Дмитрий Казаков - Война призраков
Орудовать лопатой в таких условиях оказалось сущим мучением. Тем не менее курсанты добросовестно ковырялись в земле, сооружая нечто вроде вытянутых ям.
– Вы роете себе могилы, – с совершенно серьезным видом ответил инструктор, более всего похожий на индейского вождя из старого вестерна. В наличии имелись орлиный нос, черные волосы и бесстрастное смуглое лицо. Не хватало только трубки и головного убора из орлиных перьев.
– Как? Что? – Копавшийся неподалеку Хорхе Кампос закашлялся. – Могилы?
Прочие тоже остановили работу.
– Ну, что замерли? – Инструктор, которого звали вовсе не Орлиный Глаз и не Могучий Бык, а всего-навсего лейтенант Джонсон, окинул всех ленивым взглядом. – Продолжайте работать! Или мне прибегнуть к наказаниям?
Лопаты со скрипом вонзились в землю. Наказанным быть никто не хотел. Взысканиям за те или иные проступки подверглись все, причем неоднократно. Помимо традиционных грязных работ провинившихся заставляли ночевать на дереве, лишали обеда или ужина.
Разве что в угол их не ставили.
Тем не менее наказания следовали одно за другим. Привычка жить прошлым и разговаривать о нем так прочно сидит в человеческих существах, что истребить ее просто волевым усилием невозможно. То один, то другой из курсантов вспоминал что-либо.
И тут же получал свое.
Сам Виктор прокололся, когда в разговоре с Рагнуром упомянул, как в свое время бывал в Норвегии в отпуске…
Ночь на пальме оказалась незабываемым переживанием. В ветвях свистел ветер, касания клубящейся вокруг темноты казались почти ощутимыми. Спать хотелось только в первые часы, потом пришло странное умиротворение, похожее на транс.
Виктор спокойно и равнодушно ждал, когда взойдет солнце. С легким восторгом наблюдал, как морская гладь на востоке вдруг вспучивается, выталкивая из себя огромный пламенеющий шар.
В этот момент он был готов петь гимны животворному светилу.
– Достаточно. – Голос лейтенанта Джонсона прозвучал в тот момент, когда яма Виктора достигла глубины в полметра. – Теперь идите и наберите веток.
– Веток? – удивился Виктор. Кроме пальм на острове росли и настоящие деревья, но за ветвями пришлось бы тащиться почти за километр.
– Да, принесите охапку, и чтобы были длиной в руку, – кивнул «индейский вождь». – Исполняйте, сержант. Пройтись по жаре все же пришлось. Причем не только
Виктору.
Из принесенных ветвей над каждой ямой соорудили нечто вроде полога. Открытым осталось только небольшое отверстие с одной стороны.
– Полезайте внутрь, – сказал Джонсон. – И осторожнее, ветви нельзя сдвигать!
Стараясь не обращать внимания на возникшую тревогу, Виктор скользнул в «могилу».
– Сейчас я закрою вас ветвями окончательно, – раздался сверху голос инструктора. – И вы останетесь захороненными до тех пор, пока не ощутите себя по-настоящему мертвыми…
– А как вы об этом узнаете? – выкрикнул Виктор, почти поддавшись панике, что его оставят тут навсегда.
– Узнаю, – был ответ.
Зашуршали ветви, затем послышался шум шагов. Джонсон удалился, чтобы «похоронить» следующего курсанта, и Виктор остался один в могиле, которую сам и вырыл.
Лежать оказалось довольно удобно. Земля словно подлаживалась под тело, повторяя все его выпуклости и впадины. Сквозь мешанину ветвей проникали отдельные солнечные лучи, издалека доносился шум прибоя.
«Почувствовать себя мертвым, – подумал Виктор, пытаясь разглядеть небо сквозь сплетения веток, – что бы это значило? Придется лежать тут до посинения? Или до тех пор, пока не засохну от жажды?»
Как выяснилось в дальнейшем, кое в чем он оказался прав.
17 июля 2217 года летоисчисления Федерации
Земля, остров Грасъоса Канарского архипелага
– Плохо, мистер Кинг! Отвратительно! – В старческом голосе звучал гнев, достойный бога.
Но для многих обладатель этого голоса являлся именно божеством.
Упомянутый «мистер Кинг», мускулистый негр, откликающийся на имя Бенджамин, сконфуженно улыбнулся, показав два ряда белых зубов, и опустил глаза.
– А вот смущение вы сыграли неплохо! – Гнев стихал, растворялся, подобно облачку в жарком небе. – Но это было ваше смущение, личное! А оно вам в работе не пригодится…
Хозяин старческого голоса, который сидел, скрестив ноги, на кипе циновок, откашлялся. Лицо его, похожее на маску демона из классического японского театра, осветилось неудовольствием.
– Запомните, – сказал он, – та сцена, на которой вам предстоит играть, куда более жестока, чем обычная! Наказанием за фальшь будет не осуждение критиков и презрение зрителей, а смерть!
Виктор наряду с прочими курсантами ловил каждое слово.
Предмету, скромно обозначенному как «актерское мастерство», их учил не кто иной, как Хидэки Тодзио, живая легенда современного театра. Тридцать лет он потрясал и шокировал спектаклями и постановками все человечество, пытался создать концепцию «театра просветления», которая нашла последователей по всей Федерации, а потом неожиданно исчез.
Поговаривали, что он ушел в буддийский монастырь.
Но это оказалось ложью. СЭС, скорее всего, купила мастера, возбудив его интерес, она предоставила ему «полигон» для воплощения любых, даже безумных идей. И Тодзио принялся обучать новобранцев Службы, используя принципы «театра просветления» для условий, которые в полной мере можно назвать боевыми.
– Образ, сформированный вами, должен быть жизненным, обладать индивидуальностью. – На мгновение Хидэки застыл, вскинув руку в красивом жесте. – А чем формируется индивидуальность? Мелкими привычками. В речи, в движениях, в поведении… Образ должен начинаться с них! Зритель, а для вас зрителями будут все вокруг, хватается за самые приметные черты поведения и на их основании достраивает образ, который в дальнейшем и воспринимает. Увы, мы не видим людей, мы видим скрывающие их образы, порожденные нашим собственным разумом. Ваша задача – научиться такие образы создавать и поддерживать.
Роли, предлагаемые Тодзио для учеников, не были взяты из пьес или литературы. В распоряжении мастера была огромная видеотека с записями тысяч обыкновенных, ничем не примечательных людей, молодых и старых, светлокожих и смуглолицых, веселых и печальных.
Никто из них не имел имени, и из жизни каждого была записана ровно минута.
– Вот нищий попрошайка, – говорил Хидэки, поигрывая пультом так, словно это была кисть для каллиграфии. – Это для вас, мистер О'Брайен… Рабочий с приисков Аляски подойдет мистеру Кампосу…
Тодзио учил вживаться в эти немудреные на первый взгляд роли, не роли даже, а жизни, вживаться полностью, до полного растворения, и вот здесь Виктору пригодился его актерский опыт. Но лишь частично.
Методы мастера «театра просветления» были совсем иными, чем у режиссера «Нового Глобуса».
Он заставлял учеников медитировать в тишине и неподвижности: каждый курсант часами разглядывал остановленное изображение того человека, роль которого ему предстояло сыграть.
– Смотрите, – наставлял он, – не надеясь на успех, очищая себя от мыслей, и истинная сущность откроется вам… Никакие рациональные размышления не помогут понять, как правильно двигаться и говорить в том или ином образе. Знание этого должна подсказать интуиция…
Сидеть и просто смотреть оказалось необыкновенно тяжело, особенно для деятельной натуры Виктора. Приходилось перебарывать себя, сражаться с желанием встать и заняться чем-либо еще или просто отвести взгляд…
Но потом, после часов скуки и мучений, подобно безмолвному взрыву, приходило понимание, как именно надо себя вести, чтобы сыграть пьяницу, религиозного фанатика или мелкого бандита, чтобы они казались не просто убедительными, а настоящими!
И Хидэки Тодзио оставался доволен. Иногда. Но все чаще и чаще.
1 августа 2217 года летоисчисления Федерации
Земля, остров Грасъоса Канарского архипелага
– Сэр, господин полковник… разрешите обратиться! Пойманный у дверей в столовую, Фишборн не выразил удивления. Он величественно повернулся к спешно подходящему Виктору и самым бесстрастным тоном спросил:
– Что вам угодно, мистер Зеленский?
– Зачем все это делают с нами, сэр? Я помню, что вы обещали, не отвечать на такие вопросы, но вокруг творится слишком много странного и даже пугающего! И в то же время во всем чувствуется система! Мне кажется, мы имеем право знать, сэр! – все это Виктор выпалил на одном дыхании. Он прекрасно понимал, что подобные расспросы могут привести к очередному взысканию, но осознанно рисковал.
Курс специальной подготовки СЭС отличался рядом особенностей, которые нельзя было объяснить какой-либо рациональной необходимостью.
