Александр Уралов - Долгий дозор
Поутру, бывало, занесет их песком, и мулла-батюшка гонит наверх пару дежурных — отгребать… Раз с Ромкой-джи — а ведь здоровые уже были, лет по тринадцать! — добаловались и высадили стекло. Песок на школьный комп посыпался. Мулла-батюшка прочел молитву о кающихся грешниках, засучил рукава своего комбинезона… и ка-а-ак врезал своим посохом по задницам обоим дежурным… ох и больно же было! Не приведи Господь-Аллах еще и под его посох попасть — в его руке сила праведная, солдатская… и калаш у него именной, собственный. Еще от Первосвященника Ивдельского… реликвия!»
— Слышь, Егорка, где ты их нашел, а? — зашептал сзади Ромка-джи. — Там, где капище с крестом?
— Нет там креста, — сухо ответил Егор.
— Так там же крест торчал! Куда мог деться? Карачи стащили?
— Какой крест, дубина! — не выдержал Егор и повернулся. — Это не крест совсем… а так, обломки какие-то. Нечестивое капище в другом месте!
— Тише ты! Смотри, аминь уже начали!
Егор посмотрел на старосту и вдруг понял, что тот замолчал и омывает руками лицо. Все в комнате нагнули голову:
— Господь-Аллах, Вера-Истина!
— Аминь, — закончил Зия по праву гостя. — Теперь, как я понимаю, наша очередь?
— У тебя фирман-Москва, ты говоришь — мы слушаем. Москва — сорок добродетелей, Москва все видит, престол ее у врат райских, семь холмов ее — семь твердынь Веры-Истины! — забубнил нараспев староста Володя.
«Ох и хитрый же он! Савва все пишет, все подряд — это уж точно. „До Москвы далеко, Казань не близко, но слово не воробей: хоп! — и пошло гулять по свету“, — говаривал дед. А староста Володя перед гостями стелется. Ишь ты, даже позволил им на Совет со своим оружием прийти, чего только самым высоким гостям дозволяют! Хотя, с другой стороны, пойди прикажи им с голыми руками на Совет явиться!»
— Я вот что предлагаю, — сказал Зия, улыбаясь во весь рот. — Сейчас мы закруглимся и дружно пойдем отдыхать. Полномочия, как вы поняли, у нас самые широкие, в Городе мы дней пять пробудем и все сами увидим. Спасибо Совету и старосте — историю вашего рода мы уже знаем, а что не знаем — вы нам и покажете.
— Потом солдат, поди, в Город приведете! — дерзко выкрикнула Алла-оператор.
Народ зашумел, задвигался. Ей с мужем можно дерзить — их семья при любой власти пригреется! Установка-то всем нужна. Комбикорм верблюдам, овцам пойло, глюкоза, ген-галеты… все от нее, Установки-матушки, благослови ее Господь-Аллах! Секреты у них семейные, хрен кто ведает… так что без них, операторов, никуда!
— Не приведем, если лукавить не будете, — спокойно ответил Савва, а Зия засмеялся. — Мы в Святой Академии Наук — не военная разведка.
— Ага, не разведка они, — нагнувшись к уху взмокшего Егора, горячо дышала Маринка. — А сами с ног до головы во всем новеньком… Мама-Галя говорит, что…
— Тихо! — крикнул староста. — Разгалделись! Совет окончен. Завтра вечером соберемся — опять гостям слово будет.
Народ стал подниматься, кто-то натужно закашлял и звучно пукнул. Старый Ким уже торчал в дверях, кланяясь. На шее у него болтался тревожно попискивающий ветхий страж-анализатор, среагировавший на оружие гостей. Бережет его Ким. Один такой прибор, на весь Город один. Давным-давно, во времена незапамятные за прибор троих верблюдов отдали. И то, говорят, повезло, по дешевке взяли!
— Егорушка, пойдем попробуем с ними поговорить? — Загорелись глаза у Маринки. Ромка-джи виновато топтался рядом. — Пойдем, а? Про Москву спросим… там все-таки моя прабабка жила!
— Не жила, а бывала, — буркнул Егор. — Иногда.
— Тебе-то что, ты с ними почти два дня общался! — тотчас надулась Маринка. — Даже фильм-файлы смотрел. Ну и иди… мы с Ромкой-джи сами… раз ты такой…
— Ладно-ладно, — торопливо сказал Егор.
Не хватало еще, чтобы его оттерли в сторону! А кто их сюда привел, скажите на милость? Конечно, компьютер с «комарами» у Саввы тот еще, сам довел бы их до Города… но все-таки!
У колонн уже толпился народ. На лестницу вверх не поднимались — все ж таки Совет! Но у подножия было плотно, в первых рядах стояли старики, и кто-то из молодых уже сажал на плечи смешливых и любопытных девчонок. Разнокалиберная детвора облепила близлежащие стены. Некий сопливый шкет уже умудрился сверзиться и вопил, как недорезанный. Его с проклятиями выковыривали из колючек.
Было душно. Солнце садилось желтым выпуклым диском, пристально уставившись прямо в глаза выходивших людей. Безголовый идол человека Ленина черным пузатым силуэтом торчал над угловатыми верхушками ген-саксаула. Небо пламенело. Неподалеку взревел верблюд — говорили, что, мол, приехали нынче аж с самого Куяша… но это было явной брехней — неближний свет!
Впрочем, фирман-Москва не каждый день на голову падает… могли и приехать.
— Кончилась наша прежняя жизнь, — неожиданно спокойно сказал староста.
— Рано или поздно так и должно было случиться, уважаемый староста Володя, — рассеянно ответил Савва, глядя куда-то поверх толпы.
Зия поднял руки и крикнул:
— Привет, люди, привет!
— Мир тебе, человек добрый, хан-батюшка, — разноголосо загудела толпа. — Мир тебе!
Совет и гости стали чинно спускаться с лестницы.
Вообще, конечно, необычные люди эти Зия с Саввой! Пожалуй, они даже более загадочны, чем шатун-боец, встреченный Егором полгода назад. Помнится, как ни странно, тогда более всего именно Маринка выспрашивала у Егора подробности его встречи с молчаливым «пустынником по обету». Что уж случилось с человеком, какие грехи он замаливал, подавшись в шатуны, — это Егор вряд ли когда узнает… но встречу эту запомнил он навсегда.
— По обету ушел из Челябы в пустыню жилистый Лю Шань, инженер по программ-ирригации. Похоже, сам на себя епитимью наложил… и не маленькую! И что интересно — по кодексу покаяния мог он выбрать себе два пути. Первый — совершенствование в оружии и наем к любому из власть имущих, если он твердо уверен, что дело у хозяина праведное и не множит число вдов и сирот.
Лю выбрал себе второй — самую тяжелую и скорбную долю… шатун-боец без снаряжения. Есть комбинезон, чтобы в пустыне не сдохнуть, есть холодное оружие… и все! Сам себе врагов выбирай… и здесь уж держись! В борьбе, которую считаешь праведной, — слабых защищай, Веру-Истину в самой ее милосердной ипостаси проповедуй, используй любое оружие, но только то, что сам у врага отбил, — дерись, себя не жалея… и молись, что выбор правильный сделал.
Ошибся в выборе, умножил зло — считай, что навеки душу бессмертную загубил. Бесповоротно и без возможности повернуть все вспять. Оно конечно, Господь-Аллах в бесконечной мудрости своей последний и справедливейший суд вершит над нами, поскольку нам, смертным, все в тумане видится. Но Егор, честно говоря, не смог бы честно и откровенно сказать, что всегда отличит черное от белого, праведное от неправедного, истинное от ложного. Поэтому и не может он пока представить себя шатуном-бойцом… и вряд ли когда сможет. А ведь все пацаны с детства в этих героев играют и файлы о них смотрят!
Встреча их была мимолетной, но Егор навсегда запомнил тоскливый взгляд Лю. Видимо, понимал тот, что можно на всей планете справедливость установить, перебить всех неправедных, но…
…Но не вернешь при этом ни умерших, сердцу дорогих, ни ошибок своего прошлого не исправишь.
По закону поступил Егор, все правильно сделал, все потом хвалили. Предложил все, что у него есть, из того, что может воину по обету понадобиться, включая помощь в бою и жизнь в жертву. В Город пригласил. Но Лю Шань отказался. Взял только воды немного и попросил Егора принять от него в знак благодарности фигурку Конфуция-лжепророка, вырезанную из синего камня. Сказал, что камень этот — небесный, нефритом называется. Подарок от такого воина — не грех, хоть бы он тебе статую самого сатаны подарил. Праведность обета все очищает, как сказал мулла-батюшка. И фигурка с той поры в Храме на одной из полок с дарами стоит. И все-все Егору завидуют… и сердятся, конечно, что не уговорил он Лю Шаня хоть денек в Городе передохнуть.
— Мало таких людей, да! Очень мало. Да и то сказать — не каждый истинно верующий этот груз выдержит, ибо снимает с себя такой воин свой обет сам. Тогда только, когда поймет, что достиг успокоения в душе и мира с Господом-Аллахом. И лучше уж не брать такой груз на душу, уповая на милосердие Вседержителя, чем мучиться и искупать грехи свои… и знать, что эта ноша скорее сломит тебе спину, чем тернистым путем приведет к искуплению и покою.
Награда велика… но и путь чересчур тяжек.
Егор мысленно помолился за Лю Шаня. Хороший он. Пусть будет Господь-Аллах к нему милостив, пусть!..
— Я знаю, — неожиданно заявил Ромка-джи, укладываясь спать. — Это ген-солдаты. Они могут руками бетон крошить, сталь гнуть и на лету пули зубами ловят. Как ниндзя Господа-Аллаха.
