Борис Орлов - Испанская партия
- Вот как получается, товарищи. Товарищ народный комиссар обороны докладывает, что операция по претворению в жизнь решения Лиги Наций может и должна пройти успешно. Товарищ председатель Главного Управления Государственной Безопасности сообщает, что его управление предприняло все необходимые меры по обеспечению успеха данной операции. Товарищ народный комиссар путей сообщения отдал указания своим сотрудникам об исправлении графика следования железнодорожных составов таким образом, чтобы все части, все вооружение, все боеприпасы, все дополнительное снаряжение вовремя и в срок оказались в порту Ленинграда. Товарищ командующий Красным Флотом выделил из состава Черноморского флота целую эскадру, которая уже идет в Ленинград. И вдруг товарищ Литвинов утверждает, что как народный комиссар иностранных дел он не может обеспечить безопасную перевозку войск и грузов в Испанию, а как большевик, - Сталин выделил голосом слово "большевик", - он заявляет, что все предложения, все решения - все, предпринятое этими товарищами - авантюра! Как вы считаете, товарищи: прав товарищ Литвинов или нет?
Максим Максимович вдруг почувствовал, как у него заледенели пальцы на руках и на ногах. Так значит, это было не обсуждение вариантов?! Значит, решение было уже принято?!!
Он затравленно огляделся. Ворошилов порывался что-то сказать: должно быть хлесткое, оскорбительное, уничтожающее, но не смел начать без команды. Литвинов встретился глазами с Кагановичем, продолжавшим сидеть за столом. На лице Лазаря Моисеевича было то выражение, которое лучше всего описал классик Фонвизин: "Вот злонравия достойные плоды!" Берия хранил спокойствие и молчание, но от его спокойствия явно веяло приговором, а от молчания - могилой...
Наркоминдел понял, что погиб. Погиб окончательно и бесповоротно. Сейчас сюда вызовут охрану, его отконвоируют на Лубянку, а потом... О том, что произойдет потом, думать не хотелось до колик в животе, но память услужливо подсказывала: будут допросы, будут выдавленные и вырванные признания - тем более, что признаваться есть в чем: вспомнятся и шашни с опальным Троцким, и задушевная дружба с английскими дипломатами! - и все припомнится, всякое лыко - в строку! И будет позорище процесса, и остроумный, ироничный Вышинский поведет свое издевательское представление так, что суровый приговор в конце воспримется долгожданным избавлением от насмешек. Только вот за этим приговором последует...
- ...Так что же товарищ Литвинов скажет нам как народный комиссар иностранных дел и как большевик? Как он ответит, глядя в глаза своим товарищам?
"Оказывается, Сталин еще что-то говорил" - понял Максим Максимович. Это был добрый знак - знак того, что не все еще потеряно. Нужно только постараться, чтобы загладить свою вину, получить возможность исправить ошибку. Резко повернув на сто восемьдесят градусов, Литвинов зачастил:
- Сегодня же будут подготовлены официальные уведомления правительствам Финляндии, Эстонии и Латвии о целях и задачах конвоев. Комиссариат иностранных дел подготовит заявление в Лигу Наций об исполнении ее решения и обращение ко всем странам-участницам о мирных намерениях Советского Союза. Письмо королю Дании, как главнокомандующему флотом и отношение к Главному штабу датского военного флота о предоставлении лоцманов на основании предыдущих договоренностей. Отношение в наркомат финансов о подготовке оплаты лоцманских услуг, а также услуг по бункеровке и закупкам свежего продовольствия. Отношение в Копенгагенский порт, об остановке и погрузке заказанной провизии. Депеша в МИД британской империи, о проходе конвоев через Ла-Манш, как зону ответственности британского королевского флота...
Литвинов говорил все быстрее и быстрее, захлебываясь, торопясь перечислить все необходимые документы, письма, депеши, ноты, уведомления. Их названия и адресаты громоздились уже подобно Памирским вершинам, стремясь догнать и перегнать пики Ленина и Сталина, а наркоминдел все не останавливался. В его голове раскаленным шилом пылала спасительная мысль: если обрисовать всю сложность проблемы, то его не сместят прямо сейчас! Коней на переправе не меняют! А потом - о, потом он докажет свою верность, подтвердит свою нужность и необходимость. Только бы вот сейчас... И он с каким-то отчаянным остервенением придумывал все новые и новые документы.
Сталин благосклонно внимал разошедшемуся главному дипломату СССР. Ворошилов быстро устал от обилия перечисляемых названий и должностей, потерял нить Литвиновских разглагольствований и теперь яростно пытался вновь уловить их смысл. Каганович отрешенно думал о своем, в частности о том, откуда взять дополнительно пятьдесят паровозов? И пятьсот вагонов. Как минимум. Берия слушал наркома иностранных дел, усмехаясь про себя. Он уже давно раскусил хитрость Литвинова, и теперь только и ждал того момента, когда тот, окончательно обалдевший от пережитого ужаса, пойдет по кругу. Точно пони в цирке.
Не дождался. Сталин остановил разошедшегося наркома и мягко заметил:
- Все это очень важно, товарищ Литвинов, но мы здесь - не специалисты в дипломатических хитростях. Не разбираемся в них, да ним и не надо, - он доброжелательно кивнул Максим Максимычу, - У нас ведь есть вы. Нам с товарищами интересно другое: все эти дела будут выполнены к середине марта?
- Так точно, товарищ Сталин! - ответил Литвинов по-военному, изо всех сил стараясь встать по стойке "смирно", чем вызвал у Ворошилова и Берии слабые улыбки. - Я ручаюсь за товарищей из моего... нашего наркомата!
- Вот и хорошо. Думаю, что если к товарищу Литвинову нет вопросов, мы его отпустим? У него очень много дел.
Литвинов пропустил последнюю шпильку Сталина мимо ушей и вылетел из кабинета только что не бегом. Он так торопился в наркомат, что Поскребышев догнал его лишь на пороге приемной. Глядя сквозь Литвинова своими неестественно светлыми глазами, он протянул Максиму Максимовичу кожаную папку:
- Вот, товарищ Литвинов. Вы забыли...
11.15, 06 февраля 1937 г, Средиземное море
- Закончить бункеровку!
По этой команде огромный, армированный стальной проволокой рукав, протянутый от танкера "Эмбанефть" к крейсеру "Красный Кавказ", был отсоединен от приемной горловины и сброшен за борт. По зеленоватой воде тут же расплылось черное мазутное пятно. Оно истончалось, светлело, и, наконец, осталось только переливающейся радужной пленкой, которую тут же разорвали на части невысокие волны.
Помощник командира посмотрел на часы и изобразил на лице нечто, долженствующее означать: "Плохо, плохо, очень плохо!". Хотя на самом деле душа его пела от радости: бункеровка окончена на семнадцать минут раньше назначенного срока. Молодцы, краснофлотцы!
Эскадра начала перестраиваться в походный ордер. "Красный Кавказ" встал в голове строя, и пока остальные корабли и суда занимали свои места, капитан Заяц решил провести авиаразведку. На крейсере развернули катапульту и в небо взвился старенький "карлуша". Это был "КР-1" - "корабельный разведчик первый" - летающая лодка Хейнкеля, закупленная еще в тридцатом году, получившая среди пилотов и матросов неофициальное прозвище - "карлуша" или "кряк" - за напоминавший карканье или кряканье характерный звук при запуске двигателя. Покачав крыльями, "карлуша" начал быстро уменьшаться в размерах, пока и вовсе не истаял в сине-зеленом зимнем небе Средиземноморья.
Сейчас курс эскадры лежал на северо-запад, оставляя Сицилию на севере, а Мальту - на юге. В самом скором времени, рассуждал Николай Филиппович, можно ожидать появления итальянских кораблей, обеспечивающих "политику невмешательства" в Испанские дела, а на деле - препятствующих оказанию помощи Испанской республике. А потому, воздушная разведка - вещь остро необходимая.
Черноморский флот отдал ЭскОН большую часть того, что имел. Из шести самолетов-корректировщиков эскадра получила четыре: два на "Красном Кавказе" и два - на "Червонной Украине". Заяц задумался: не отдать ли приказ Кузнецову, поднять в воздух еще один самолет? Чтобы зона поиска была пошире? Хотя запуск самолета с "Червонной Украины" был значительно сложнее, чем с "Красного Кавказа": катапульта там стояла старая, еще немецкая, переданная с "Парижанки". Когда-то она была лучшей катапультой Рабоче-крестьянского Красного Флота, но с тех пор утекло много воды, и много краснофлотцев прикладывали к несчастному агрегату свои "умелые" рабоче-крестьянские руки. Не забывали они и про истинно пролетарскую смекалку, отчего продукт сумеречного германского гения начал работать с перебоями и нормальный запуск, несмотря на все усилия и все ремонты, получался через раз.
Однако как только командир ЭскОН все же решился и велел вахтенному начальнику передать каперангу Кузнецову приказ задействовать еще одного воздушного разведчика, неожиданно пришел доклад с наблюдательного поста: КР-1 на полном ходу возвращался к крейсеру. Это могло означать одно из двух: либо самолет не в порядке и теперь флагман ЭскОН останется только с одним разведчиком, либо - контакт с вероятным противником. И Николай Филиппович тихо надеялся, что, может быть, ему сильно-сильно повезет, и его корабль просто лишится гидроплана...
