"Перевал Дятлова". Компиляция. Книги 1-9 (СИ) - Барчук Павел

— Константин, что молчишь? — голос подполковника выдернул меня из размышлений.

Я пожал плечами, шагнул вперед и уселся на стул, который находился ровно напротив стола.

Начальник недовольно поджал губы, но замечание не сделал. Странно.

В принципе, сказать подполковнику я мог многое. К примеру, предложить, а не пошли бы все на хрен. Или попросить отвезти меня в больничку к хорошему мозгоправу. Или набрать телефон психушки и попросил увезти туда людей, которые уверены, будто на дворе 1959 год, ибо именно эту дату называл дежурный, когда оформлял всю нашу дружную компанию. Или… Да вариантов на самом деле до чёртиков. Если бы не одно маленькое скромное «но». А, нет! Этих «но» до хрена набралось.

Во-первых, за спиной подполковника на стене висели портреты Ленина и Хрущёва. Ладно, Владимир Ильич, мало ли. В последнее время мы всей страной коллективно затосковали по советскому прошлому.

Однако не могу назвать причину, по которой начальник местного отдела милиции захреначил бы себе на стену Никиту Сергеевича. И кстати, да! Милиции! Вот ещё что. Не полиции, как должно быть по всем законам логики и нынешней реальности. Я своими глазами видел название, когда нас сопроводили в это серое, невзрачное здание, находившееся неподалёку от вокзала.

Теперь вполне понятно стало возмущение того деда в валенках. Странно, как мне ещё рожу не набили за «полицейских». Или куда-нибудь к чекистам не отправили. Наверное, сыграл тот факт, что я в своём поведении действительно больше был похож на психа, чем на какого-то шпиона или врага режима.

То есть, по данному пункту всё подтвердилось. Я реально нахожусь в Советском Союзе, на шестьдесят пять лет назад. Поэтому и дядька такой молодой.

Во-вторых, между вождём мировой революции и генсеком, чуть ниже, болтался календарь, на котором чёрным по белому было написано «24 января 1959 года». Ну, вряд ли менты стали вдруг обладателями шикарного чувства юмора. Да и шуточка такая, на любителя. Вот, пожалуйста, второе подтверждение готово. Я — в прошлом.

В-третьих, и это самое важное, на улице возле отдела остался тусоваться мой родной дядька, который отчего-то вдруг оказался в юном возрасте комсомольца. Я, конечно, слышал, будто мёртвые иной раз являются живым, но, млять, не так же!

Ладно, ходил бы там по дому, завывал, предметы двигал. Это ещё понять можно. Или снился и чего-то требовал. Так нет же! Он появился после нашей стычки с этими придурками-студентами, и очень даже бодро присоединился к процессу, пытаясь убедить доблестных стражей порядка отпустить товарищей.

Всё. Круг замкнулся. Какой бы абсурдной мне ни казалась эта мысль, но я на самом деле нахожусь в городе Серове, в 1959 году.

Вопрос резкого сумасшествия можно откинуть в сторону. Настолько натурально люди с ума не сходят. Просто в стычке с комсомольцами, чтоб им пусто было, удар под рёбра, который случайно прилетел от кого-то из ментов, когда они нас пытались угомонить, я ощущал как вполне себе реальный и настоящий.

Да и вообще, глюки они какие-то более приятные должны быть, что ли. Райские кущи, например. Или уверенность, что я и Наполеон — одно лицо. Иначе на кой чёрт вообще быть психом, если придуманная реальность тебя не радует.

С другой стороны, коллективно с ума не сходят, а мент продолжает чего-то от меня хотеть. Ещё бы понять — чего? В любом случае, вряд ли меня бы вот так допрашивал собственный глюк. Нет. Ни черта это не шизофрения. Натурально всё.

— Ну? — повторил с нажимом подполковник. Он явно начал терять терпение.

Мент постукивал пальцами по столешнице и слегка поддергивался. По крайней мере, мне так показалось. Хотя уж если кому и надо психовать из нас двоих, точно не ему. Он-то в своей обычной жизни находится. Ему-то вообще нет повода нервничать. Однако, и это факт, он явно нервничал. Я заметил, как по вискам товарища начальника отдела скатились несколько капелек пота. А в кабинете совсем не жарко. Даже, скорее, прохладно.

Чёрт, может, это и не милиционер вовсе, а доктор? И я действительно съехал с катушек. Может, меня вот таким нетрадиционным способом пытаются вернуть в себя? Да нунах! Дядька Славка своим существованием во всей этой истории любые версии перечёркивает. Любые, кроме одной. Все что со мной сейчас происходит — реально.

Я молчал. Мент хмурился и чего-то ждал. Самое интересное, моё молчание вполне заметно выводило его из себя, но подполковник старался держать свои негативные эмоции под контролем. Ему это, прямо скажем, давалось не очень хорошо, однако по какой-то неизвестной причине он оставался сдержан и вежлив. Это для милиции не очень свойственные характеристики.

— Что? — спросил я товарища подполковника.

И вопрос, кстати, был максимально обширен. Чего от меня ждут? Я не понимаю. Надо согласиться, будто Замирякин Константин Константинович — это мои имя и фамилия? Ну, уж нет. Не готов. Правда, учитывая обстоятельства, сильно тоже не взбрыкнёшь. Точно в психушку отправят, если начну доказывать, будто зовут меня иначе, и вообще, сами мы не местные. Причём настолько не местные, что охренеть можно.

Подполковник тяжело вздохнул, а затем с тоской посмотрел на меня. Он в течение почти десяти минут, которые мы тут тупили, постоянно то отводил взгляд в сторону, то в упор пялился на мою физиономию. Такое чувство, будто мужика что-то сильно беспокоило.

— Константин Константинович… что ж ты… отца, я, извиняюсь, позоришь. Он ведь у тебя приличный человек. Партийный. Такой пост занимает в Свердловске… А ты… — разродился, наконец, мент.

Я слегка подзавис от столь внезапного заявления. То есть выходит, подполковник меня знает. Тьфу ты! Не меня, конечно. Этого дебильного Замирякина. Совершенно, правда, непонятно, при чём тут я? Почему уже второй человек лепит мне эту фамилию, да ещё так уверенно.

Подполковник тяжело вздохнул, сунул руку в карман и вытащил оттуда клетчатый, сложенный вчетверо, носовой платок. Вытер им лоб, потом до кучи ещё и тыльную сторону шеи промокнул. Гадом буду, мужик весь на нервах.

— Константин Константинович, ты пойми, ситуация у нас выходит «аховая». Сын первого секретаря горкома Свердловска был задержан во время драки на вокзале. И ещё, кстати, очень интересно, что он там делал. Свидетели говорят, спал на лавочке. Это как вообще?

Подполковник задал вопрос, а затем вдруг посмотрел на свой платок, который по-прежнему зажимал в руке. Взгляд у него стал немного удивлённый. Он, видимо, за одну минуту успел забыть, откуда взялась эта вещь. То есть мужик не просто нервничает, судя по его поведению. Мужик в конкретном стрессе. И причина, как я теперь понимаю, не в Замирякине лично. Причина — в родителе Замирякина, который в партийных шишках значится.

Интересный поворот…

Глава 4

О временах, нравах и договоренностях

После заявления подполковника про папу, вокзал и бомжевание на лавочке, снова повисла пауза. Такими темпами мы точно ни до чего не договоримся, а лично мне уже очевидно, наша беседа сто процентов имеет цель. Я так понимаю дежурный забрал мои документы, оформил свои бумажки, и потом информация дошла до начальника отдела. Не вся, конечно. В общей картине ничего особо важного нет. Молодёжь накуролесила, момент где-то вполне обычный. Но вот фамилию Замирякина, выходит, начальство узнало, ситуацию оценило, и решило взять дело под свой контроль.

— Отец твой такой уважаемый человек… — снова завёл нудятину подполковник, просто какая-то сказка про белого бычка, честное слово. — А ты…

— А я?

Пришлось уточнить, потому что судя по ярости, появившейся во взгляде начальника отдела, и носовому платку, которым мент судорожным жестом в очередной раз утёр потный лоб, он снова собирается многозначительно замолчать.

После моего вопроса мужику стало слегка полегче. Гора с плеч у него свалилась. Видимо, этого и не хватало в разговоре. Начальнику отдела нужна была моя заинтересованность.

У меня, кстати, тоже появилась надежда, что сейчас, в процессе выяснения, появится более четкое осознание ситуации. Надеюсь, мент уже конкретно обозначит перспективы моего светлого будущего, и пояснит, что именно он планирует со мной делать. И не только со мной, с шутниками-комсомольцами в том числе. Да и вообще. Я пока плохо соображаю, как быть дальше. Хотелось бы немного понимать, что мне грозит и как с этим разбираться.