Добытчик (СИ) - Громов Борис Николаевич
Видимо, в покер мне не играть, увидев мое лицо, Маша напряглась.
— Игорь Станиславич звонил. Снаружи все плохо. По крайней мере — в Питере.
Все остальное рассказывать не стану, она и так на последних обрывках нервов держится.
— Так, Машунь, ты продолжай звонить, а я нас на всякий случай к осаде подготовлю. Ну, двери забаррикадирую, и все такое прочее…
Стрелковый комплекс, а говоря проще — большой тир, это здание, которое изначально спроектировано и построено так, чтоб без ведома хозяев в него попасть было сложно. Специфика такая: оружие, боеприпасы… Но все же и не крепость, основная надежда была не на высоту и прочность стен, а на тревожную кнопку и быстрый приезд наряда вневедомственной охраны. Так что, пришлось попыхтеть: заблокировал все входные двери, а те, которые больше не понадобятся для входа-выхода — еще и мебелью завалил. Заодно отключил все электроприборы кроме мониторов охранной системы видеонаблюдения и холодильника на кухне кафетерия. С распределительного щитка обесточил все стрелковые галереи, кабинеты и подсобки, оставив освещение только в тренерской, на кухне и коридорах. Да и там почти все лампочки выкрутил. Света теперь по минимуму, лишь бы в темноте не заплутать.
В том, что электричество вот-вот вырубится — я даже не сомневаюсь. Если все именно так, как сказал Станиславич, то пожары и аварии уже есть, а чинить и тушить все это — некому. Так что — вопрос не дней даже, а часов. Резервный генератор в комплексе есть, даже две штуки. Один — здоровенный «Rigas Dizelis», вполне способный для нашего здания на несколько часов заменить собой линию электропередач, второй — маленький армейский «дырчик»*. Тот, правда, бензиновый. Но и мощность генераторов, и запас горючего к обоим — не бесконечны. Поэтому количество «потребителей» нужно сократить до минимума заранее, чтоб потом не бегать.
«Дырчик», он же «абэшка» — военный бензиновый генератор серии АБ (агрегат бензиноэлектрический). В данном случае — АБ-0,5−0/230.
Закончив с «инженерно-техническим обеспечением», перетаскивал из КХО оружие и патроны. Случись что, бегать за ними будет уже некогда. Всё перенес в «тренерскую», снарядил все имеющиеся в наличии магазины… Пока был делом занят — вроде полегче себя ощущал, отвлекала работа от недобрых раздумий. А как закончил беготню, так и навалилось. Сидел, опершись локтями на столешницу иуткнувшись лбом в ладони, смотрел на прикорнувшую на диване Машу, умотанную нервотрёпкой и переживаниями… А в голове — стерильная пустота. И ни малейшего понимания, как жить дальше, никаких идей и мыслей.
А где-то в семь утра выключился свет и смартфон беспомощно сообщил об отсутствии сигнала сети — мобильная связь тоже сдохла. Вот и приплыли…
Когда точно я вырубился — не знаю. Не уснул, а именно выключился, будто штепсель из розетки выдернули. Сидя за столом, ткнулся лбом в столешницу, заваленную огнестрельным железом и магазинами к нему. Очнулся от осторожного прикосновения к плечу.
— Серёжа? Ты как?
Ясно, Маша проснулась.
— Пока жив, что не может не радовать. Долго я спал? Сколько там натикало?
Девушка бросает взгляд на экран смартфона.
— Почти десять утра. И связи нет…
— Понятно, — я с хрустом потягиваюсь, разминая затекшие плечи и шею.
Собрался было встать, но передумал — я еще и левую ногу отсидел, по ощущениям она сейчас как ватная, того и гляди — подломится. Поерзал на стуле, страиваясь удобнее и возвращая кровоток в онемевшую конечность.
— Дозвонилась до кого-нибудь?
На лице девушки расцветает улыбка.
— Папа в мессенджере написал. Они на какой-то экскурсии были, там приема нет. Вернулись, а от меня десяток пропущенных…
Хоть какая-то польза от всех этих Ватсапов-Вайберов.
— Экскурсия? — не врубаюсь поначалу я. — Ночью?
— Доминикана, Серёж. Семь часов в минус от Питера. У нас полночь, у них — пять часов вечера… Я им написала, что у нас тут какая-то эпидемия бешенства и все очень плохо. Они сперва не поверили. Но я им велела смотреть новости… И быть очень осторожными. И все деньги отцу на карту перевела…
— Вот это — правильно, — поддержал я ее. — Молодец. Они там — чужие люди, туристы. Им рады только пока деньги есть, так что пусть денег будет как можно больше.
— Я много перевела, — снова заулыбалась Маша.
Буду честен, я ее оптимизма не разделяю. Если происходящее снаружи — не локальная проблема России, а, как говорил в кино Бабочкин-Чапаев «в мировом масштабе», то очень скоро деньги не будут стоить ничего. Но об этом мне лучше помалкивать. Она счастлива, с родителями ее все в порядке, остальное пока не важно.
— Ну, вот, а ты вчера панику подняла… Папа как, нормальный? Заграничную «автономку» твой старик выдюжит, если что?
— Ему пятьдесят восемь всего и он в ФСБ служил, и не всегда в кабинетах…
— Крутой был, короче? — решил пошутить я.
— Очень, — абсолютно серьезно кивнула Маша.
— Вот и отлично. Еще какие результаты по обзвону есть?
Маша замерла. Улыбка медленно сползла с лица.
— Ой… А я так обрадовалась, когда папа написал, а потом переписывались, а потом — деньги… А потом еще немного поплакала — и уснула…
Понятно. Внезапным счастьем накрыло и сразу всё остальное — побоку…
— А сейчас… — она растеряно смотрит на свой мобильный.
Ага, а сейчас связи больше нет. И скорее всего, уже не будет. Как и электричества. Всё, приплыли.
— Серёж, а ты еще до кого-нибудь дозвонился?
Я лишь отрицательно головой мотаю.
— Даже родителям?
— Мне некому, Маш. Отец с мамой еще в начале девяностых на машине разбились. Молодой «дальнобой» за рулем фуры уснул и — на встречную. А там «жигули»… Ну, и все… А тётка, тёть Рита, отцова сестра, умерла, когда я в армии служил…
Да, помню, неслабо меня тогда нахлобучило. Первые полгода службы, самые тяжелые, а тут — единственный родной человек. И начальник строевой части — тварь жирная! «Близкие родственники — это отец, мать и родные братья-сестры. Не положен тебе отпуск». Тогда-то я с Иванычем впервые и познакомился. До этого только воинское приветствие ему браво отмахивал, когда он мимо шел, ну, или равнение в нужную сторону на него брал, когда мы строем топали. Я кто был? «Салага»-первогодок, а он — только что назначенный начальником погранзаставы подполковник. Тогда-то Фоменко и показал себя правильным мужиком и настоящим офицером: отпуск дал своей властью, еще и билеты на самолет помог купить, на поезде я б на похороны точно не успел…
— Эй, ты чего? — удивленно спрашиваю я Машу, глядящую на меня глазами провинившегося спаниеля.
— Прости, я не знала…
— Брось, это все было так давно, что почти уже не правда. Да и откуда ты могла знать? Я про свою семью вообще никому тут не рассказывал. Один только Иваныч и знает… Знал…
— Может, все же «знает»? — с надеждой переспрашивает Маша.
Я лишь глубоко вздыхаю.
— Он точно был дома. У него квартира рядом с Восстания, на Суворовском. Самый центр. Если бы выжил — мы б сейчас тут с ним и с женой его, Кариной Владимировной, общались, а не вдвоем впотьмах сидели, не зная, что делать дальше.
— Вот к вопросу о «дальше», — ловит меня на слове она. — Что делать-то будем?
Прежде чем ответить, довольно долго думаю и, заодно, массирую виски, пытаясь разогнать тупую хмарь в тяжелой, не выспавшейся башке.
— Даже не знаю, что тебе сказать, Маша. Пока что у нас есть относительно крепкие стены, четыре десятка пистолетов и десять… Стоп, не десять, девять карабинов под пистолетный патрон, полсотни ящиков с патронами… Два генератора. Пять кубов соляры к дизелю и две сотни литров к «абэшке». И две машины… И продуктов немного в кафетерии… В общем, можем и отсидеться какое-то время, и двинуть куда-нибудь. Вот только куда? Станиславич сказал — город мертв. Не просто нет живых, нет никаких следов сопротивления мертвым. Понимаешь? Никто там не строил баррикады, не перегораживал улицы, не отстреливался из окон и не выгонял из боксов бронетехнику. Что бы там не произошло, оно произошло очень быстро, почти мгновенно.
