Владимир Поселягин - Егерь
Вооружённый заметил меня боковым зрением, но ничего не успел сделать, лишь сдавленно вскрикнуть, поворачивая ствол оружия в мою сторону, но тут же упал с двумя пулями в груди, досталось и второму, хоть он и нырнул под стол. Третьего я обнаружил в стоявшей рядом бане. Тот был безоружен, но я не остановился. Дело-то серьёзное, свидетелей в таком случае не оставляют. Ох не этого я ждал, не такой подлости. Вот и пришлось импровизировать. Другого шанса сбежать не будет, а в тюрьму я не хотел. С какой это радости? Ладно бы действительно заслужил. Если вся верхушка покрывает друг друга то что, я не могу их тронуть? Вот я так лично не считал. Все мы смертны.
Последнего егеря, перед тем как ликвидировать, я допросил. Быстро узнав у него, сколько людей было на заимке. Всё было верно, сколько положил, столько и было. Посмотрев на босые ноги, пошевелив пальцами, я припомнил, где с меня сняли обувь, и поспешил туда.
Быстро пробежавшись и сделав контроль, был один недобиток, я собрался, и сев в машину направился к посту. На себя я накинул куртку одного из охотников, чтобы скрыть окровавленную рубаху. Меня так хорошо залило любителем борьбы, что одежду требовалось менять. Не отстираешь. Понятно, что охраны вокруг было много и у меня мало шансов, только вот почему их не было? Были. Это же охота, стреляют постоянно, тревоги с заимки не подняли, значит пока всё в норме. Так и оказалось. Не доехав поста, где нас остановили, я побежал дальше пешком. Оцепление меня не видело и не знало, а вот остальных свидетелей на обоих постах требовалось уничтожить. У одного телохранителя оказался револьвер иностранного производства, вот его-то я и завернул в простыню, найденную на заимке, так что на некоторую глухоту выстрела я надеялся. Хоть не так далеко разнесётся. Всего на перекрёстке лесной дороги было семеро человек при машине. Один меня увёз к заимке, но остался Михылыч, значит, как и прежде, семеро.
Подобравшись к посту в плотную, меня не замечали, лишь Михалыч сидевший на поваленном стволе насторожился и стал крутить головой, видно почуял что-то. Он-то первый и лёг, нож вращаясь вошёл ему точно в спину, достав в сердце. Метнув оставшиеся три ножа, положив ещё трех, остальных я расстрелял из револьвера. Офицер оказался с боевым опытом и перекатом ушёл за машину, фактически увернувшись от выстрела. Но пока он лапал служебную кобуру на боку, я добрался и до него. Просто обойдя машину, за которой он укрывался.
Проверив пост на подранков, я пополнил боезапас и, сбегав за машиной, проехал пост, направляясь к следующему. Пальчики я не оставлял, точно вам говорю, всё за собой подтирал, так что проехав один пост я направился ко второму, уже не став бросать машину а проехал прямо так, напрямую. Конечно, простыня чуть приглушила звук, но всё же полностью его не убрала, однако сделала достаточно тихим, чтобы он не разнёсся далеко, так что на посту была тишь и благодать. Четыре солдата и тот самый офицер, лейтенант. Между постами было чуть больше километра, так что, похоже, звуки схватки до них не долетели и это радовало. Правда с поста их должны были предупредить по рации, что едет машина, а этого не было, так что они насторожились, и не зря.
На первом мосту тоже были солдаты и офицер и, хотя я их положил, расслабляться не стоило. Это были бойцы из внутренних войск. Эти, например элита, из дивизии Дзержинского. Так что, подъехав, я остановил машину по требованию и открыл огонь с двух рук. Простыня и тут помогла, выстрелы били слегка приглушённые, не звонкие хлопки. Проведя контроль, я поехал дальше, к основной базе. Именно туда я прибыл и оттуда меня забрал Михалыч. Если уже проводить зачистку, так проводить. Там было трое, их и нужно было убрать.
Бросив машину в кустах на подъезде, я тщательно протёр все места, где касался и не касался тоже, после чего уже побежал к строениям егеря. Брать автоматы бойцов я не стал, пистолетов мне хватало. Шуметь я не собирался. Да и палево это брать оружие убитых, найдут, сразу свяжут с убийством Брежнева, мне это надо? Так что именно поэтому я и проводил зачистку и собрался позже избавиться от всего, что могло меня привести к этой ликвидации, то есть связать с нею.
Уже через час я голосовал на дороге, подняв руку. Достаточно быстро рядом остановился четырестапервый 'москвич' и в открытое окно выгляну усатый мужчина:
— Куда?
— В Брянск.
— Не по пути, но до Калуги я тебя подброшу. Садись.
Поправив висевший на боку портфель, я сел рядом с водителем и закрыл дверь. Отрешённо глядя на поля, что медленно проплывали вдаль, я вдруг почувствовал озноб. Только сейчас я понял что натворил, но другого пути уже не было. Мне его не дали. Быстро взяв себя в руки, хватит рефлексировать, да и не моё это, я зло оскалился. Хотят войны? Вы её получите. Не знаю, кто начал эту партию со мной во главе, но пешкой я быть не собираюсь.
Планов у меня было море, но сначала это дочки. Меня будут искать, и они самое больное место, на которое противник сможет нажать. Вряд ли ликвидацию Брежнева припишут мне, я всё сделал хоть и кроваво, но чисто, однако перестрахуемся и вывезем их в безопасное место, так что направлялся я в Киев. Причём старался это сделать с максимальной скоростью.
Как только я расстался со словоохотливым водителем, то у озера, где никого не было, снова сменил внешность, став рыжим, парик помог, проверил документы и, поймав следующую машину, поехал дальше. Как я уже говорил, путь мой лежал в Киев.
В этот раз машина была грузовой. Сидя рядом с водителем, я опёрся виском о холодное боковое стекло двери и размышлял о своих дальнейших шагах. Меня крутила какая-то не правильность, непонимание буквально бесило, что-то тут не так. Меня так увлёк этот анализ, что я не сразу заметил, что ямы на дорогах стали глубже, и грузовик бросало из стороны в сторону, отчего стекло окна стало всё сильнее и сильнее бить меня по лицу… По лицу?!..
— … давай, очнись… — услышал я сквозь шум в голове, в котором постепенно стихал рёв мотора грузовика.
Приоткрыв глаза, я рассмотрел усатое лицо того самого телохранителя, с которым боролся, спеца по греко-римской борьбе. Несколько секунд я непонимающе смотрел на него, после чего застонал от огорчения и с некоторым облегчением спросил у него:
— Рывок не получился?
— Нет. Как дёрнулся, Афанасий тебя зафиксировал, а я приложил, — указал тот мне свой внушительный кулак.
— Понятно, — с огромным облегчением вздохнул я.
Парни легендарной 'девятки' не такие уж и лохи и завалить их, как это было у меня в навеянных сотрясением 'воспоминаниях', нечего было и делать. Зубры те ещё. Одно радовало, Брежнев жив, он конечно полное чмо, но проблем с его гибелью мне было не нужно.
