Роман Глушков - Демон ветра
Так они и упали в объятьях друг друга: одноглазый первым, а споткнувшийся поверх него – словно прелюбодеи, решившие вкусить запретный грех однополой любви. Мужичок подскочил к ним и, очевидно, не слишком полагаясь на собственную подножку, на всякий случай нанес удар каблуком в затылок мерзавца, находившего сверху. Противник мгновенно обмяк, тем самым превратившись в неподъемную обузу для придавленного им товарища.
Пока мужичок колошматил врагов, ошарашенный кружкой Луиса искатель успел подняться на ноги, вооружиться разбитой в острую «розочку» бутылкой и даже обозвать мужичка «особняковой мразью», однако в атаку не кидался. Бородач взял со стойки полотенце, неторопливо приблизился к последнему противнику и, не подлезая под разящую «розочку», словно плеткой щелкнул ему полотенцем по глазам. Искатель рефлекторно заслонил лицо руками. Именно в этот момент мужичок бросился на него, перехватил руку с «розочкой» и двинул противнику коленом в пах, да с такой силой, что дебошир аж подпрыгнул. Повторного удара не потребовалось: враг забыл про оружие, скрючился в три погибели и с воем упал ниц, крепко держась за пострадавший орган…
– Как ты? – участливо поинтересовался у Луиса мужичок, которого поверженные противники называли обидным словом «особняк» (паренек еще не знал, что в самом слове «особняк» ничего обидного как раз нет, обидным оно бывает лишь исходя из ситуации).
– Нормально, – буркнул Луис, пытаясь подняться, но тщетно. Его качало не хуже пьяницы, и виной тому было, конечно же, не выпитое пиво.
– Идем отсюда, приятель. – Мужичок подхватил невесомого паренька под руку и поволок к выходу, где трактирщик как раз заканчивал отделять «зерна от плевел», сиречь плативших от неплативших.
– Он еще не рассчитался! – Уперев руки в бока, трактирщик преградил путь мужичку и Луису.
Бородач извлек из кармана пригоршню мелочи и швырнул ее на ближайший стол.
– Этого хватит сполна, – огрызнулся он и добавил: – Уж не взыщи: компенсацию за ущерб платить не буду. Не я эту кашу заварил.
Трактирщик покосился на корчившихся дебоширов, в задумчивости почесал плешь, но дорогу уступил.
Бородач оттащил паренька к ближайшей водопроводной колонке, где и привел его в чувство окончательно. Там же они и познакомились. «Особняка» звали Лоренцо Гонелли.
– Ты храбрый парень, – похвалил Лоренцо Луиса. – Нет, конечно, накостылять бы я им все равно накостылял – не на того напали! Но если бы не ты, я бы не вышел оттуда таким уцелевшим. Кто твои родители?
Луис без прикрас поведал Лоренцо свою печальную биографию, уложившуюся всего-то в несколько предложений.
– Да, ничего не скажешь: трагедия, – сочувственно вздохнул искатель. – Беспризорник, значит?.. А ведь когда-то и я подобно тебе бегал по свету… Действительно, никому такой доли не пожелаешь… – и, немного подумав, предложил: – Вот что, парень, идем-ка со мной. Покажу тебя старшине общины: авось присмотрит для тебя работенку. Ты случаем ничем заразным не болен? Какое-то лицо у тебя странное…
– Оно у меня такое от рождения, – признался Луис, решив не обижаться. Следовало привыкать к подобным вопросам, которые, похоже, теперь будут сыпаться на него всю оставшуюся жизнь. Поэтому каждый раз обижаться на них – только время терять да нервы портить…
Старшина общины, что именовалась Барселонской Особой, придирчиво осмотрел Луиса, поморщился и задал аналогичный вопрос. Ответ паренька его не удовлетворил, и он хотел было воспротивиться просьбе Лоренцо, но тот рьяно взялся заступаться за нового друга. Гонелли упирал на то, что парнишка смышленый и крепкий, а поскольку их общину переводят на новую зону раскопок, которая, по слухам, потребует много выносливой рабочей силы, было бы негоже отказывать в покровительстве тому, из кого со временем может получиться хороший искатель.
– Черт с тобой, ставь на довольствие! – сдался-таки старшина и, уперев палец в грудь довольного Лоренцо, сурово добавил: – Но под твою личную ответственность! Начнет воровать или еще чего набедокурит, будешь отвечать вместе с ним! По всей строгости!
Так что уже на следующее утро Луис Морильо пребывал на раскопках и орудовал искательской киркой. Пьяный от счастья, он даже не обращая внимание на то, что непривыкшие к суровой работе руки покрываются кровавыми мозолями, а каменные осколки бьют его по щекам, норовя угодить в глаза. И не понимал осуществивший свое сокровенное желание паренек, почему некоторые считают искательский труд каторжным. Церковный приют – вот сущая каторга, а махать киркой на свежем воздухе после сытного завтрака и знать, что впереди тебя ожидает не менее сытный обед, а за ним и ужин, – это не каторга, а одно удовольствие.
Удовольствие, которое, впрочем, никогда не длится вечно…
Ветер Сото Мара не любил. Не любил потому, что тот всегда приводил за собой тучи, а они затягивали небосклон и надолго прятали от взора Сото cолнце. И хоть в летнюю жару ветер частенько дарил долгожданную прохладу, этим благородным поступком он все равно не мог заслужить любовь Мара.
Ветер напоминал ему о сквозняках, гулявших в стенах церковного приюта, о том холодном презрении, в атмосфере которого Сото провел свои детские годы. А когда ветер сочетался с дождем, Мара и вовсе впадал в глухую тоску, стараясь поменьше выходить из флигеля и побольше спать. Сон был единственным средством, снимающим с Сото депрессию при плохой погоде.
Средством этим, к сожалению, удавалось пользоваться далеко не всегда…
Однако не испытывая ни малейшей любви к ветру, Сото тем не менее относился к сей безудержной стихии с уважением. Уважал его при этом ветер или нет, тирадора не интересовало. Уважение Сото к ветру было сродни уважению наездника к норовистому жеребцу. С таким требовалось вести себя предельно корректно, а иначе прыткое животное при первом же удобном случае сбросит ездока наземь. Наезднику не дано знать, что думает о нем жеребец, главное для наездника – наладить с животным взаимопонимание, а без уважения подобного не добиться. И если наездник проявляет к строптивому жеребцу терпение и не обижается на его мелкие шалости, со временем тот станет ему вернейшим помощником. Проверено столетиями.
Сото Мара следовал данному принципу неукоснительно, за что ветер уже не единожды приходил ему на выручку. Подельники в кровавом ремесле – Сото и ветер – расходились после каждой совместной работы, чтобы через какое-то время снова встретиться и продолжить сотрудничество…
Дом Марко ди Гарсиа стоял на восточной окраине Мадрида. Как и все дома высокопоставленных граждан Мадридской епархии, его окружала высокая каменная стена, а охранялся дом подразделением наемных тирадоров – традиция, укоренившаяся со времен тотальных междоусобиц Века Хаоса.
Сото был вынужден наблюдать за домом обидчика своего сеньора не два дня, как планировалось, а четыре – подельник-ветер нарушил все прогнозы и явился с опозданием. Он вообще редко приходил минута в минуту, но без его поддержки Мара еще ни разу в своей практике к делу не приступал. Когда же после обеда четвертого дня ожидания по небу заходили тучи, и листья на деревьях оживленно зашелестели, у тирадора не осталось сомнений, что задуманное им произойдет именно сегодня. Ветер следовало брать «под уздцы» без колебаний, поскольку его переменчивый характер был Сото уже прекрасно изучен: подельник может передумать и выйти из дела в любой момент…
Ученые люди говорили, что во времена Древних у Земли было два солнца, чему Сото верил с большим трудом. Бывало, рассказчики и вовсе несли сущую ересь: дескать, второе солнце светило не днем, а ночью. Не так ярко, как дневное, но достаточно, чтобы темнота уже не казалась кромешной. Также говорили, что после Каменного Дождя, насланного на Древних за тяжкие грехи, Господь лишил своих рабов – тех, кто выжил, – ночного светила, как лишил некогда Адама и Еву права на жизнь в Раю. Сото прикинул в уме: свети сейчас на небе ночное Солнце, и для осуществления его планов требовалось бы уже нечто более всемогущее, чем обычный ветер и непогода…
Хорошая манера – насаждать дворы деревьями, соглашался Сото с хозяевами асьенд, в которые ему доводилось проникать. Но соглашался не потому, что был любителем флористики, – у него имелись на это свои взгляды. При шелесте листьев можно шагать по гравию без опасения, что тебя расслышат. За деревьями удобно прятаться от света фонарей и факелов. Взобравшись на дерево, можно узнать, что творится на втором и третьем этажах нужного дома. Мара всегда глядел на декоративные насаждения с практической точки зрения.
Но самое искреннее спасибо Сото готов был сказать владельцам тех домов (в большинстве случаев – посмертное спасибо), стены коих были увиты плющом. Лучшего подарка человеку, пришедшему по душу хозяина, и представить было нельзя. Дом казначея Марко ди Гарсиа как раз и принадлежал к таковым…
