Ринат Таштабанов - Обратный отсчет
– Откуда знаешь? Ты из наших? Кто ты?
Человек кивает.
– Я – Тень…
– Чтоб тебя! – выпаливает Ванька. – Ты же… Тебя уже… – парень пытается подобрать слова. – Гад! – неожиданно визжит он. – Лежать! Не двигаться! Пристрелю! – Ванька наставляет ствол автомата в голову Сергея.
– Ты чего? – опешивает Тень.
– Предатель! Из-за тебя отряд Костяна перебили!
– Херня! – вскидывается Сергей. – Кто сказал?
– Все знают, что ты сбежал! – кричит Ванька. – Колесников сам перед собранием сказал, когда разведчики из «МЕГИ» вернулись! Иначе как ты выжил? Ничего, мы теперь с тобой разберемся! Сюда! Эй! – Ванька машет вышедшим из тумана вооруженным людям.
Бойцы ускоряются.
– Это Тень! – истерично орет парнишка, поднимая из снега ружье. – Это я Тень взял! Он вернулся!
Сергея обступает пять человек. Бойцы тяжело дышат. Из-под линз противогазов видны злые глаза.
– Вернулся, значит? – произносит один из чистильщиков. – Живучий падла! Лучше бы ты сдох!
– К стенке его! – выпаливает кто-то из бойцов.
– Да! – вторит ему другой. – Кончим гада, и весь разговор!
– Оставить, братва! – командир отряда поднимает руку. – Батя приказал, в случае чего, брать его живым и доставить в Убежище. Там есть, кому с ним потолковать.
Сергей молчит, отказываясь верить в услышанное. По голосам, оружию и нарукавным нашивкам он опознает седьмой отряд.
«Что за хрень здесь творится?! – Сергей кусает губы. – За главного – Гордей! Тот еще ублюдок. Вот это попадалово».
– Ну, чё, тварь? – Гордей снимает с плеча АКМ. – Побегал, отсиделся в схроне на «Ухтомке» и решил до дому податься, к своей сучке?
Сергей пытается подняться.
– А вот это ты зря! На! – чистильщик бьет Тень прикладом в живот. Поворачивается, смотрит на остальных: – Наручники на него – и ходу, в Убежище. Пусть с ним Митяй, Арсеньев и Батя разбираются.
Сергея рывком поднимают. На его запястьях защелкиваются стальные браслеты.
– Иди, иди! – Тень толкают в спину. – Если упадешь, потащим волоком!
– Ванька! – обращается к парнишке Гордей. – На тебе «фишка». Сидишь и не высовываешься, мы потом придем за тобой.
– Но… – вякает Ванька.
– Это приказ, пацан!
– Понял! – вздыхает парень и смотрит вслед бойцам, держащим на прицеле автоматов Тень. Вскоре отряд пропадает из вида. Ванька, опустив голову, нехотя идет обратно в многоэтажку, думая о том, что пропустит самое интересное…
* * *«Тень! – странный голос снова возникает в голове. – Тень, очнись! Тебе нельзя спать! – я пытаюсь раскрыть заплывшие от кровоподтеков глаза. Все тело болит, словно меня пропустили через мясорубку. Сквозь муть в гудящей от боли голове я пытаюсь сообразить, где нахожусь. – Тень!» Этот проклятый голос, который преследует меня уже несколько дней, сводит меня с ума. Я кручу головой по сторонам. Подо мной хлюпает вода. Пахнет сыростью, кровью, дерьмом и мочой. Значит, я все еще там, где и был.
С трудом вспоминаю, что случилось с того момента, как меня взял отряд Гордея. События последних дней спутываются в один мерзкий клубок. После того как меня приволокли в Убежище, меня сразу же посадили под замок, в «дыру», так мы называем душегубку в полу размером метр на два, в которой можно только лежать, не вставая. Мне даже не позволили перекинуться парой слов с Машей.
Замок отпирали лишь для того, чтобы привести меня на допрос. Допрос. Я ухмыляюсь. Меня больше били, чем спрашивали о чем-то, и били нещадно. Окажись на моем месте простой человек, без моей способности к выживанию, его уже давно убили бы. Меня же дубасили, в этом Гордей с Митяем мастера. Сначала кулаками, потом, когда уставали, то втыкали нож в ногу, затем лупили резиновой дубинкой.
На все мои попытки рассказать, что произошло на самом деле, Митяй, Гордей и их подручные лишь смеялись, плюя мне в лицо. Я понял, что все уже давно было решено. Вердикт вынесен – меня заочно приговорили. Перестраховщики чертовы! Теперь из меня выбивают дурь, чтобы я даже пикнуть не смел. Даже те, кого я мог назвать приятелями, отвернулись от меня. И правда, кто поверит, что можно выжить, побывав в логове каннибалов? Единственного человека, кому я доверяю как себе – Хлыща, – я так и не видел. Не знаю, что стало с ним. Может быть, припугнули, или тоже грохнули? Кто знает. Надеюсь, его просто услали на «дальняки», чтобы не мешал. Боец он опытный, просто так от него избавляться не с руки. Про Эльзу я не сказал ни слова. Пусть ее тайна умрет вместе со мной.
Я все еще верил, надеялся, что это чудовищная ошибка, и вскоре все прояснится. Верил, пока на допрос не пришел Колесников. Он поглядел на меня, валяющегося на полу в собственной кровавой блевотине, и сказал, что я предатель, подстрекал укрываемых к бунту и бросил отряд Костяна, сбежав с поля боя. В ту же секунду картинка сложилась. Все, как в пазле, встало на свои места. И попытка Рентгена убить меня, и отношение всех в Убежище к моему возвращению. Значит, заранее пустили слухи, а молва довершила дело. Как и говорила Эльза, я узнаю, кто предал меня. Вот только… У всего есть цена. Даже жизнь приговоренного к смерти чего-то стоит. Я ждал. На третий день пыток, мне, как говорится, сделали предложение, от которого нельзя отказаться. Сделка. Моя жизнь в обмен на жизнь Маши и ребенка. Я согласился и публично признался перед собранием и отцом Силантием, что все, сказанное Колесниковым, – правда, и я тварь, променявшая свою жизнь на жизнь своих друзей.
С Машенькой мне так и не дали свидеться. Ну что же, так тому и быть. Судя по тому, как меня отделали, это даже к лучшему. Развязка близка. Я знаю об этом. Слышу звук шагов. Сегодня последний день моей жизни. Что они со мной сделают. Расстреляют? Повесят? Бросят голого подыхать на морозе? Уверен, Колесников придумает, как устрашить свою паству. Голос, нашептывающий мое имя, исчезает. Сквозь зарешеченное оконце я вижу, как надо мной склоняется Гордей. Он лыбится, щелкая задвижкой замка. Мой час пробил, и я впервые за столько лет смиренно принимаю свою судьбу…
* * *– Выродок, тварь! Отдайте его нам! – голоса, искаженные эхом, мечутся вдоль стен коридора Убежища.
Подволакивая наскоро забинтованную ногу, я едва поспеваю за отрядом чистильщиков. Руки скованы наручниками. Со всех сторон напирают укрываемые.
Мужчины, женщины, подростки – они, еще неделю назад молившие меня о спасении и еде, теперь сжимают кулаки. Как быстро меняется настроение толпы! Только присутствие бойцов из нескольких отрядов удерживает их от расправы.
С десяток чистильщиков, двигаясь полукругом, подгоняют меня ударами прикладов автоматов. Я вижу, как в тусклом свете ламп впереди вырисовывается дверь гермозатвора.
«Скоро я сдохну», – от этих мыслей меня отвлекает тычок в спину. Поворачиваюсь.
– Шевелись! Ты же не хочешь, чтобы тебя бросили толпе? – говорит чистильщик. По хриплому голосу узнаю Митяя. В вырезе маски, натянутой на голову, сверкают бешеные глаза.
Отряд останавливается. Взгляды устремлены на меня. Догадываюсь, что бойцов в группу подбирали специально. Те еще мясники. Ненависть расходится волнами. Следя за напряженными фигурами, я понимаю: еще секунда – и меня грохнут прямо здесь. Просто поставят к стенке и вышибут мозги. Но страха нет. С вызовом смотрю на притихшую толпу.
– Предатель! – цедит сквозь зубы Митяй. Слова повисают в воздухе. Пальцы бойца сжимаются в пудовый кулак. Короткий замах, неуловимое движение рукой, и я точно получаю кувалдой по голове. Падаю на спину, приложившись затылком об пол.
– Еще хочешь, урод? – спрашивает Митяй. – Размазать твою рожу? – толстая рифленая подошва зависает в нескольких сантиметрах от лица.
Сплюнув кровь, я улыбаюсь.
– Хило бьешь, разве так тебя учили?
– Ах ты!..
Он дергает затвор «Грозы». Надо мной склоняется широкоплечая фигура. Черный зрачок надульника упирается в лоб.
– А теперь что ты скажешь? – палец Митяя ложится на спусковой крючок.
– Отставить! – по низкому голосу узнаю начвора. – Или ты забыл приказ Колесникова?! Для него – это слишком легкая смерть! Быстрее! Мы должны успеть до захода солнца.
Митяй нехотя убирает автомат и, схватив меня за ворот куртки, волочит по бетону.
Задыхаюсь, жадно ловлю ртом воздух. В мутной пелене, застилающей глаза, лица в толпе оборачиваются жуткими мордами.
Над головами разносится крик:
– Забьем ублюдка!
Укрываемые прорываются сквозь ряд бойцов. Удары сыплются со всех сторон. Стараюсь прикрыть голову руками.
«Отбивную с кровью заказывали?» – отрешенно думаю я.
– Назад! Кому сказано, назад, черти! Шмаляй поверху! – приказ сменяется грохотом выстрелов. В воздухе густо пахнет порохом.
Сквозь звон в ушах слышу бабский визг:
– Гореть тебе в аду!
Кто-то, давясь смехом, добавляет:
– Наденьте на него «слона»! Мы же не хотим, чтобы урод там кончился раньше времени.
