Вадим Денисов - Антигеймер
Для начала увидел забор — невысокий, из серых досок.
Никому и никуда он не упёрся. Никому, потому что аварийно накренился, а никуда, потому что просто стоял, ничего не огораживая и ничего же за свою дощатую спину не забирая. Всего метров сто, обе стороны просто тупо обрываются среди лопухов. Вполне земных лопухов. Понизу — блекло-зелёная травка, это хорошо, значит, растительность в этом секторе есть. О, и кусты вижу!
Несколько приободрённый, я перевёл взгляд. Слева от забора стояла покосившаяся дощатая же будка, похожая на дворовый туалет в одно очко азиатского типа, справа — вообще ничего. Зачем тут вообще туалет нужен, что за люди мимо этой рухляди прогуливаются? По ту сторону забора на металлической вышке был установлен приличных размеров цилиндрический стальной бак с мощными заклёпками, что-то типа накопителя водокачки. Бак мятый, облезлый и ржавый, сбоку — кривая лесенка опускается почти до земли, но лазить на неё не стоит, вот-вот отлетит. За баком притаился какой-то сарайчик, сколоченный из старых ящиков, к нему прижался железный гараж-контейнер с приоткрытыми воротами.
Треть забора поверху украшала путаная колючая проволока. Почему я увидел именно забор? Сидел так — мордой на него.
Красновато-серо-жёлтое небо висело надо мной.
То самое, тревожное, жестяное, постапокалиптическое, вот и сподобился, получи, Стёпа, персональный Lost. Я даже не сообразил сразу, где бы такое небо было уместней, в «Фаллауте» или в «Санитарах». И тучи — ржавые, низкие, вязкие…
Судя по всему, меня десантировали на окраине города.
Точка приземления случилась на небольшой возвышенности, даже не на холме, так, бугорок пологий. А город лежал чуть ниже — до него всего с километр. Что сказать с первого взгляда и дальнего расстояния… Более всего Попадонецк был похож на вполне обычный небольшой среднерусский городок, но только без стандартных пригородов с маленькими домиками и садово-огородными участками, растянутых на три автобусные остановки. Территория застройки обрывалась резко.
Вставать я не торопился, удобно сижу, далеко гляжу.
Много двухэтажных домов, а уж три этажа — предел местных архитектурных высот. Черепичных крыш маловато, а вот кровель со ржавыми листами бывшей оцинковки хватает. С того места, откуда я заинтересованно разглядывал окрестности, остальные архитектурные особенности городка были неопределимы. Вроде бы и «сталинки» имеются, но и что-то западное угадывается. А вот и четыре острые готические башенки по углам городской ратуши, её всегда так рисуют! Откуда в русском городе взялась ратуша?
Ближе к дальней окраине высилась пожарная каланча, на таких раньше развешивали для просушки серые пожарные рукава, чуть правее — красный столбик нормальной водонапорной башни. Ещё ближе — разнообразие небольших крыш разбавляли шпили каких-то культовых сооружений.
Вот чего не было, так это православной церкви. А почему, спрашивается? Да потому что никто их никогда в подобных постапгородках, как и в городках попаданческих, не описывает, отчего-то не жалуют наши фантасты культовые объекты православной культуры, неромантично им, стервецам, неапокалиптично, видите ли. Улицы? Точно вижу пока только одну, главную — Мейн Стрит или ул. Ленина, скоро выясним, если сразу не сожрут.
Вдали, через дикое поле, невысокой полоской жиденький лес с разрывами и островками зелени, вполне может быть и так, что в прототипе там некогда были искусственные насаждения, а волнистые поля исправно обрабатывали сельхозмашинами. Справа от города — что-то явно неземное: нереального вида высокие угрюмые горы — одинаковые пики чередой поднимались над полосой густого тумана.
Ниже тумана в одном месте что-то поблёскивает, похоже, это река.
В целом — ожидаемый пейзаж.
Что сижу-то?
Только я встал, отставив табуретку в сторону, и повернулся на сто восемьдесят градусов, как тут же увидел людей.
Их было трое. Я на всякий случай табуретку-то с земли поднял, сразу зажав одну ножку в руке — машинально получилось, неудобно держать вместе с пакетом.
— Здрас-сте.
Под ногами хлюпал кисель из пузыря.
— О! Ещё один придурок с бульонными кубиками прибыл! — хрипло заметил наблюдательный мохнобровый бородач в телогрейке защитного цвета.
Кроме ватника на следопыте мной были отмечены и должным образом оценены: старая чёрная шапка-ушанка, потёртый кожаный солдатский ремень с выгнутой и надраенной до блеска пряжкой, прохоря гармошкой и обшарпанный автомат ППШ на груди.
— Чё, поди, Палыч насоветовал? Кампец, братва, паразиты в штабе! Обленился, смотрю, Департамент, обленился… Не следят за ситуацией. Этим кубикам тут грош цена, паря, вы ими уже весь Донецк завалили!
Я молчал, что тут скажешь. Вот такие же мужики по Чокурдаху и ходят. Правильный ли ты выбор сделал, Стёпа?
— Третий с утра рухнул, продуктивно сегодня трасса работает, — пробурчал стоящий рядом с бородачом сухой мужичок в чёрном кожаном пальто с поднятым воротом и изящно сплюнул в сторону разлагающегося киселя.
С правой стороны у лысого висело что-то типа обреза с тремя стволами, плащ на поясе слегка топорщился, и там что-то боевое прячется.
Почесав лысину, «кожаный» спросил у товарища:
— Полкаш, а ты заметил, что у него пузырь был новой модификации, с фиолетовым отливом? Модернизируют транспорт… Коллега, вас трясло на трассе?
— Не-ет, — выдохнул я, всё ещё прижимая к груди табуретку.
— Точно, модернизируют, — с каким-то непонятным сожалением утвердился лысый мужик. — Меня, помню, колотило, как на аттракционе… Ну, добро пожаловать в Рассадник, юноша.
Старик нашёлся, тоже… А самому лет, может, даже меньше, чем мне. Да и бородатый не в годах, хоть и пытается искусственно состариться до уровня опытного брянского партизана. Оба — в нормальных возрастных рамках «оболтус обыкновенный», такие под пенсионную программу не попадают, рановато.
— Кубики сюда давай, что ли, куплю за нормальную цену, в кабаках тебе такую не дадут. А нам в рейд топать, пригодятся в дороге, — протянул толстую руку партизанистый Полкаш. — Чё замер!
В ночных московских подворотнях я бы себя повёл послушно, имелся печальный опыт общения с такой гопотой, а тут сразу подумал: какого чёрта он понты качает! Я же в другом мире, самое время для перековки! Вот только страшновато что-то. Интересно, а там точно туалет?
Кажется, я понял, кому и зачем он тут нужен.
— Ну!
— Отстань, старый хрен! — окончательно разозлился я, жаль, тонюсенько получилось, жиденько как-то. — Без тебя соображу, кому двинуть.
— От, борзота пошла! — встрепенулся ватник с нехорошей ухмылкой. — Давай, кому сказал!
Брянский уроженец попытался направить в мою сторону автомат, наверное, больше символически, чем на деле — для обозначения статуса. Но и этого Полкашу сделать не дали. Третий участник драмы с прибытием — среднего роста накачанный стриженый блондин в отечественной армейской «цифре» — спокойно схватил ствол одной рукой и плавно пригнул ППШ к земле.
— Ты что делаешь, обл… К шерифу в гости захотел? — резко поинтересовался он. — Порядки с полок выдуло? Машешь тут стволом.
Полкаш и не сопротивлялся, словно ждал именно такой реакции товарищей. Ага, ясно. Спектакли играют перед новичками.
— Да поставь ты табурет, чечако, никто его не украдёт! — опять заговорил белобрысый качок. — Хотя нет, тут не бросай, вот это уж точно продашь, крепкая конструкция, а у нас столяров мало, почти что тю-тю столяров, одни плотники-залётники… Голову не парь, проблем нет. Полкаша Колей кличут, он нормальный человек, только вот быстрый очень, напористый, партизан же, уле… А меня Володей зовут. Кличка Вудсток. Такой же позывной, так и называй.
— Да… мне по жбану, как тебя называть, — смело отозвался я, вспомнив последние прочитанные книжки. — Навалились гурьбой, ещё пузырь не впитался. Нет бы помочь новенькому, подсказать чего! И не бульонные у меня кубики, а вовсе даже «Букет приправ»! Ладно, проехали. Без вас разберусь.
Кожаный тихо присвистнул.
— Не брешешь? — бородач сделал стойку. — Покажь.
Я отрицательно качнул головой — вам только покажи, дьяволам, — но потом, подумав, вынул и предъявил упаковку.
— А он из умных будет, — внимательно прочитав надпись, отметил лысый. — Такому и помочь не грех. Помнишь, Володя, как тебе помогли?
— Помню, Герцог, помню. Как зовут-то?
— Степан Гунов.
— Че-его? — громко изумился лысый, на какой-то миг теряя тщательно оберегаемую вальяжность. — Да не бывает таких фамилий! Гонишь!
Калики-моргалики, как же мне всё это фамильное проблемство надоело! Ну, родители дорогие… В моем скупом московском кругу все давно привыкли, тут же предстоит остроумную хрень выслушать заново.
— Диверсант он, товарищи, — по-бывалому объявил наглый партизан, опять подхватывая ППШ, — засланный казачок. Во всех пиндосовских фильмах у русских такие фамилии. Гунов да Благов!
