Алекс Орлов - Сокровища наместника
— Ну? Что тут?! — спросил старший охранник, расталкивая остальных.
— Ворюга пробрался, — ответил ему один из подчиненных.
— Это ты его приложил?
— Я легонько. Скоро очухается.
— Ключника позвали?
— Я позвал! — сказал от лестницы один из сторожей. — Он едва с койки не свалился — испугался очень!
— Ну и где он?
— Вроде идет… Пыхтит внизу где-то.
— Ладно, берите этого и вытаскивайте… Чего набежали? И смотрите не суньте чего в карманы, а ты, Рурт, — обыщи всех внизу!
— А почему я?
— Потому, что я так сказал! Еще поговорить хочешь или сразу в морду?
— Ладно, понял.
— Не ладно, а так точно, господин сержант!
— Так точно, господин сержант, — выдавил из себя Рурт. С сержантом в отставке Гроунфельдом лучше было не спорить.
Позвякивая ключами, в ночном колпаке и рубашке, в башмаках на босу ногу, появился ключник домовладения — господин Клапс. Фонарь в его руке дрожал от волнения, и он то и дело повторял:
— Ох напасть-то какая! Ох напасть!..
Когда мимо проносили пойманного вора, он остановил охранников и посветил в лицо злоумышленнику.
— Ох злодей! Ох злодей какой!.. — произнес он и продолжил подъем, пока не очутился в хранилище, где его ждал сержант в отставке Гроунфельд.
— Ну как здоровьице, господин Клапс? — прохрипел сержант.
— О чем ты говоришь, Манфред, разве не видишь, напасть какая?!
Ключник открыл стекло светильника, прибавил фитиль и затем взгромоздил фонарь на специальную полку.
— Подумать только, столько лет ни одного воришки даже на конюшне, а тут на казну замахнулись! — произнес он срывающимся голосом. — На казну!
На лестнице снова послышались шаги — неторопливые и решительные.
— Его светлость идут, — пролепетал ключник и вздрогнул всем телом, отчего его ключи снова звякнули.
На лестнице появился лорд Ширли в сопровождении гросскассира Лейбница и слуги с двумя фонарями.
Лорд был облачен в шелковый халат, обут в охотничьи сапоги, а в руках держал большой кинжал в ножнах.
— Что здесь случилось? — спросил он, останавливаясь напротив распахнутых сундуков.
— Злодея взяли на месте, ваше сиятельство! Вдарили по башке, так что сразу повалился! — доложил ключник, хотя спрашивали не его.
— На посту дежурили Рурт и Бонси, ваша светлость! — доложил сержант. — Когда упал тревожный мешок, Бонси побежал извещать остальных, а Рурт поднялся в башню и шарахнул вора дубинкой. Он бывший охотник, может ходить, как кошка.
— Молодец, дашь ему от меня терцию серебром.
— Слушаюсь, ваша светлость! — щелкнул каблуками сержант.
— Где это случилось?
— А вот сюда, ваша светлость, он свалился прямо на крышку сундука!
Сержант подскочил к сундуку и одним движением очертил место, где располагался упавший вор.
— Так, ну все понятно, — сказал лорд. — А вам, Лейбниц, все понятно?
— Все будет понятно только после детального пересчета, — прогундосил гросскассир, который страдал хроническим насморком.
В длинном одеянии, то ли ночной рубашке, то ли осеннем камзоле с чужого плеча, он был похож на сумасшедшего, и его взлохмаченные седые волосы лишь усиливали это сходство.
— Хорошо, договаривайтесь тут с Клапсом, а я пойду досыпать, мне еще завтра в Пронсвилль ехать.
— А что прикажете делать со злодеем, ваша светлость? — спросил сержант.
— А что с ним делать?
— Нужно ли проводить дознание или пусть в городской тюрьме проводят?
— Какое дознание, сержант? И так все ясно. И пусть город занимается карманниками с базарной площади, а этого везите в Дарнур, пусть посидит в подвале. Когда вернусь, решим, что с ним сделать.
11
Мартин очнулся в подвале на грязной, слежавшейся соломе. Во рту было сухо, волосы оказались чем-то склеены, а правый глаз едва открывался из-за рассеченной брови.
Под самым потолком имелось окно, затянутое снаружи бычьим пузырем, из чего Мартин сделал вывод, что он где-то за городом — в Лиссабоне все окна давно были стеклянные, даже у городской бедноты. Попадавшего в подвал света хватило, чтобы осмотреться, и Мартин заметил у стены кувшин, в котором оказалась свежая вода, которую, видимо, принесли вместе с бесчувственным пленником.
Немного попив, он почувствовал себя лучше. Попробовал подняться, но сразу оставил эти попытки, поскольку был еще слишком слаб. Мартин лег на грязную солому, постарался расслабиться и закрыл глаза, чтобы вернуть хоть какие-то воспоминания.
Где он? Что с ним произошло и как он здесь очутился?
Все, что он помнил, так это то, что сумел забраться в башню. Помнил, как, пролезая в окно, передвинул на поясе жестянку, чтобы не мешалась. И все, больше никаких воспоминаний.
Но, как бы там ни было, его схватили. Мартин осторожно дотронулся до правой стороны головы и понял, что волосы слиплись от запекшейся крови. Его огрели палкой и притащили сюда. Но кто это сделал, неужели сторожа, ведь он действовал так осторожно?
И еще Харпер. Может, он приложил к этому руку? Но зачем? Теперь его инструмент потерян, и Мартину придется отдавать немалые деньги. Золотом!
Он вздохнул. Только этого ему сейчас не хватало — связываться с Харпером.
Лязгнул засов, и Мартин вернулся к реальности. Какой Харпер, какой инструмент? Он попался охранникам наместника, тут уж не до инструмента.
Дверь открылась, и в подвал вошел бородатый человек в простой рубахе, штанах и растоптанных башмаках. От него сильно пахло конюшней.
— Живой? — спросил конюх.
— Живой, — ответил Мартин.
— Воды попил?
— Попил.
— Ну тогда пожри…
И он бросил пленнику шматок жирной ветчины, который упал на грязную солому.
— Я… сейчас не хочу… — выдавил из себя Мартин.
— Пожри, другого раза, может, уже не будет. Мне тебя велено вывести отсюда.
— Куда?
— На дознание. Господа сами велели накормить, чтобы от слабости не свалился.
Мартин вздохнул, потом дотянулся до ветчины и, обобрав с нее налипшую солому, стал есть, поначалу даже не чувствуя вкуса. Но постепенно он стал жевать бодрее и, когда закончил с едой, действительно почувствовал в себе какие-то силы.
— Вязать будешь? — спросил он конюха, поднимаясь на ноги.
— Чего тебя вязать? Тут бежать некуда. Давай выходи, а то уж поди заждались, ругаться станут.
Когда Мартин поравнялся с конюхом, тот остановил его и, оглядев кругом, добавил:
— Оно, конечно, хорошо бы тебя умыть, уж больно страшен ты в таком обличье. А с другой стороны, так даже лучше, на тебя смотреть жальче.
