Михаил Ланцов - Русский медведь. Цесаревич
– Чудно, – только и выдавил из себя Федор Юрьевич, смотрящий, как несколько мужчин, что ходили по кругу, вращая за ручки корабельный шпиль, приводили в движение многие части ткацкого станка. – Да шустро-то как…
– Это еще что, – с явной гордостью произнес Петр. – Вот по весне начнем ткацкую мануфактуру ставить, там водяное колесо к делу приспособим. И дело пойдет намного лучше. Ведь мужики-то вон – выдыхаются часто. Четыре смены поставили. А вода усталости не знает. И это пока.
– А потом что?
– Паровую машину поставим. Ей вода речная для дела не нужна, то есть можно ставить удобнее, а не берегов держаться. Да и зимой или в половодье никаких бед с ней не приключится. Правда, вот работает на дровах или угле каменном. Или на горючей земле – торфе, сланцах и прочем. Мощные машины. Десятки, сотни станков можно к ним приставить. Но то дело будущего.
– Паровая машина… – произнес Ромодановский, скептически пробуя название на вкус.
– Англичане да итальянцы уже ставят их. Но за этими механизмами будущее. Их ведь и на корабль можно поставить, позволив ему идти словно на веслах, но без устали, выгребая легко против речного течения. И на повозки. Но то совсем малые машины. Однако выйдет и без лошади ехать. Впрочем, не будем спешить. Всему свое время. Пока нам и такой ткацкий станок большая подмога.
– Это верно, – кивнул Федор Юрьевич. – Я ведь до конца не верил, что выйдет толк. Одним станком за пару дней переработали столько пряжи, что и за месяц десяток мастериц не изведет.
– Да не просто, а особым образом. Ткань-то такую и не найти более нигде.
– Хорошее полотно.
– Саржа.
– Как?
– Говорю, что такое плетение называется саржевым, или попросту – саржа.
– Ну да. Саржа так саржа. Эх. Жаль, что пряжа так быстро разошлась. На сутки работы еще от силы.
– Ничего страшного, – хмыкнул Петр. – Как закончится пряжа, так мы станок осмотрим. Разберем. Где что нужно поправим. Мы же его-то вон – на коленке из деревяшек срубили. А там по-хорошему из железа или бронзы многое делать надобно. Да много чего усовершенствовать. Кроме того, нужно будет шпиль под лошадь или быка какого приспособить, дабы не мучить мужиков. Им и другая работа найдется.
– И то верно, – согласился Федор Юрьевич. – Лошадь, ежели ее несильно гнать, а спокойным шагом водить, по много часов кряду станок приводить в действие станет.
– Вот. А пока мы его до ума доводить будем и чертежи править, нужно купцов подыскать ухватистых да ловких. Не самому же мне торговать тряпьем с людом. А им почет и уважение. Продадим уже готовую ткань. Закупим шерсти да подрядим девиц сельских на приработки. Прясть-то, поди, все умеют, а лишняя копеечка крестьянину очень пригодится. Жители Преображенского нам еще спасибо скажут. А может, и соседей подрядим из Семеновского, а то и Измайлово.
– Хочешь заплатить меньше?
– И это тоже, – кивнул Петр. – Нам нужны деньги для наших дел, да не от Софьи, а свои. Неподконтрольные. Поэтому чем выгоднее станет предпринятое нами дело, тем лучше. Но не только в этом причина. Если мы развернемся шире, то где столько нитей возьмем? Для Москвы этот товар далеко не самый ходовой. И если на шерсть калмыцкую мы еще можем надеяться, ибо ее немало, да увеличивать сборы могут, то откуда нити столько брать?
– Не сильно ли мы размахиваемся? Не помешает ли Софья?
– Чего же ей мешать? – удивленно пожал плечами Петр. – Она, наоборот, привечает иностранцев, готовых на Руси развернуть производство редких тканей, что возят к нам. А тут брат родной. Не посмеет. Да я и сам открыто к ней обращусь, уведомив, о моем желании потешную мануфактуру ставить, дабы ткани редкие выпускать на пользу Отечества и для своих нужд.
– Так она и содержание после того урежет, после того, как прознает о доходах.
– Во-первых, ей еще прознать нужно. А во-вторых, не пойдет она на это. Полагаю, что даже увеличит его. Не убирать же, в конце концов, ей своего человечка от нас. Кстати, как он там поживает?
– Сокрушается, что, дескать, казна деньги выделила, а Петр Алексеевич тянет и не набирает новых потешных.
– Вот им неймется! – усмехнулся Петр.
– Думаешь, подсадные будут? – нахмурился Ромодановский.
– Не думаю, а уверен. Поэтому сделаем так. Ты человечку этому скажи, что Петр Алексеевич отроков по весне набирать станет. Какие же потехи зимой? Где ходить с барабаном по дорогам да песни дурные горланить? Вот. Так и скажи. Да еще больше пренебрежения добавь. Для большей красоты. А сам тем временем начни мне разных отроков по Москве да округе подыскивать. И показывай мне потихоньку. Я так и отсеивать стану. Потом же в четыре подхода по весне набор учиним. Кинем клич по Москве да округе о наборе в потешные, чтобы целые тучи сбежались. Но отобранных мне незадолго до того показать – дабы в лицо запомнил. Учитывая особый наплыв, людей выбирать придется быстро. Вот я по лицу да взгляду отбирать и стану сразу своих. Только смотри, чтобы лишние глаза чего не увидели.
– Добре. Завтра же займусь.
– Особо не спеши. Делай все аккуратно. А то еще люди Софьи или Васьки заподозрят чего. Ладно. Это вроде как уладили. Хм. А что там этот человечек про меня выпытывает? Несколько раз я видел его за странными разговорами с мастеровыми да потешными.
– Выпытывать-то он выпытывает, да только ему никто особо не рассказывает. Васька-то уже дважды приезжал вроде как навестить. Но я его к тебе не веду, как и условились, ссылаясь на какую-нибудь очередную забаву: то топором машешь, то с потешными скачешь. Но он несильно серчает, видно, и сам не горит желанием с тобой видеться. Потому просто чаем попоим, поплачемся, дескать, Петр Алексеевич совсем голову потерял от дел ратных, да с миром отпускаем.
– Хорошо. Очень хорошо, – с легкой улыбкой произнес молодой царь.
– Но человечек-то Софьин, видимо, все одно исправно доносы пишет. Потому в последний приезд Васька расспрашивал про палату мер и весов, что мы месяц назад поставили, про травматологическую и химическую избы, да прочее. Но мы отшучивались, дескать, детские шалости.
– Но он не поверил…
– Отчего же? – удивился Федор Юрьевич. – Поверил. Ему и самому этот надзор над нами в тягость. Все больше дружбу с немцами с Кукуя водит да вздыхает, сожалея, что Россия не Франция какая али Саксония.
– Ну и хорошо. А к тому человечку продолжайте искать подход. Негоже, чтобы он доносы свои сестрице слал, со мной не посовещавшись. Это просто невежливо с его стороны. В крайнем случае посмотрите, что можно сделать, дабы получить на него компромат. – От этого слова Федор Юрьевич слегка поморщился. – Не кривитесь. Хорошее слово. Но пока мы его на крючок не посадим, причем не перед своим лицом, а перед Софьиным, то покоя нам не будет.
