Сергей Якимов - Дар
– Не думай, Денис, что я отпущу его успокаиваться домой, – сказал лейтенант. – Ему полезно будет побыть в одиночестве, а завтра мы с ним побеседуем. И что вообще происходит? – возмущенно воскликнул Ващук. – За один день – две стычки, завтра у меня две беседы, как будто мне больше нечего делать?! Что случилось с Узинском? Неудобно же перед гостем! Я думал, мы живем в тихом и уютном городке, а оказывается…
Лейтенант внезапно замолк, увидев, что все удивленно смотрят на него. Сам он был удивлен своему внезапному красноречию не меньше других.
Глава 6
Когда, сверкая мигалками, милицейская машина остановилась у кафе, из-за пышных кустов обратно на дорогу выехала «шестерка» и со скоростью идущего человека, по-прежнему не включая фары и габаритные огни, поехала к стоянке. Автомобиль будто плыл в сгустившихся сумерках, практически невидимый и неслышный. Выехав на довольно хорошо освещенный участок дороги рядом со стоянкой, он прибавил скорость, будто хотел поскорее проскочить освещенное место.
…Наручники щелкнули на запястьях Дмитрия Редковича, сержант Ковров вывел его из кафе и посадил на заднее сиденье милицейской машины. Редкович больше не брыкался, он впал не то в апатию, не то в какую-то странную задумчивость, и сейчас сидел, уронив голову на грудь и глядя на стальные браслеты на своих руках.
– Как я понимаю, ты не собираешься делать заявление на Редковича? – сказал лейтенант, обращаясь к Алексеенко.
– Нет, – после некоторой заминки ответил тот.
– Твое дело, но эту ночку он посидит в участке, а завтра мы вызовем из Процевска психиатра…
– Вот это правильно! – согласился Алексеенко. – Диме надо заняться своими нервами.
– Тогда я поехал. – Лейтенант направился к выходу. – Увидимся завтра, Андрей.
Он вышел из кафе и случайно увидел вдалеке силуэт удаляющейся машины с выключенными габаритными огнями. Мысли его были заняты совсем другим, и он отметил лишь, что не следует ездить в темноту без огней. Сев на заднее сиденье рядом с Редковичем, Ващук сказал сержанту:
– Давай в участок. И выключи ты мигалку, ничего такого не случилось!
– Не скажите, лейтенант, – пробасил Ковров. Его низкий, словно гудок теплохода, бас был предметом улыбок и добрых шуток всего городка. К тому же он имел привычку говорить немного громче, чем нужно, и поэтому нередко появление сержанта ознаменовывал его далеко слышный голос: – Там, на перевернутом стуле я видел кровь…
– А бутылку от кетчупа ты не видел?
– Бутылку? – Сержант почесал затылок и, поняв, что опростоволосился, оправдался: – Она, наверное, лежала за стулом. Но драка-то была! Откуда у Алексеенко такая шишка?
– А вот это ты спроси у Димы.
Редкович тяжело вздохнул и поднял голову:
– Я не знаю, что на меня нашло, лейтенант, – еле слышно произнес он. – День был плохой, точно. Но ведь бывали и хуже!
Он замолчал и снова ушел куда-то в себя.
Милицейская машина проехала мимо поворота в темный, лежащий позади домов переулок, и никто в ней не заметил «шестерки», притаившейся в темноте.
«Шестерка» постояла еще минут пятнадцать, а потом медленно тронулась и выехала на узкую дорогу, что являла собой условную границу Узинска. Дорогой этой редко пользовались даже в дневное время, не то что вечером, и использовали ее обычно жители окраинных домов, чтобы быстро попасть из одной части городка в другую, да мальчишки, устраивавшие здесь гонки на велосипедах. Без фар и огней «шестерка» быстро ехала по середине узкой дороги, на которой с трудом разъезжались два автомобиля. Дорога практически не освещалась, лишь иногда на нее падал свет из близлежащих дворов. Тем не менее, машина ни разу не угодила в скрытые темнотой многочисленные выбоины.
Когда впереди мелькнул свет фар, водитель машины зажег огни и сбавил скорость, после чего прижался к обочине, чтобы разминуться со встречной машиной. Когда огни этой машины исчезли из зеркала заднего вида, фары «шестерки» вновь погасли, а скорость увеличилась раза в два.
Оказавшись в противоположной от «Придорожного заведения» части Узинска, «шестерка» свернула в еще один темный переулок и притаилась там, растворившись в темноте.
Свет неполной луны проникал сквозь щель в занавесках и падал на старинные часы, замысловатые стрелки которых показывали полпервого ночи. На узкой жесткой кровати неспокойным сном спал человек. Он ворочался с боку на бок, отчего один угол его одеяла уже лежал на полу, и шептал что-то неразборчивое пересохшими губами. Человек этот был священником небольшой церкви, расположенной в городке, и звали его отцом Никитием…
– Приходите завтра на службу, – сказал отец Никитий, жмурясь от яркого весеннего солнца.
Он стоял у машины Лановых, спиной к церкви и глядя на складывающую в багажник машины вещи Светлану Лановую. Ей было двадцать семь, он это знал точно, то есть на одиннадцать лет меньше, чем ему. Она была довольно красива. Короткие белокурые волосы, большие серо-зеленые глаза, полные алые губы.
– Боюсь, что мы не сможем, – ответила она. – Мы уезжаем на все выходные.
«Уезжаете от слова Господнего!» – зло подумал Никитий.
– К тому же вы ведь знаете, что мы не посещаем церковь.
– Да, знаю. Но, думаю, что вы всё же должны прийти завтра. Мы будем говорить о грехе.
– Отец Никитий, – Светлана выпрямилась и поправила волосы. На ней была легкая шелковая рубашка и черные лосины, подчеркивающие форму ее красивых ног. – Вы нарушаете наше право на свободу вероисповедания, – и она улыбнулась.
Дьявольская улыбка! Дьявольская улыбка!
Он понял! Он всё понял!..
Отец Никитий заворочался в кровати, и с его губ слетели слова:
– Понял, всё понял!!!
Солнце уже не светило, по небу плыли низкие свинцовые тучи. Но Никитий не удивился. Он ведь всё знал.
– Свободу вероисповедания? Но вы ведь не верите…
– Правильно.
– Но вы должны…
– Свобода вероисповедания включает в себя не только свободу веры, но и свободу от веры. Это наше право.
– Тем более вы должны прийти завтра, ведь самый большой грех – это отсутствие веры. Вы должны, обязаны веровать в Господа нашего…
– Но вас ведь никто не обязывает не верить, – снова улыбнулась в ответ Светлана.
Улыбка! Она издевается над ним! Она насмехается надо всем: над церковью, верой и… Богом!!!
Насмехается над Богом!!! – прошептал отец Никитий, отбрасывая во сне одеяло. На лбу у него выступили и заблестели в лунном свете капли пота. – Издевается…
Проливной дождь лил со свинцового неба, Никитий чувствовал, как холодные капли текут по лбу и щекам. Волосы его тут же стали мокрыми.
Но Светлана не промокала. Одежда ее оставалась сухой, а на волосы не упала ни одна капля. Но что-то изменилось в ней…
Да-да! Волосы ее стали длиннее и золотистыми локонами падали на плечи; несколько верхних пуговиц рубашки были расстегнуты, открывая белоснежную кожу шеи и груди, а сама рубашка стала намного короче.
– Вы странно смотрите на меня, – по-прежнему улыбаясь, сказала Светлана.
В глазах ее горел огонь.
– Дьяволица! – закричал Никитий во сне. – Не подходи ко мне! Не подходи…
Он метался на кровати, как безумный, молотил руками и тяжело дышал.
– Не подходи ко мне! Я знаю, кто ты!
– Что с вами, отец?
Светлана шла на него, улыбаясь. В глазах ее пылал огонь.
Дьявольский огонь!
Дьявольская улыбка!
Дьяволица!
Светлана протянула к нему руку.
– Не бойтесь отец, поедемте лучше с нами. Вы многое поймете, поймете, кто стоит над нами, кто правит миром.
– Нет!!! Вы несете грех, вы – его воплощение! Вы слуги дьявола! Я знаю это!
Небо рассекла молния, и земля содрогнулась от грома. Вода лилась сплошным потоком, но волосы и одежда Светланы оставались сухими, тогда как отец Никитий промок до нитки и дрожал не то от холода, пробиравшего его до костей, не то от страха.
Нет, не от страха! Бог с ним, он поможет победить, изгнать обратно в преисподнюю дьявольских слуг.
– Не подходи! – он вытянул перед собой крест, висевший у него на шее. – Во имя Господа, вернись туда, откуда ты пришла!..
– А откуда она, по-вашему, пришла? – раздался за его спиной голос и, обернувшись, он увидел Германа Ланового, стоящего в шаге от него.
Герман был выше Никития на голову и намного шире в плечах, а сейчас казался просто огромным и устрашающим. Глаза его тоже сверкали, а на губах застыла издевательская насмешка. Она никогда не сходила с его губ.
