Петер Фехервари - Каста огня
— Не делай этого, — предостерегла ведьма. — Не бросай своих ещё раз.
Но ведь миссия — единственное, что имеет значение…
Мэйхен срезал ещё парочку атакующих скитариев. Воины Механикус умирали так же, как и сражались — в молчании, и бледные лица аугментированных саатлаа не искажала ни боль, ни страх смерти. Все они носили одинаковую ржаво-красную броню, но отличались разнообразными боевыми имплантами. Арканец видел светящуюся оптику, бионические руки, усеянные лезвиями, даже подпружиненные ноги, но при этом каждый скитарий двигался с единой неумолимой целеустремленностью, словно ими управлял какой-то всеобъемлющий разум.
Разум, по вине которого уже погибли несколько десятков серобоких. Теперь рядом с «Тритоном» осталось меньше сотни бойцов, все израненные и потрепанные. Без поддержки зуавов они никогда бы не добрались до челнока, их смели бы за пару минут.
Путь мы торим костями и кровью павших, памятники им возводим убогие — камни столбовые вдоль Дороги Вороньей…
— Прекрати! — крикнул Мэйхен, пытаясь заглушить разом и мучительную боль в ноге, и призрака в голове. — Дай подумать минутку, Темплтон!
Из толпы врагов выскочил коренастый скитарий с ногами наподобие поршней и замахнулся на рыцаря двумя пневматическими молотами. Джон Мильтон всадил в киборга дрель, но погибающий воин успел ударить капитана по шлему с такой силой, что расколол забрало. Мелкие осколки бронестекла, словно наждак, прошлись по глазам Мэйхена; полуслепой зуав отбросил труп в сторону и парировал прямой выпад клинка. Тут же арканца внезапно вырвало прямо в доспех, и всё его тело сотрясли судороги мучительной боли.
Джон слишком долго не обрабатывал рану в ноге, а воздух Федры кишел миллиардами крошечных убийц.
— Дорогу! — послышался усиленный мегафоном рев Айверсона, и канонерка внезапно дала задний ход. Конфедераты отпрыгнули в стороны, а «Тритон» набрал скорость и, словно каток, проехал по рядам наступающих скитариев, превратив десятки медлительных киборгов в месиво из плоти и металла.
— Искорените их, братья! — услышал Мэйхен боевой клич мальчишки-пастыря.
В нестройном жужжании циркулярок и цепных клинков, Джойс со своими зуавами бросился за амфибией и врубился в немногочисленных уцелевших скитариев. Капитан прищурился в кровавом тумане и двинулся следом, будто поврежденный танк, безуспешно пытаясь выбросить из головы бесконечную сагу Темплтона.
И в тринадцатый раз прозвонил колокол, и узнали мы, что все наши высеченные в граните победы суть небрежные росчерки на песках времени.
Луч фонаря Катлера первым делом высветил надпись:
«КОЛОКОЛ ЗАЙДЕТСЯ».
Слова были намалеваны кровью над разверстым люком цистерны № 3. Поперек порога лежал труп с аккуратно сложенными на животе руками и головой, засунутой внутрь разодранной грудной клетки. Кроваво-красные глаза мертвеца негодующе смотрели на полковника.
«Похоже, сеньор Ортега, никуда ты больше не полетишь, — мрачно подумал Энсор, узнав убитого. — А значит, никто из нас не сбежит с этого комка грязи. Но будем решать проблемы по порядку…»
Катлер направил луч фонаря в темное пространство за люком. В цистерне воняло прометием и кровью, но видел полковник только лужи алой жидкости и рассеченные тела, в которых она пребывала ранее. Нечто превратило помещение в мясницкую лавку, украшенную оторванными конечностями и вспоротыми туловищами; и те, и другие были обмотаны витками поблескивающих внутренностей. В резне присутствовал некий безумный порядок, каждый жуткий фрагмент лежал под нужным углом, именно так, а не иначе, указывая на бесконечно большую жуть общей картины. Раньше Энсор дважды видел подобные узоры: первый раз в лачугах Троицы, выложенными из мусора, второй — в каюте № 31, созданными из плоти.
— Кто это сделал? — слабым голосом спросил лейтенант Сандефур.
«Лумис — решил Катлер. — Пришел черед Лумиса».
— Нечто нечеловеческое, — ответил он вслух. — И мы должны убить его.
Конфедераты поочередно зашли внутрь, причем Поуп замыкал строй, по-прежнему наблюдая за о’Сейшином. Посланник выглядел так, словно его сейчас хватит удар от ужаса, глубоко посаженные глаза тау мелькали от одного фрагмента резни к другому, как будто боялись задержаться на чем-то. Старик бормотал какую-то мантру на родном языке, так быстро, что едва не запинался на отдельных словах.
«Познакомься поближе с нашим «психическим заболеванием», самоуверенный ты ублюдок», — думал Катлер, шагая вперед. Цистерна имела форму пустотелого цилиндра диаметром около десяти метров, с наклонным потолком, который высоко вверху переходил в приемную трубу. Энсор поводил лучом фонаря возле впускного отверстия, но ничего не обнаружил. Не считая этой дыры и решетчатых стоков в полу, стены помещения были совершенно ровными. Ни единого укромного местечка.
Но ты прячешься где-то здесь. Я чувствую тебя…
За их спинами раздался смешок, влажный, жестокий и едкий от ненависти, а затем послышалась отвратительная какофония голосов: «Троица в огне…»
Разом повернувшись, они увидели демона. Создание распласталось по стене над дверным проходом, широко раскинув руки и вонзив эбеново-черные когти в металл. Оно носило лицо Верна, словно маску из плоти, натянутую на что-то другое, но выпученные, объятые ужасом глаза Лумиса оставались прежними. Обнаженное тело раздалось от увеличившихся мышц, которые подрагивали и извивались, жили собственной жизнью, как будто пытаясь отыскать истинную форму.
Но хуже всего оказались иные лица, десятки которых задыхались под кожей твари, выли и рычали, пытаясь выбраться наружу.
— Троица во мне! — возопили лица, тонущие в плоти Лумиса.
Первым отреагировал Поуп, но демон оказался быстрее. Пока серобокий поднимал карабин, создание оттолкнулось от стены, приземлилось прямо перед Обадией и невероятно широко разинуло челюсти, надвое разорвав останки лица Верна. Розовая пасть, похожая на рот пиявки, рванулась вперед и охватила голову перепуганного бойца, прежде чем тот успел выстрелить. Затем чудовище выгнулось назад в талии так резко, что затрещали кости, подняло арканца в воздух и заглотнуло до пояса. При этом ноги Поупа задели трон о’Сейшина; тау свалился на пол, а закружившийся дрон отлетел в сторону. Раздался ужасный глотающий звук, и Обадия скрылся внутри порождения варпа. В брюхе демона возникла большая извивающаяся выпуклость.
— Убить его! — взревел Катлер и прыгнул вперед с саблей в руке. Существо с нечеловеческой быстротой махнуло когтистой лапой, перехватив клинок в воздухе. Пока Энсор пытался высвободить оружие, голодная миножья пасть повернулась к нему.
— Ложись! — рявкнул Сандефур, открывая огонь из карабина. Полковник упал ничком, пропуская над собой жгучие энергоразряды. Завизжавший демон развернулся к новому врагу и выронил саблю Катлера, лязгнувшую о пол. Лейтенант стрелял, опустившись на одно колено, и короткие импульсные очереди выжигали дымящиеся ямки в беспокойной плоти кошмара. Тварь рыгнула и дернулась всем телом, словно её тряхнула мощная судорога.
— Берегись! — крикнул Белая Ворона, но опоздал. Демон выплюнул тело Поупа, и полупереваренный труп, с глухим стуком врезавшись в Сандефура, повалил арканца на землю и окропил едкими соками. Заорав, лейтенант попытался сбросить мертвеца, но костлявые руки Обадии сомкнулись у него на шее, движимые некой омерзительной не-жизнью. Затем труп широко разинул рот и облевал лицо конфедерата; дымящаяся желчь разъела плоть офицера, и его крики превратились в придушенный хрип.
Полковник вонзил вновь обретенную саблю в брюхо чудовища и повернул клинок. Взревев от боли, тварь так хлестнула Катлера лапой, что он пролетел через всю цистерну. Врезавшись в стену, Энсор осел на пол, обливаясь кровью из глубоких рваных ран поперек груди. Через дымку боли он видел, как мерзкое создание выпрямляется в полный рост, словно разворачивается изнутри самого себя. Демон возникал из одержимого человека ненасытным потоком глаз, челюстей и языков, которые моргали, грызли и вопили, прорываясь в реальность.
— Он возвращается домой, — хором произнесли утонувшие лица. — И ты не убил его, Белая Ворона. Ты никогда не убивал его!
— Что ты такое? — простонал Катлер через сжатые зубы, чувствуя, что теряет сознание.
— Что мы такое? — лица засмеялись вразнобой. — Мы — Троица!
А потом они взвыли, будто зимний ветер, и сквозь его порывы Энсор услышал, как заходится звоном колокол.
Тот самый колокол.
