Дмитрий Роспопов - Клинок выковывается
Я замолчал, и посмотрел на слушателей, все были напряжены и молчаливы.
— Хотите сказать тан, что мы будем продавать Огненную воду кочевникам? — тихо спросил меня Дорн.
— Скажи, Дорн, — я ответил вопросом на вопрос, поскольку от моего ответа на этот вопрос зависело очень многое, — эта земля вокруг — она чья?
— Наша, — не очень уверенно ответил тот, поскольку уже не был подземным жителем и видел, что творится на поверхности.
— Если это земля гномов, то почему здесь хозяйничают кочевники? — спросил я его.
— Они арендуют её у нас, — совсем сомневающимся тоном ответил он, вопросительно переглядываясь со своими соплеменниками.
— Тогда почему ни один кочевник не знает об этом? — поинтересовался я у него. — Почему тогда на наш отряд — истинных хозяев земли — тогда напали какие-то арендаторы?
Гном замолчал и нахмурился, мои слова были ему неприятны.
— Аренда земли — это просто фикция, — спокойно обронил я, — просто слова, чтобы вы внизу думали, что правите этими землями и не задавали своим правителям лишних вопросов о том, почему едите дерьмо и им же его запиваете.
Услышавшие мои слова гномы разом повскакивали с мест, топорща бороды, тараща глаза и гневно сжимая кулаки.
— Что?! — я с деланным удивлением посмотрел на них, одновременно давая знак нубийцу и орку не вмешиваться. — Я в чём-то неправ?! Или, может быть, вы, работая от зари до зари, ели и пили так же, как здесь?! Или, может быть, ваши дети и внуки, которые не видят вас неделями, питаются лучше?!
Я говорил всё громче, с ударением и маленьким шагом вперёд на каждом слове. Гномы, ещё минуту назад взбешённые и готовые взять меня в кулаки, тушевались под моим взглядом и тихо пятились назад.
— Что же вы молчите, любезные?! Или, может быть, через пятьдесят или сто лет ваши правнуки будут жить не так как вы сейчас?!
Ошеломлённые, втягивающие головы в плечи гномы сели на свои места, а люди молча, но с явным испугом наблюдали за ними.
— Я хочу дать шанс вам и вашим детям, — я вернулся на своё место, сел и снова говорил спокойно. — Хочу, чтобы они жили лучше, чем сейчас, и видели своих родителей чаще, чем сейчас. И чтобы их родители кормили их мясом, птицей, рыбой, баловали их сладостями, а не продлевали их существование той бурдой, которую кидают со своего стола старейшины клана. Да, я получу на этом прибыль, да, прибыль уйдёт и человеческому герцогу, и некоторым предприимчивым вождям кланов или родов, которых обделили при первом дележе пирога. Но когда ваши дети возьмут в руки первый хлеб, испечённый из нашей муки, когда съедят мясо, добытое нашими охотниками или выращенное нашими крестьянами, вдоволь напробуются ягод или плодов, собранных нашими женщинами, кто из вас меня осудит? Может быть, ты, Дорн, или ты, Ортан?
Я тыкал пальцем в каждого из гномов, и те отводили от меня глаза.
— Вот ты, мой старый друг, — я обратился к Дарину, который тоже потупил глаза, — ты научил меня многому, скажи мне, согласен ли ты положить на одну чашу весов жизнь и счастье ваших детей, а на другую — судьбу жестокого, злобного, живущего грабежом, разбоем и убийствами народа?
Дарин поднял глаза и тихо, но твёрдо сказал:
— Нет, никогда. Нельзя даже выбирать, будущее любого народа — это его дети.
— Тогда я в первый и последний говорю тем из вас, кто думает, что мои методы неправильные и я слишком жесток, — я сел в своё кресло скрестил руки на груди. — Кочевники слишком сильны для того, чтобы мы справились с ними военной силой, и слишком вероломны для того, чтобы заключать с ними какие бы то ни было соглашения. И чем дальше, тем чаще и с большими силами они будут нападать на нас, чтобы отнять плоды наших трудов. Единственное возможное на сегодняшний день средство справиться с ними — то, которое я предложил. Если племена кочевников будут настолько же глупы, как и те, о которых я вам рассказал, и не устоят перед Огненной водой — то так тому и быть.
— Ещё вопросы? — спросил я всех присутствующих. Гномы после моей отповеди сидели мрачные и задумчивые, а люди только пожали плечами.
— Тогда на сегодня всё, все свободны.
Все тихо и молча разошлись, остались только Дарин и телохранители.
— Да, Макс, — даже нубиец был непривычно смиренен, — круто ты дал гномом под дых. Они аж позеленели от ярости.
— Он просто вскрыл нарыв, который все тщательно старались не замечать, — ответил за меня Дарин, — скрывали его, отводили глаза, старались не задумываться над этим, вот уже несколько столетий. Так что, когда их ткнули в него носом, трудно было ожидать другой реакции.
— Ладно, пойти, что ли, в кузне, поработать, — прервал я молчание, наступившее после его слов, — Тарак на месте, Дарин?
— Каждый день про тебя вспоминал, — Дарин невольно улыбнулся, видимо, вспомнив что-то, — грозился по приезде завалить работой.
— Хочу размяться немного, да и успокаивает меня работа в кузне, — я встал и пошёл переодеваться в свою рабочую одежду.
— А, Максимильян… — интонации голоса мастера Тарака заставили меня поёжиться.
— Приветствую вас, мастер, — я протянул ему руку, которую он с удовольствием пожал. — Ну, где тут обещанная гора дел для меня? Так хочется поработать, аж руки зудят.
От такого вопроса мастера перекосило, и было видно, что его давно заготовленная обличительная речь потеряла весь свой смак.
— Там десяток подков надо сделать, — он мрачно на меня посмотрел, поскольку я лишил его удовольствия. — Я пока пойду со своими поговорю, а то пролетели мимо меня, как подземные демоны, даже не поздоровались. Чего опять стряслось, не знаешь?
— Не-а, — с абсолютно честным лицом ответил я.
— М-да, ну ладно, я пойду тогда, — мастер снял свой фартук и вышел из кузни.
Я глубоко вздохнул, втягивая в себя такие приятные запахи раскалённого металла и тлеющего угля.
— Эх, хорошо тут всё таки, — улыбнулся я своим мыслям и, сняв с крючка свой фартук, подошёл к наковальне, на которой лежал образец подковы, по которой нужно было сделать ещё десяток. Подкова оказалась простой, без шипов, с обычной канавкой. Подобрав нужные инструменты, я выбрал из кучи лома куски железа, подходящего по структуре для предстоящей работы, и приступил к делу.
Металл под моим молотом давно уже стал пластичным и послушным, как у деда, когда мы с отцом помогали ему кузне. Всё же, изо дня в день выполняя большой объём однообразной работы, да ещё и при таком контроле качества готовой продукции, как у мастера Тарака, я волей-неволей совершенствовал своё мастерство. Конечно, мне бы хотелось ковать что-нибудь более существенное, чем вечные подковы, гвозди, топоры и прочую домашнюю и сельскохозяйственную утварь, но Тарак был неумолим.
— Пока не научишься обращаться с молотом, нечего тебе прикасаться к священному ритуалу, — отвечал он стандартной фразой на все мои просьбы научить ковать мечи или доспехи.
Тихо напевая себе под нос, я закончил отбухтовку внутренней кромки, выровнял едва видимые глазу неровности на уже готовой подкове, для того, чтобы Тарак не отправил моё изделие снова в кучу хлама.
— Ну вот, первая пошла, — подцепил я остывающую подкову и положил остывать, хватая клещами заготовку для второй. Поскольку теперь большинство простых изделий я делал с первого нагрева, то вторую подкову у меня получилась даже быстрее, чем первая, и её я тоже отложил в сторону, к первой. Подхватив третью болванку, я уже начал было поворачиваться в сторону горна, когда мой, уже тренированный на ошибки глаз, заметил странное несоответствие в цвете первой, уже остывшей подковы.
— Блин, — я тихо выругался, беря в руку тёплую подкову и разглядывая её на свет, лившийся из открытой двери кузни. Подкова была чёрной, как будто её горячей опустили в масло.
— Что за хрень такая? — я вертел подкову в руках, недоумённо разглядывая ей со всех сторон, но ничего не менялось, железяка свой цвет менять не собиралась.
«Начать третью, или подождать, пока и вторая остынет?», — подумал я и решил, что лучше немного потерять время, чем потом переделывать сразу три подковы.
Чем больше длилось ожидание, тем более хмурым становилось моё лицо, подкова по мере остывания всё чёрнела и чернела.
— Может быть, железо какое-то необычное? — произнёс я вслух. — Примеси там какие редкие в нём оказались? — но тут же сам себе ответил: — Тогда бы и температура нагрева была другой, и переход цветов накаливания отличался, а тут ведёт себя, как обычно.
— Ладно, допустим, металл с неизвестными мне примесями. Чем гадать, лучше возьму другое железо и скую оставшийся урок из него, — ничего не придумав, решил я, и, разворошив кучу железного хлама, добыл из него кусок железа, выбрав совсем отличающееся по структуре от тех образцов, которые брал до того.
Быстро отковав подкову, я с трепетом уставился на неё, ожидая, пока она остынет.
