливый звук отозвался такой же муторной горечью. Он приходил тысячи раз, скрываясь от отца и гостей отца, прячась и от матери — «у меня от нее мурашки», признался как-то Рони, и смутился, но Целест только кивнул. А в конце — приз, Элоиза и Вербена. Названые сестры.
Элоизы больше нет.
Рони — тоже. Отсутствие зияло, как дыра в собственной щеке.
По дорожкам разрослась трава: осока колола полуголые ноги, откуда-то проклюнулся и ершистый репей, Целест машинально отметил пару венчиков-семян на штанах; тщетно пытались выжить астры. До входа — около трехсот шагов, а до любимой лестницы — и того меньше. Напрямик привычнее. Поймут ли Декстра и Авис?
…И где они?
Целест обернулся и понял: в саду он один.
«Уничтожила», — свело болью, страхом и стыдом, где- то под горлом, в солнечном сплетении. Потом моргнул левым глазом (правый подсох и видел плохо): Декстра и Авис остались возле калитки и о чем-то спорили. Безмолвный мистик размахивал руками и подпрыгивал на месте; комичное зрелище.
— Что случилось? — Целест вернулся к спутникам.
Декстра сначала отмахнулась, потом скривилась, оскаля зубы. Того гляди — врежет, опрокинет Ависа в прах и пыль или в гущу сорняков на грани «дезинтеграции», и не посмотрит, что не Глава для мистика.
— Трус, — выплюнула она.
Лицо Ависа болезненно исказилось. Он по-рыбьи хлопал губами, жестикулировал и вертелся на месте.
— Что случилось? — повторил Целест, «открываясь» для Ависа.
«…Вербена приглашает только его! — ткнул Авис. — Не нас. Мы умрем. Может, я и трус — но мне немного осталось, хочу дожить… просто дожить!»
— Теперь слышал? — Декстра покачала головой. — Мы вообще-то помочь вызвались, или… сидел бы дома!
«Я — мистик-ясновидящий. Поверьте». — Авис вспомнил последний козырь.
Целест усмехнулся:
— Оставайся, если хочешь. Вербена и впрямь зовет меня, с самого начала хотел идти один. Но не выдумывай насчет «ясновидения»… ты говорил, что мы с Рони «будем вместе до конца». И где он!? — сорвался на крик и усилием воли закрыл рот.
Авис точно не виноват. Никто не виноват.
Целест развернулся, чтобы вновь идти — мимо скульптур и по разросшимся сорнякам. Конечная цель слишком близка, чтобы отступить.
— Трус, — повторила Декстра, оттолкнула мистика плечом и шагнула за Целестом. Дезинтегратор ее не тронул, зато в ногу впилась колючка. Декстра коротко выругалась и швырнула в заросли репья плазменный сгусток, который захлебнулся зеленой кровью, прежде чем выжечь все живое. Одинокий обугленный репей покачивался на слабом ветру.
Целест отвернулся.
— Вход там, — сказал он.
— Я знаю. Я была у Адриана Альены.
Официально, конечно. Про лестницу Декстра не знала, а Целест открыл рот, чтобы сказать… и промолчал. Хотелось оглянуться на Ависа: он один, он остался, а это
всегда страшнее, намного хуже, чем идти вперед на гибель, но Декстра торопилась, нужно не отставать.
