Уильям Сандерс - Поезд в ад
— А ты кстати, уверена, что в тебе нет чешской крови, а, женщина? Для еврейки задница у тебя ну прямо-таки чешская!
Джудит выпрямилась и, держа в руках бутылочку и чистую белую тряпицу, возвратилась к Ховику.
— Старик мой, вечно ты талант и кавалер! Сиди смирно! — Самодельный спирт, когда Джудит обрабатывала порез, щипал немилосердно.
— Ну вот, нашли, наконец, применение для белой молнии Билли, — заметил Ховик. — Пока годится, чтобы бить микробов, закачивать в бензобак вместо бензина, разводить огонь. Эх, сподобиться бы ему еще, чтобы можно было как-то его пить и не сдохнуть при этом!
— Уж мне кажется, за свою-то жизнь ты попил достаточно.
— Да, хоть я этим и не особо горжусь. — Ховик взглядом проводил бутылочку со спиртом. — То есть, просто я хотел сказать, что…
В дверь постучали. — Войдите! — рявкнул Ховик.
В комнату вошел высокий, тощий, невзрачного вида молодой человек с длинными прядями редких черных волос.
— Джо Джек сказал, ты добыл, что нам надо, — сообщил вошедший.
— Ах да, точно, — Ховик поднялся и передал тому спортивную сумку. — Вот тут, уж на сколько хватит.
Билли-Черная Лошадь взялся было расстегивать на сумке замок, но Ховик окрикнул:
— Стой, черт тебя дери, не лезь проверять. Если окажется, что чего-то не хватает, то это потому, что я не смог разыскать. так что можешь мне это сказать завтра, тогда где-нибудь в другом месте поищем.
Билли кивнул Ховику, затем еще раз — Джудит.
— До встречи! — бросил он с улыбкой, обнажившей сильно подпорченные зубы, и, сграбастав сумку, исчез за Дверью.
— Мутноватый паренек, — заметил Ховик, когда тот ушел. Надо будет спросить у Джо Джека, все, что ли, у них в племени такие, с прибабахом, или это просто особый случай. Я так и не могу решить, гений он или просто последний из оставшихся калифорнийских чудил.
— Вы все еще возитесь с тем сумасбродным проектом, насчет ручья? — поинтересовалась Джудит. — Или, чего доброго, захочешь сказать, что пулю в лоб чуть не схлопотал из-за каких-то там проводочков и прочих игрушек для Билли?
— Слушай сюда, — ответил Ховик несколько запальчиво. — Ручей мы уже перегородили, водяное колесо работает. И Билли божится, что генератор уже установлен. Еще с недельку-другую, и у нас тут будет электричество. Вот тогда, Бог ты мой, увидишь…
— Я и сейчас великолепно вижу, при свечах.
— Ну их к черту! Я тебе о том холодильнике, старом, где кухня. — Ховик вытянулся на диване и блаженно улыбнулся. — Будет холодное у меня пивко нынче летом!
— О Господи! И это все ради того, чтобы охлаждать ту бурду, которую вы с Билли…
Разговор снова прервался; дверь, хлопнув, распахнулась и в комнату влетел, закружился над полом не то небольшой смерч, не то странно шумный ком перекати-поля. Докатившись до середины комнаты, ком замедлился, оказавшись парой мелких, донельзя грязных, полуголых ребятишек. Та, что сверху — девочка — пыталась, похоже, пробить другому голову камнем с кулак величиной. Тот, что снизу, впился противнику зубами в ногу. В воздухе летали неразборчивые ругательства, в том числе и непристойные. Ховик приязненно на них поглядывал.
— Ладно, ладно, не здесь, — вмешалась Джудит. — Сьюзен, брось камень и помоги брату подняться. Дэвид, не кусаться!
Пыл схватки не убывал.
— Сейчас мы этим камнем двоим мартышкам попки начистим, — сказал, не повышая голоса, Ховик.
Дети, яростно зыркая друг на друга глазенками, неохотно расцепились.
— Он мою куклу на куыфу забуофил, — доложила мрачным голосом Сьюзен.
— Не забуосил. Не видал я твоей цолтовой куклы.
— Ну-ка, давайте во двор! — твердо велела Джудит. — Еще светло. Калечьте друг дружку на чистом, свежем воздухе, ладно?
Ребятишки затрусили к двери. Сьюзен, заметил Ховик через полуприкрытые веки, по-прежнему с целеустремленным видом сжимала камень. Ребятишки скрылись из виду, но некоторое время их голоса все еще доносились в комнату.
— Трусы вонюцие!
— Пифька-малыфка!
— Близнецы! — усталым голосом произнесла Джудит. Билли-Черная Лошадь хоть знает, как соединять трубы.
Ховик не ответил. Задремал, что ли?
Какое-то время она молча стояла, глядя на него и скрестив на груди руки. Десять лет, а порой все еще представит трудно. Да как же ты с ним сошлась, Джудит, милая? Да вот, понимаешь, был конец света, и так вышло, что…
Джудит прислонилась к стене, чувствуя спиной грубую шероховатость висящей там медвежьей шкуры, и вновь ощутила в себе ту подспудную неуемную тревогу, не дающую ей покоя вот уже не одну неделю. Десять лет, и Ховик, похоже, начинает чувствовать, что он засиделся. Понятно ведь, что в тот брошенный городишко он наведался не просто по оплошности; таких ошибок Ховик не допускал, как бы сам он этим ни бравировал. Просто это новое, и тем более пугающее стремление к риску, накопившееся за долгое время; остается только гадать, чем все это кончится в следующий раз. Что взять с человека, первые сорок лет жизни гонявшего на мотоциклах, служившего (а потом выкинутого) в морской пехоте, угодившего в тюрьму и сбежавшего оттуда налетчика, угонщика машин и Бог знает, чего еще — взять такого и взвалить на него вдруг ответственность за судьбу племени отщепенцев, уцелевших в горниле самого мрачного десятилетия в человеческой истории, да потом еще и навесить на него вдобавок семью — чего же, спрашивается, ожидать? Тут впору дивиться, что этот чертов верзила терпел так долго!
Ховик, не открывая глаз, неожиданно подал голос: — Сколько уже времени прошло? Десять лет?
— Да, — отозвалась Джудит, вздрогнув от неожиданности. — ты имеешь в виду, с той поры, как…
— С той поры, как все полетело в тартарары. — Ховик, сев, обвел округлым жестом стены прямоугольной комнаты: шкуры и одеяла на стенах и полу, свечи в самодельных подсвечниках, повсюду развешано оружие. — С той, пожалуй, поры, как мы здесь так вот, что называется, живем. — Он потер глаза. — М-да, я посчитал, получается вроде как десяток лет. Четыре здесь, а до этого лет шесть там, на Юге, в старом лагере Сопротивления. Не помню, сколько мы бродяжничали в промежутке, когда нас оттуда выкурили.
Он остановил взгляд на Джудит. — Господи, Джудит, знаешь, мне же пятьдесят лет! Куда оно, к черту, успело все хлынут? Иногда у меня ощущение, — он тяжело покачал головой, — даже, хрен бы его, не знаю, как сказать, что за ощущение…
«О Господи, — подумала Джудит, — ему скучно! Только что дрался насмерть с четырьмя вооруженными людьми, и ему скучно!» — Франклин Рузвельт Ховик, — отчеканила она вслух, — если ты снова начинаешь свои пещерные сумасшедшие…
Ховик неожиданно разразился смехом.
— Ладно, ладно. В этом доме, часом, нет чего-нибудь съедобного?
По пути на кухню он привычным медвежьим движением обхватил Джудит за талию.
— Слушай, кстати о сумасшедших. Скажу тебе сейчас кое-что жуткое. Джо Джек вчера повстречал на шоссе каких то бродяг, они шли с юга, и он разговорился. Так они сказали, что где-то там на юге какая-то полувоенная братия собрала — веришь, нет — целый поезд, и катит на нем. Падла буду! — истово воскликнул он в ответ на ее ошалелый взгляд. — Поезд, настоящий! И на вранье не похоже, теперь во все можно поверить.
4
Генерал Джеймс М. Декер (М. вместо Михенер; мать генерала во время беременности дважды прочла «Сказки Южного Океана» и считала Джеймса Михенера величайшим писателем всех времен), некогда майор Декер национальной гвардии штата Аризона, а теперь главнокомандующий Армией Америки, прочистил глотку и изрек: «Было бы бесцеремонным с моей стороны, равно как и всякому другому смертному, претендовать на то, что я лично избран Всемогущим. Я бы просто сказал, что настало время, когда я не мог уже больше отвести от себя убеждение, что мне назначено быть орудием Провидения». — Сделав паузу, он посмотрел сверху вниз на склоненную голову молодого солдата, старательно капающего в желтом гроссбухе, пытаясь угнаться за словами генерала. — Слово «Провидение» с заглавной буквы, так-то вот, рядовой Хутен.
— Слушаюсь, сэр, — с некоторым отчаянием выдохнул рядовой Хутен, торопливо записывая. — И «Всемогущий» — тоже с заглавной, да?
— Безусловно, — подтвердил Декер и вздохнул. Очень симпатичный юноша, но не секретарь. Чего бы он, Декер, не отдал за настоящего квалифицированного секретаря с навыками стенографии! Может, надо было сначала подыскать кого-то более компетентного, прежде чем начинать диктовать мемуары. С другой стороны, такого можно и вовсе не дождаться, а так, по крайней мере, лучше коротать время в эти долгие стоянки, пока впереди ремонтируют пути.
— Это чувство особого назначения моей жизни, продолжил он диктовку, — часто посещало меня еще задолго того, как вирус, или Чума, как его поименовали, — «Чума» заглавной буквы, Хутен, — обозначил окончательный развал цивилизации у нас в Америке. — Абзац.
